Название: "Любимый или родной?" Глава 3
Автор: Kaiyara
Бета:
Пейринг: Ита/Нару, для этой главы Орочимару/Саске, в будуще возможен Орочимару/Наруто
Рейтинг: не знаю когда, но НЦ будет
Жанр: angst, яой
Дисклеймер: все права на персонажей принадлежат Масаси Кисимото
Примечание: АУ, обоснованный ООС
3. Решимость
Саске никогда не задумывался о будущем, не мечтал о том, кем станет, покинув монастырь, но все равно старался быть лучшим во всем: получал самые высокие отметки, самостоятельно осваивал сложные дисциплины, в тайне от брата и даже от Наруто пробирался в закрытое книгохранилище и читал запрещенные книги, изучал астрономию и «дьявольские» науки, презирая нелепые религиозные предрассудки. Но все это не имело никакой конкретной цели – Саске просто поглощал знания, не представляя, найдется ли им вообще когда-нибудь применение, оставляя решение этого вопроса на тот момент, когда ворота монастыря откроются перед ним, выпуская в огромный, полный самых разных тайн, мир. И это было, пожалуй, единственное, что по-настоящему объединяло его с Наруто и Итачи - мечта скинуть осточертевшую черную форму и обрести свободу.
Хотя Итачи в отличии от мальчиков уже давно мог покинуть обитель. Да: ему нравилось учить, нравилось находиться в окружении детей, нравились тихие часы молитвы в храме, однако именно ему, прожившему целых пятнадцать лет в огромном поместье в окружении любящих счастливых людей, было сложней всего выносить затворническое существование. После смерти родителей, братья Учиха, как и все их наследство были отданы судом под опеку церкви до момента достижения ими обоими совершеннолетия. И Саске знал, что Итачи тяжело здесь оставаться, но… он все равно не попытался убедить брата покинуть монастырь, пусть и ненавидел себя за это. А потом придумал оправдание: Итачи был необходим Наруто, ведь у него вообще никого не было кроме них. Со временем он даже сам поверил в свою ложь, запрятав глубоко в душе правду о том, что ему просто не хватило мужества и сил справиться с собственным эгоизмом и страхом.
Наверное, именно это послужило главной причиной его решению. Он слишком долго требовал от Итачи самопожертвования и теперь должен был отплатить за всю доброту, любовь и заботу, долгие годы бескорыстно отдаваемые ему.
Оставив Наруто с братом, Саске сперва заглянул на кухню. Дежурящие в эту ночь служки дремали возле очага, рискуя быть наказанными за недобросовестное исполнение своих обязанностей, но благодаря их безответственности, можно было легко проникнуть в помещение и стащить острый поварской нож. Что Саске и сделал, а потом также бесшумно выбрался из кухни, спрятал импровизированное оружие под штаниной, примотав его к голени тонкой кожаной полоской, и отправился в то крыло монастыря, которое занимал настоятель.
Он ни секунды не сомневался в правильности своего решения, смерть Орочимару должна была отвести опасность не только от его семьи, но и освободить всех несчастных обитателей монастыря, изо дня в день страдающих от рук изверга и его прислужников. Единственное, что лишь на мгновение поколебало его решимость, было понимание неизбежной потери – потери доверия Итачи и Наруто. Они прощали и простили бы ему все. Кроме этого. Оба были слишком чисты, оба крепко держались за свою веру в людей и Бога. Он потому и не стал посвящать Наруто в свои планы и запретил ему говорить о происходящем с Итачи, который достаточно хорошо знал взрывной характер своего брата и легко догадался бы, что тот задумал нечто отчаянное. И даже если бы не догадался, все равно совершил бы что-нибудь бесполезное, например, отправился бы к настоятелю с требованием оставить детей в покое. Саске был абсолютно уверен в том, что Итачи не сумел бы найти выхода из сложившейся ситуации, тем более… Тем более не было никакого другого выхода – Орочимару представлял собой беспринципного, опасного, беспокоящегося только об удовлетворении своих низменных потребностей, хищника – взывать к совести таких тварей, как он было бы пустой тратой времени и сил.
Отзвучали последние удары колокола на церковной башне, утихли шорохи в темных, пахнущих сыростью, коридорах, монастырь погрузился в тревожную тишину, даже воздух, казалось, замер в ожидании чего-то, какого-то страшного события.
