Семье Ульяновых принадлежал хутор Кокушкино. Единственное дело, которое Владимир Ульянов провел в качестве помощника присяжного поверенного, было дело о потоптании крестьянскими лошадьми земель его хутора. Крестьяне заплатили Ульянову штраф.
Мать Ленина сдавала землю хутора в аренду, а деньги посылала Ленину за границу, где он писал, что нужно отнять земли у помещиков.
На фабрике «Эрмен и Энгельс» в Манчестере рабочие в тяжелейших условиях работали по 13 часов в день. Заработанных денег им с трудом хватало на пропитание. Рабочих у Энгельса штрафовали по любому поводу и постоянно снижали и без того нищенские расценки.
На полученные за счет нещадной эксплуатации рабочих средства Энгельс всю жизнь содержал Маркса, который никогда не работал, и призывал отнять у капиталистов фабрики.
Лев Толстой с большим подозрением относился к толстовцам. Ни разу в жизни он не посетил ни одной толстовской коммуны.
Герцль всю жизнь прожил в Вене, откуда призывал евреев переселяться в Палестину.
В Палестине он пробыл 10 дней, больше не выдержал – грязь, жара, влажность, комары.
Леви Страусс терпеть не мог джинсов и никогда их не надевал.
Создатель коньячной империи Шустов был старообрядцем, следовательно алкоголя в рот не брал.
Пушкин всю жизнь трахал замужних дам, и писал эпиграммы на их мужей. Когда ему намекнули на возможность измены его жены, он вызвал обидчика на дуэль и погиб.
Самый пламенный защитник сионизма - журналист Борис Шустеф живет в Америке и в Израиль не собирается.
Александру Куприну, автору повести "Суламифь", написанной по мотивам "Песни песней", и рассказа "Гамбринус" о трагической судьбе еврейского музыканта, убитого погромщиками,
принадлежат следующие строки:
"Эх, писали бы вы, паразиты, на своем говенном жаргоне и читали бы сами себе свои вопли и словесную блевотину и оставили бы совсем, совсем русскую литературу. А то ведь привязались к нашей литературе, не защищенной, искренней и раскрытой, отражающей истинно славянскую душу, как привяжется иногда к умному, щедрому, нежному душой, но мягкосердечному человеку старая, истеричная, припадочная блядь, найденная на улице…»