Это цитата сообщения Литвен Оригинальное сообщение

В королевстве приморской земли




В королевстве приморской земли



Все началось с того, что он назвал ее Лигейей.
-Не называй своего имени, - смеялся он, ты будешь для меня Лигейей, впрочем, ты она и есть, даже не верится, что я первый, кто заметил.
-Не первый, кто заметил, но первый, кто назвал, - улыбалась она. – А не боишься? У сказки про Лигейю конец был, помнится мне, не очень веселый.
…Впрочем, им обоим было глубоко плевать на сказки с хорошими концами; жизнь их представляла собой бесконечную игру в декаданс. Когда упиваешься предчувствием смерти, всю прелесть жизни чувствуешь куда как острее.

Хотя нет.
Все началось раньше.
Утром пятницы она вышла на балкон и раскурила трубку, и долго глядела на сад: багрянец кленовых листьев, косые струи дождя, низкое стальное небо; в октябре хорошо курить ирландский табак и думать о смерти. Думать о смерти ей нравилось: она находила в этом что-то утонченно-болезненное, сводящее с ума, словно попытка представить хлопок одной ладонью или сосчитать все звезды на небосводе.
Да, в юности и в октябре хорошо думать о смерти.
А вечером того же дня, когда ливень стал сильнее – хотя казалось, куда еще? – в ее дом и заодно в ее жизнь ворвался он – сумасшедший, рыжий, промокший до нитки.

-Хозяюшка, - улыбнулся он, - какие же у него смешные ямочки на щеках и как очаровательно он прищуривает глаза, - я тут отправился в кругосветное путешествие и забыл, представь себе, зонт. И еще много чего забыл. Я, в общем-то, не то чтобы большой специалист по кругосветным путешествиям, но сегодня утром мне так захотелось увидеть Рейкьявик, Тель-Авив и Заилийский Алатау, что я, даже не позавтракав, ушел из дома. А зонт забыл. Как и все остальное. Не приютишь идиота?
-Проходи, - усмехнулась я, - сейчас мы найдем тебе теплый плед и сварим грог. – Я заговорщически улыбнулась, чувствуя, что с появлением рыжего мое настроение мгновенно взлетело до прямо-таки заоблачных высот, - у меня есть бутылка отличного темного рома.
Как тебя звать-то, путешественник?
-Зови меня Гест, - сказал он, - или зови меня Улисс, - или..
-Что насчет Агасфера? – ехидно поинтересовалась она.
-Отлично, - ухмыльнулся сумасшедший и рыжий. – Зови меня Агасфер.


Мы до утра сидели у камина: допивали остывший грог и составляли маршрут кругосветного путешествия. Я притащила с чердака карту едва ли не позапрошлого века и мы долго смеялись, разглядывая забавных средневековых морских чудовищ и сочиняя про них истории; потом он сложил кораблик из листа бумаги и опустил на карту, а я, затягиваясь до головокружения, дымила своим чудесным ирландским табаком, и наш бумажный корабль плыл сквозь туман по неизведанным морям.

С утра мы пили кофе с имбирем, гвоздикой и ванилью (я старалалась изо всех сил, колдуя над привезенной с востока туркой, и рыжий Агасфер по достоинству оценил мои старания) и сетовали на непрекращающийся ливень, из-за которого кругосветное путешествие пришлось отложить. Впрочем, в глубине души я радовалась: ведь это означало, что Гест-Улисс-Агасфер останется у меня еще хотя бы на день.
Он, кажется, тоже не особенно огорчался, и это было здорово.

Оказалось, что мы любим одни и те же книги, одно и то же вино и думать о смерти.
Мы снова говорили до утра, кругосветное путешествие вскоре было забыто, потому что оказалось, что целоваться нам нравится ничуть не меньше, чем смеяться или думать о смерти; и рыжий Агасфер, оказавшийся на моем пороге совершенно случайно, остался в нем навсегда.

Когда мы были вместе ( то есть всегда – с того момента, как я в первый раз увидела его смешные ямочки на щеках и очаровательный прищур синих глаз), с нами постоянно творились мелкие чудеса. Слова – написанные или произнесенные – сбывались, желания исполнялись с пугающей скоростью, нужные вещи находились, нехоженые тропинки сами ложились под ноги, книги открывались на судьбоносных словах, моя потрепанная колода марсельского таро и его полустершиеся руны на абрикосовых косточках сулили сумасшедшую, нечеловеческую любовь.