Саске беспрепятственно дошел до покоев настоятеля, опасливо озираясь по сторонам, вытащил нож, на этот раз спрятав его в рукаве для того, чтобы с легкостью достать в подходящий момент и остановился перед массивной дубовой дверью, с прибитым к ней простым железным крестом. Столь аскетичное «украшение» казалось донельзя нелепым в окружении ярких дорогих ковров и кованых витых подсвечников, и, по всей видимости, являлось проявлением своеобразного черного юмора настоятеля, насмешкой над праведниками, добровольно отказывающихся от роскоши и красоты в пользу эфемерных идеалов религии. Впрочем, чтобы понять этот жест, необходимо было иметь достаточно мозгов и хоть какое-то представление об истинной сущности преподобного. Саске, обладающий и тем и другим, едва заметно усмехнулся – шутку оценил, а потом открыто, с мрачной веселостью улыбнулся: приготовленная им специально для преподобного шутка казалась ему намного смешней.
Прежде чем попасть в личные покои настоятеля, пришлось ждать в приемной пока слуга – дерганый молоденький послушник дрожащим голоском докладывал о необычном ночном посетителе. Саске даже передернуло, когда явное раздражение, с которым Орочимару отчитывал мальчишку за то, что тот посмел беспокоить его в такое позднее время, мгновенно исчезло, стоило несчастному назвать фамилию Учиха. И пропустили его мгновенно, хотя ждали, явно кое-кого другого, что прекрасно было видно по слегка недовольному выражению лица настоятеля.
- Учиха младший, – кисло «поприветствовал» он Саске. – Чем обязан? – а в следующую секунду вдруг вскинулся и с ощутимым беспокойством поинтересовался: - Что-то с Итачи-саном?
- С братом все хорошо. Благодарю за беспокойство, ваше преподобие, - и мстительно добавил: – Как и с Наруто.
Орочимару окинул Саске долгим пристальным взглядом, ему однозначно не понравился тон, которым сопляк отвечал.
- Наруто? – настоятель удивленно выгнул бровь. – Это тот оборванец, с которым постоянно возится Итачи-сан? А разве с ним что-то должно было случиться?
Орочимару грациозно опустился в изящное кресло с высокой спинкой, обитое дорогим бархатом глубокого фиолетового цвета и кивком головы указал Учихе на точно такое же, стоящее напротив.
- Прошу, Саске-кун, - настоятель закинул ногу на ногу, по-королевски красиво и величественно уложил руки на подлокотниках и с откровенным интересом принялся изучать своего юного подопечного.
Саске с подозрением оглядел предложенное кресло, будто оно само по себе могло принести какой-то вред, бросил хмурый взгляд на низенький кофейный столик, который, в случае, если бы он все-таки принял приглашение, отделял бы его от цели, и, надменно задрав подбородок, остался стоять. Орочимару равнодушно пожал плечами.
- Как хочешь. Ну так что там с этим мальчишкой?
«Он еще спрашивает!» Саске с негодованием воззрился на настоятеля, едва сдерживаясь от того, чтобы в ту же секунду вытащить нож и прирезать лицемерную тварь.
- Вы больше его не тронете, - угрожающе процедил он.
- Бог с тобой, дитя мое, - Орочимару всплеснул руками в притворном возмущении. – Что такое ты говоришь? И главное, Саске-кун, - настоятель замер, взгляд его в одночасье стал пугающе жестким. – Следи за тем, как со мной говоришь.
У Саске мороз пробежал по коже. В своем гневе он обрел храбрости, забыл, кто его противник, а теперь, боясь пошевелиться под немигающим, словно обладающим гипнотическим действием взглядом, ощутил, как на несколько мгновений испуганно замерло сердце, и выступил на лбу противный холодный пот, как волной накрыла и только под ответным натиском уязвленной гордости отступила паника.
Нож, приставленный к его шее, оказался для Орочимару большой и крайне неприятной неожиданностью.
- Я не за разговорами сюда шел, - голос Саске звучал хрипло от возбуждения. – Ты оставишь мою семью в покое.
