Знаешь, остаться бы маленькой и бессовестной; сердцу – смеяться, а горлу – просить веревки.
В шестнадцать любая мечтает о невесомости: быть подхваченной на руки и найденной легкой.
Чтобы вокруг – неровные, обмороженные края; чтоб уместиться в горлышко, отбитое у бутылки,
чтобы держали, но никто не сказал – моя, душу не пил из губ, уложив на ладонь затылком.
Под белым чайником пляшет синяя саламандра; полночь, бычки в помаде, скатерть в красном вине;
девочке так уютно в хрупком хитине скафандра с тонкой, едва заметной трещинкой на спине.
И вот меж лопаток трепещут смешные крылышки – божья отметина, чертова благодать:
мир утекает из пальцев за двери; выйдешь, а там – каждый охотник и каждый желает знать.
Ищут, куда подевалась, - не надо, вон она – спит на земле у оттаявшего ручья; столькими обнята,
схвачена за руки, расцелована – что стопроцентно,
гарантированно
ничья.