Глава 4. Преодоление.


Страж никогда и ничего не боялся. И просил о помощи силы, неподвластные ему, он лишь один раз, когда его возлюбленный умирал от ран, не желая принять спасение. Но теперь… Теперь даже такой подпорки для его полного ужаса разума быть не могло: он не верил в исполнение молений. Тана тогда ничто спасти не смогло.
Теперь новообретенный Тан метался в узком коридоре между жизнью и смертью, а Страж мог лишь бесстрастно наблюдать… Он не мог даже предполагать действия напитка из крови на человека. Он лишь видел, как его кровь спасла вожака стаи много лет назад. Знал то, что старый седой волчара намного пережил всех своих однолеток и жил даже уже не человеческий век, а гораздо дольше, обретая разум, сохраняя прежнюю силу. Но что будет с человеком?
Найденыш тяжело бредил. Судя по обрывкам слов, срывавшихся с потрескавшихся, сожженных жаром губ, он переживал какие-то самые страшные моменты своей жизни. Чудовища, порожденные страхом и горьким чувством вины, окружали его, заставляя сильнее желать освобождения, желать смерти. Слова были невнятны, и Страж мало что мог понять из бредовых речей. Но имена Изольды и Короля повторялись постоянно, связываясь вместе, и видно было, что эта связь была мучительна для разума Тана. Он словно кружил на месте в темном лабиринте, раз за разом пытаясь найти выход в одном и том же месте, и раз за разом повторяя все ту же фатальную ошибку.
Страж поднялся с ложа, где сидел рядом с Таном, не давая тому раскрыться в бреду и дать холоду добить себя. Прошло уже несколько часов ожидания, но человеку лучше не становилось, казалось даже, что с каждым часом он все ближе и ближе подходит к порогу смерти. Да, жить он не хотел, Страж это понимал, но единственной надеждой оставалось то, что действие крови, проклятой даром бессмертия много лет назад, проявится до того, как станет слишком поздно. И надежды оставалось все меньше, словно сосуд, полный живой влаги, истекал ею напрасно, будучи разбитым по неосторожности.
Он был слишком… Да, пожалуй, стар, чтобы верить в исполнение чуда. И все же… Вновь обрести, чтобы тут же потерять… Так не должно было быть!.. С оглушительным грохотом пополам разломилась каменная столешница, по которой пришелся удар кулаком Стража. Мгновенно поднялась на ноги притаившаяся где-то в темноте замка стая, золотые глаза зверей впились в полное ярости лицо их владыки. Они были готовы к нападению и встрече с новым врагом. Никогда ни один зверь не ощущал подобного гнева и страха, исходящего от их Стража. Седой вожак внезапно шагнул в круг, освещенный огнем. Разумные огненные глаза глянули прямо в лицо владыки. Только он мог так сделать, только он выдерживал страшную силу человеческого взгляда в упор. Только он был спасен тогда… Помилован за верность.
− Что? Что ты хочешь сказать? – Глупо спрашивать совета у зверя. Но упрямая седая башка чуть склонилась в сторону, широколобая голова оказалась у самой руки полузверя, разбитой в кровь после удара по камню. И быстрый кивок, легкое касание белоснежной шерстью окровавленных пальцев. Как если бы вожак испрашивал… ласки?!!
− Тыыы??? – Повторное движение волчьей морды вдоль руки Стража двойного толкования не давало. Ласка… Позвать… Тогда, на поляне, когда умер Тан, в отчаянии от потери он позвал раненого молодого волка. И тот пришел, притянутый обратно магической силой проклятой или благословенной крови, дарующей бессмертие. И жил…
− Да…
Зверь мгновенно отступил во тьму. Даже для него была мучительна схватка со смятенным разумом Стража, что уж говорить о рядовых членах стаи. Но Страж его понял. А значит, не повторится того ужаса, который он пережил, будучи совсем молодым…
Страж понял. И душу охватило спокойствие лучника, натягивающего тетиву ради победы в битве. Надо сделать все, чтобы не повторить зеркально того, что уже произошло очень много лет назад. Не повторить. Позвать обратно. Так просто, оказывается… Да…
Он подошел поближе к ложу, где из последних сил бился со смертью Тан. Найденыш. Новообретенный. Совсем не похож на прежнего: смуглая кожа, немного скуластое лицо, красиво изогнутые темные брови. Каштановые волосы, подстриженные в кружок. Почти такого же цвета, что и у самого Стража. Зеленые глаза плотно спрятаны за сомкнутыми веками. Тень от длинных ресниц на щеке. Совсем чужой… И все же…
Страж опустился на колени перед ложем, подсунул руку под голову Тана, приподнимая ее, жесткие пальцы другой руки коснулись лица юноши. Так просто, позвать… Чужого. Предателя и изменника. Вынесшего себе приговор… Тана. Вновь обретенного. С надеждой на то, что ошибки на этот раз будут исправлены. С верой в милосердие.
