А напишу-ка я, да и про работу. С седьмого класса я жужжала родителям про то, как я хочу стать журналистом и что лучше профессии на свете нет и быть не может, ибо. И сейчас я тоже готова жужжать про это же. Но долгими зимними вечерами, а также весенними днями меня посещают крамольные мысли. В сессию я мечтала о художественном институте, вот чтобы взять и выучиться на дизайнера чего-нибудь. Перед зар. литом хотелось хоть чашки идти расписывать. Чашек больше не хочется, но настигла меня новая беда. Имя ей - желание тихого, спокойного места. Червь сомнения гложет меня: достаточно ли у меня энергии, чтобы крутиться, аки электровеник, большую часть жизни? Все предыдущие годы я отчаянно спасалась от тихо-мирно-размеренной профессии, но теперь приятная тень какого-нибудь НИИ чего-нибудь манит, как никогда. Пришел к 9 на работку, ушел в 6. Тишь да гладь, светлых глаз нет приказу поднимать. И фланируешь ты, как средневерхненемецкий глагол, в своем филологическом мирке и жизнь вполне удовлетворительна. Нет потребности изображать воина пафоса каждый день, не надо мотаться со скоростью света от события к редакции, из редакции домой, а в полтретьего ночи на Фукусиму. Можно смело прятать за стеклами очков богатый внутренний мир, а вокруг будут люди, способные его разглядеть и знающие, что такое тематизация презенса сильного глагола в кельтских и германских языках. И ведь неплохая судьба, правда же.