Крупным сочинением концертного плана является Фантазия "Картины" ор. 5, впоследствии получившая наименование "Первой сюиты для двух фортепиано". Произведение написано композитором в 1892 году и посвящено П.И.Чайковскому. В него входят следующие части: "Баркарола", "И ночь, и любовь", "Слезы", "Светлый праздник". В самом заглавии этого произведения подчеркнуто стремление к красочному звукописному воплощению образов. Каждая из четырех частей цикла снабжена стихотворным эпиграфом, поясняющим авторский замысел. Отталкиваясь от образов текста, он создает свободные музыкальные парафразы на них.

[700x549]

Эпиграфом к первой части Фантазии — Баркароле — служат выбранные строки из юношеского стихотворения М. Ю. Лермонтова «Венеция».
Ее опорный тон слышится почти непрерывно, создавая впечатление звенящего в пространстве высокого и светлого звука.
 

Меж тем вдали то грустный, то веселый

Раздался звук обычной баркаролы.

Выразительная песенная тема сочно и ярко звучит в среднем регистре.Это своего рода авторское послесловие, по смыслу близкое элегически окрашенным последним строкам стихотворения Лермонтова:

Опять сравняется вода,
Страсть не воскреснет никогда.

Тонкостью звукописных средств выделяется вторая пьеса — «И ночь, и любовь...», эпиграфом для которой Рахманинов избрал стихотворные строки Байрона:

То час, когда в тени ветвей
Поет влюбленный соловей,
Когда звучат любви обеты,
Огнем живительным согреты,
И ветра шум, и плеск волны
Какой-то музыки полны...

Композитор стремился передать в музыке этой пьесы общую-поэтическую атмосферу, выраженную в приведенных строках. После вступительного построения, вызывающего в памяти знакомые романтические образы таинственной застывшей тишины, идет тонально неустойчивый раздел типа каденции с легкими, шелестящими пассажами и «щебечущими» фигурками, имитирующими соловьиное пение. На фоне этих неясных шорохов и звуков, улавливаемых слухом в ночной тиши, возникает страстная, взволнованная любовная тема..

Эпиграфом к третьей части пьесы «Слёзы» служит известное стихотворение Ф. И. Тютчева «Слезы людские, о слезы людские!». Есть указание на то, что ее замысел был навеян воспоминаниями о печальном и унылом звоне монастырского колокола в Новгороде, куда Рахманинов иногда наезжал в детские годы, гостя в имении своей бабушки С. А. Бутаковой. В этой части композитор претворяет подслушанную им грустную «песню колоколов» в самостоятельный музыкальный образ. Медленно мелодическая фигура из четырех звуков ассоциируется одновременно и с ровными, тяжелыми ударами большого колокола и с образом падающих и застывающих слез.

В последней части Фантазии — «Светлый праздник» — композитор выходит за пределы элегически окрашенной или светлой поэтической лирики, создавая монументальный эпический образ. И здесь основой музыкального образа служит колокольный звон, но не тоскливо-однообразный, навевающий печальное раздумье, а торжественный, ликующий, гулко разносящий по земле благую весть.