На мгновение Страж повернул голову в сторону каменного ложа. И затянутой паутиной фигуры с давно сошедшей позолотой. Он исполнил слово, данное когда-то. Деревянная кукла по-прежнему жила в его доме. Он не пытался ее уничтожить даже тогда, когда из его жизни ушел Тан. Это была просто раскрашенная кукла, не более и не менее…
Грудь юноши внезапно приподнялась от тяжелого вздоха, словно пришло пробуждение от страшного ночного морока. Страж с тревогой вгляделся в лицо найденыша. Стремительно розовели синие губы, лихорадочный румянец исчезал. Дыхание выравнивалось, мучительная гримаса тревоги на лице исчезла. Беспамятство переходило в глубокий сон. Прикосновение ко лбу уже не обжигало жаром печи, лихорадка покидала измученное тело. Тан жил…
Чтобы скрыть горькую укоризну своего разума и не сбросить Тана вновь в бездну смерти, Страж шарахнулся за дверь, на мороз, встал босыми ногами на белейшее полотно снега перед порогом, вдохнул морозный воздух. Метель закончилась, серебристо светящаяся пелена снега покрывала все вокруг… Глубокая тишина. Ясный свет звезд. Почему милосердие проявлено к нему? Почему не…
Как это было тогда? Ворох рыжих осенних листьев, похожих цветом на волосы Тана. Высокий погребальный костер, сооруженный из поваленных деревьев. Он сам уложил мертвого Тана на ложе из шкур и листьев, расправил меховой плащ, словно мертвому могло быть холодно, переломил подпиленный меч, предавший своего хозяина, и звонкий рог, не спасший от смерти и не вызвавший подмогу. Погребальный костер горел весь день и всю ночь, оставив лишь огромную выгоревшую проплешину среди леса, кучку пепла, обгоревшие сплавившиеся металлические останки оружия. Вот и все. Замок посреди лесов и гор, полный холода и ненависти ко всему миру. И Лунный Страж, хозяин этого замка… Так было…
Слабый стон из глубины дома. Страж мгновенно очнулся, из освещенного луной зимнего мира торопливо шагнул обратно, к теплу очага, к Тану. Еще очень многое нужно было сделать, чтобы человек смог жить в его замке. Чтобы было тепло, чтобы была людская еда, чтобы Тан… Чтобы Тан… Да, чтобы найденыш смог его полюбить…
Страж никогда и ничего не боялся. Но, чем долее он находился возле юноши, тем больше полнилось его сердце суеверным страхом. Он стал бояться потери. Тан выздоравливал медленно и тяжело. Перейти за грань смерти Страж ему не дал, но найденыш по-прежнему не хотел жить. Словно пытался заплатить своей жизнью за то, что он сотворил в прошлом. Когда Страж пытался заговорить с ним, он лишь отворачивался, не желая отвечать, даже не желая смотреть в сторону полузверя. Стража он перестал бояться, словно, заглянув за грань, научился различать мнимую и реальную угрозу. И понял, что Лунный Страж опасности не представляет. Да он и не мог быть опасен для Тана. Нянькался с ним, как с малым ребенком, пытаясь заставить есть, пить, улыбнуться… Не давать замерзнуть, не давать думать о том, что произошло в зимнем лесу…
Страж уже знал, что мертвое тело женщины забрали через пару дней после того, как он унес Тана в свой замок. Стая доложила. Волки очень не любили непрошеных гостей на своей земле, но тут пришлось смириться – так повелел Страж. Но Тан об этом знать не должен. Лучшим исходом было бы вообще забыть о том, что произошло с ним до встречи со Стражем. Но… каждое утро напоминало о рассвете, который не наступил для Изольды Белокурой.
