Только  в неприемлемой для жизнедеятельности обстановке местного социума может возникнуть потребность длительного разбора мелких эпизодов детства. На этот раз таковым стал осенний день, когда пять шестилетних или около того человек решили, что им непременно нужно убить кошку.

Они поймали кошку у традиционной дворовой свалки и убедились, что никакого ошейника на ней нет, после чего сунули в старый мешок из-под сахара. У одного из них неслучайно оказался косо заточенный перочинный нож. Они стояли вокруг притихшего мешка и передавали нож, казавшийся теплым, из рук в руки, и никто не решался ударить, даже мальчишка, прослывший самым пробивным во дворе. Они подходили, садились у мешка на корточки, поднимали его в воздух - и опускали на асфальт, суя нож в ближайшую ладонь. Не помогало даже великое и беспрекословное "на слабо". Я ударил, когда нож оказался у меня в руках во второй раз, а девочка, которая осталась с нами из интереса, сразу заплакала.

А через несколько лет, когда рядом со мной отдал концы отравленный пес, я сам заплакал. Сегодня так и не понял, почему.