- Слишком много на себя берешь, мальчишка, - зло прошипел Орочимару, но, ощутив холод стали на коже и тягучую острую боль, смягчил тон: – Опусти нож и я, возможно, смогу забыть об этом инциденте.
Саске криво усмехнулся и сильнее надавил на лезвие, с лихорадочным блеском в глазах наблюдая за тем, как набухает на коже под ним первая капля крови, как мгновенно оборачивается она тоненькой блестящей струйкой и останавливается на несколько мгновений во впадинке ключицы, прежде, чем расплыться уродливым пятном на светлом шелке халата. Он нервно облизнул пересохшие, подрагивающие губы и прошептал: - Вряд ли.
Орочимару собирался сказать что-то еще, а потом вдруг метнул короткий удивленный взгляд Учихе через плечо и неожиданно довольно произнес:
- Еще не поздно остановиться и добровольно понести наказание.
Саске на уловку не попался, только скептически хмыкнул и сердито сдвинул брови, призывая на помощь всю свою решимость, для того, чтобы сделать последнее движение.
- Давай скорее, - капризно прохрипел Орочимару. Саске испытующе заглянул в мечущиеся в панике глаза настоятеля. Он еще успел с некоторой долей удивления подумать о том, что даже такая сволочь способна почти достойно принять смерть, прежде чем что-то взорвалось в его голове ужаснейшей острой болью, а из рук сильным ударом выбило нож. Еще удин удар на этот раз чем-то тупым по шее свалил его с ног. Уткнувшись щекой в мягкий, пахнущий пылью и воском ворс ковра, Саске взглядом наткнулся на крупный покрытый узорами осколок и начищенные блестящие носы черных ботинок. Каких-то слишком маленьких. Детских…
Он все-таки потерял сознание, но, видимо, совсем ненадолго, потому как, придя в себя, обнаружил, что все еще находится в покоях настоятеля. Впрочем, это было не столь важно – теперь его в любом случае ждали сырые темные казематы, голод и побои, а возможно, и чего пострашней.
- Очнулся, наконец, – раздался совсем рядом чей-то незнакомый спокойный голос.
Саске дернулся в попытке встать, но потерпел неудачу - что-то не давало ему пошевелить ни рукой, ни ногой, что-то… внутри него самого, будто все конечности вдруг оказались не из плоти и крови, а из свинца или бетона. Ощущение было настолько противным, невозможным, что хотелось заорать во всю глотку. Ни разу Саске еще не испытывал такого, даже, когда его сковали и подвесили к каменной стене, он мог шевелиться, пусть немного, но он чувствовал свое тело и управлял им, а сейчас…
- Что со мной? – стараясь не сорваться на испуганный крик, выдавил он, обращаясь к незнакомцу.
- У тебя временно парализованы конечности, - последовал равнодушный ответ.
Саске похолодел от этих слов. Парализованы? Но разве такое возможно, чтоб отказывали только руки и ноги?! И как это – временно?
- Кабуто великолепный фармацевт, - Саске повернул голову на звук второго, к несчастью слишком хорошо знакомого голоса. – Благодаря его умениям, мы с тобой чудесно проведем время, Саске-кун, – Орочимару полулежал тут же на кровати, подперев голову кулаком, и, подозрительно ласково улыбаясь. – Обещаю.
Вот теперь стало противно по-настоящему. И страшно. Лучше бы его до полусмерти каждый день избивали в подвале, морили голодом и пытали, лучше бы его убили. Только не это. Неужели настоятель действительно собирался сделать с ним то, от чего сам Саске так хотел защитить Итачи?! Нечто грязное и унизительное, нечто такое, о чем даже ему стыдно было думать.
Наверное, весь ужас и отвращение, испытываемое им, отразилось в тот момент на его обычно таком холодном и спокойном лице, потому как улыбка настоятеля вдруг сменилась довольным хищным оскалом.
- Умный мальчик.
З.Ы. Я искренне и от всей душт ненавижу эту главу, поэтому заранее прошу у читателей прощения, если что не так. Еще здесь должна была быть сцена изнасилования Саски Орочимарой, но мой упрямый мозг напрочь отказался выдавать четкие картинки этого безобразия. Ну и ладно - не очень-то и хотелось. Лучше потом вытребую на законных основаниях у этой ленивой сволочи приличный трах для Наруто и Итачи.