Тан по-прежнему стремился к смерти. На исходе третьих суток, после того, как жар окончательно спал, Страж попытался накормить найденыша. И понял, что он даже не пытается проглотить хоть частичку пищи. Кровь охраняла Тана от насильственной смерти, но была бессильна при отсутствии желания жить. А он жить не хотел…
И Лунный Страж едва ли не впервые вступил в войну, чтобы сохранить жизнь человека. Разум полузверя отказывался понимать причины столь странного поведения найденыша. Если жизнь возвращалась в тело, то, по его разумению, надо было благодарить промысел богов или Бога, кому уж что понравится, и следовать предначертанной судьбе. Все так. Но Тан пытался бунтовать против решения высших сил. Говорить об искуплении, возможности попытаться все исправить Страж не умел. Первая же попытка Тана начать голодовку закончилась парой серьезных затрещин, синяками на лице юноши и черными отпечатками безжалостных пальцев Стража на его запястьях. Полу-волк шутить не любил. А уговорить не смог. Поэтому просто-напросто побоями заставил Тана хоть немного поесть и попить.
Каждый день теперь начинался одинаково, с попыток одного не подчиниться желаниям другого. И воевали уже всерьез. Тан сдавался только тогда, когда Страж впадал в бешенство и был готов придушить упрямого змееныша. То, что он боялся до безумия снова его потерять, отступало на второй план в сравнении с тем гневом, который найденыш умудрялся порождать своим неповиновением.
Слава богам, что стояли лютые морозы, перевалы были намертво запечатаны снегом и ни один вменяемый или невменяемый воин даже подумать не мог о том, чтобы попытаться преодолеть перевал Лунного Стража. Тан занимал все время и все мысли Стража, поэтому во временные дозоры стая уже выходила без него. Надежда была лишь на разум огненноглазого вожака, да на отсутствие самоубийц навроде Тана в стане врагов. Звери в стае бесились от одной только мысли, что их господин не с ними из-за какого-то тощего мальчишки, к тому же еще и очень больного, но пока в открытую выражать свое недовольство волки не смели. Страж был немилостив в таких случаях, и смерть была далеко не самым худшим наказанием в борьбе между Стражем и его стаей.
И все же… В один из ясных морозных дней, когда яркие солнечные лучи лишь играли на беспорочно-белой поверхности снега, не имея силы растопить серебряную сеть, сотканную из снежинок, Страж уловил тоскливый взгляд Тана на солнечного зайчика, случайно заскочившего в чуть оттаявшее окошко и беззаботно распрыгавшегося на меховом покрывале. В комнате замка было сильно натоплено, Страж прекрасно помнил, что человеку нужно тепло, и он не сможет жить в холодном волчьем логовище… Легкое движение исхудавших пальцев за маленьким отражением солнышка на рыжем меху. Осторожный поворот вспыхнувших интересом зеленых глаз в сторону окна.
Страж поднялся с изножья ложа Тана, где сидел неподвижно, отходя от очередного приступа бешенства, порожденного юношей. Громадная фигура заслонила окошко, и сияние света исчезло. На ставшем прозрачным из-за болезни лице Тана отразилось горькое разочарование. За прошедшие несколько недель это было первым проявлением интереса к чему-либо.
Полузверь размышлял какое-то время, упрямо наклонив голову. Потом, видимо, приняв решение, шагнул к ложу и легко поднял растерявшегося Тана вместе с кучей меховых одеял. И решительно шагнул к выходу из дома. Встал на пороге, щурясь от слишком яркого солнечного света, усиленного еще и сиянием белого снега. Мир словно воспарил в облака. Грубые уродливые стволы деревьев были покрыты мягким покрывалом, сотканным из серебра и пушистого белейшего меха горностая. Над лесом стояла глубокая тишина, словно зимний сон коснулся не только деревьев и трав, но и всех живых существ вокруг.
Тан молча полулежал на руках Стража, даже не пытаясь сопротивляться. Просто бездумно прислонился к жесткому плечу нечеловека и смотрел на переливы снежного сияния, глубокие синие тени возле деревьев, слушал тишину. И Страж стоял неподвижно, боясь потревожить внезапно возникшее чувство спокойного согласия с шальным найденышем. Внезапно Тан пошевелился беспокойно, зашелся в кашле. Страж вздрогнул.
− Хватит. Пора возвращаться.
− Еще немного… − Просительных ноток в голосе юного рыцаря не было. Он приказывал. Только голос хрипел и срывался, потому что это были первые слова, сказанные Таном за месяц.
− Хорошо…
Холод резал босые ноги полу-человека острыми ледяными лезвиями, но закутанный в ворох мехов Тан раз за разом выпрашивал еще несколько мгновений зимней тишины. И Страж терпел. Хотя бы ради того, чтобы на бледном лице появился небольшой румянец, чтобы печальные глаза загорелись интересом. Но сил у найденыша было немного, и он просто сомлел через малое время на руках у полу-волка, и был унесен обратно, в тепло, к огню…
В ответ на вопросительный взгляд Тана:
− Если не будет снега, то завтра можно будет еще немного побыть в лесу.
И попытка скрыть довольную улыбку при его непривычной просьбе:
− Я хочу есть…
Что-то произошло с сознанием юного рыцаря в тот день. И он прекратил войну по неизвестным для Стража причинам. Не пытался прикончить себя голодом. Или просто решил произвести маневр отступления с тем, чтобы вновь захватить прежние позиции чуть позже. В тактике ведения людьми войны Страж был мало искушен, поэтому он просто радовался тому, что Тан начал есть, перестал сопротивляться его решениям и исчезла необходимость в побоях. Впрочем, он прекрасно понимал, что после всего, что происходило между ними в течение последнего месяца, навряд ли Тан сможет увидеть в Страже не только упрямое и злое существо, соединившее в себе сущность волка и человека одновременно, но и того, кто отчаянно мечтал о возвращении прошлого, пережитого с погибшим, о любви.

И все же…

Время шло. Тан понемногу окреп. Внешне в укладе жизни замка мало что поменялось с его появлением. И поменялось все. Просто потому, что в логовище поселился человек. И Страж изо всех сил старался, чтобы Тан забыл обстоятельства своего появления здесь. Они очень мало разговаривали, Страж не любил болтовни, а Тану это было делать до сих пор трудно. Для обоих было достаточно прикосновений, пары слов…
Страж уже знал, как это бывает, когда рядом с человеком становится тяжело дышать, трудно находиться близко, потому что сердце начинает бешено колотиться и подкатывать к горлу… Губы путаются в самых простых словах, а при взгляде на развороченное утром ложе в голову приходят совершенно непристойные мысли. Когда один взгляд на любовные игры стаи приводит к бешенству. Когда кажется уже, что так жить просто невозможно. Он помнил те обстоятельства, при которых утраченный Тан стал принадлежать ему. Но сейчас между полу-волком и человеком стояла тень погибшей юной королевы. Невозможно было так быстро все забыть.
Да Тан и не забывал. Одного он никогда не делал – не просил прощения у их Бога, не прикасался к статуе Мадонны и ни разу не обращался к ней, хотя Страж точно знал, что вера во внешнем мире не поменялась. Что-то останавливало юношу от попыток хотя бы частично облегчить душу.
Просто он был другим. И не только внешне. Страж почему-то считал, что странное появление Тана в его доме вновь вернет то прошлое, которое он потерял много лет назад, но мечты оказались всего лишь глупой ложью. Лишь зеленые глаза юноши были подобны глазам Тана. Все остальное… Не было у него ни безмерной печальной терпеливости, ни отчаянного стремления к любви, несмотря на все потери. Ни преданности избранному пути. Страж понимал все это и, тем не менее, отчаянно искал способы сблизиться с юным рыцарем.
Он был другим. И Стражу вскоре предстояло понять это…