-Осень – это конец всех историй, - говорил он, - а наша, смотри-ка, только начинается.
-Потому что это не история, а сказка, - отвечала я, - сказка о любви и чудесах.
-Какая патетика, - смеялся он, - родная, ты веришь в чудеса?
-А еще в Санта-Клауса, вавилонскую библиотеку и зубную фею, - безмятежно отвечала я, - и тебе советую.

А потом он назвал меня Лигейей.

И на следующий же день мы встретили в парке странного старика: он бродил от скамейки к скамейке и ловко тасовал игральную колоду, что-то бормоча себе под нос, и, боже мой, на нем был френч и пенсне, какой модник, надо же. Я остановилась, глядя на его руки и пытаясь понять, что же мне кажется странным.
-Что, девочка? – он поймал мой взгляд и уставился на меня выцветшими старческими глазами.
-Вы тасуете колоду, словно это таро, - осенило меня. Я даже не обиделась на «девочку», потому что он не просто мешал карты, а еще и переворачивал их, словно и вправду в его колоде были страшие и младшие арканы, которые могут выпасть или прямо, или вверх ногами.
-Я не тасую, - строго сказал он. – Я играю.
-Вот как? – заинтересовался рыжий. – И во что же?
-Назови карту, - предложил старик.
-Семерка треф, - приподнял бровь Агасфер.
-Пожалуйста, - вежливо сказал старик, вытаскивая наугад карту и, не глядя, протягивая нам.
-Ух ты, - обрадовалась я, - и правда. А еще можно?
-Сколько угодно, - согласился он.
-А две можете?
-Хоть три.
-Дама бубен, червовая десятка, крестовый туз, - выпалила я.
Когда он, даже не глядя на колоду, вытащил три карты и вручил их мне, я уже почти не удивлялась.
-У вас крапленая колода, - заявил рыжий.
-Да ладно? – усмехнулся старик, протягивая карты моеу недоверчивому возлюбленному.
Тот тщательно иследовал колоду, ощупывая и чуть ли не обнюхивая каждую карту, и через некоторое время с растерянным видом вернул колоду владельцу. Тот покровительственно улыбнулся.
-Вот видишь, рыжий, - злорадно сказала я, - а ты не веришь в чудеса.
-И кто же этот достойный муж? – парировал Агасфер. – Санта-Клаус или зубная фея?
Старик обиделся, распрощался с нами и почти мгновенно исчез за деревьями, пожелав рыжему «beaucoup de bonheur et un peu plus de bon sens»*
Агасфер ошалело посмотрел еу вслед и схватился за голову.
-Черт возьми, - печально сказал он.
-Что, твои представления о мироздании безнадежно разрушены? – поинтересовалась я.
-Не в этом дело, - успокоившись, ответил рыжий. – Лигейя, это же был ангел необъяснимого.
-Ну тогда держись, душа моя, - я не удержалась и хихикнула, - сам виноват.

Впрочем, череды неурядиц за этой странной встречей не последовало, и вскоре мы забыли про чудаковатого старика; мы были до неприличия молоды и безбожно влюблены – нам не было дела до гримас судьбы и ее туманных намеков.

Рыжий играл мне на гитаре.
Я просто обожала смотреть на него, когда он играет: тонкие пальцы на железных струнах, вдохновенное лицо, прикрытые глаза с пушистыми ресницами и еле заметная морщинка между бровями; родные, знакомые руки, родное, знакомое лицо, а какой у него был голос…

Это было давно, это было давно
В королевстве приморской земли.
Там жила и цвела та, что звалась всегда,
Называлася Анабель-Ли, -
Я любил, был любим, мы любили вдвоём,
Только этим мы жить и могли.

И, любовью дыша, были оба детьми
В королевстве приморской земли,
Но любили мы больше, чем любят в любви, -
Я и нежная Анабель-Ли,
И, взирая на нас, серафимы с небес
Той любви нам простить не могли…

Допев, он молча смотрел на меня с какой-то тоской во взгляде, а потом выдал:
-Лигейя, выходи за меня.
-Что? – я была аюсолютно уверена, что ослышалась. Представить рыжего женатым было просто невозможно, хотя представить его женатым на мне было бы, конечно, приятно.
-Не что, а куда. Замуж. Люблю тебя больше жизни, намерен делиться горестями, радостями и последней бутылкой вина и так далее по тексту.
-Родной, - поинтересовалась я, - признайся, ты просто хочешь, чтобы я умерла и воскресла, напугав тебя до одури. Тебя гложет тоска по экзистенциальному ужасу, угадала?
-Лучше так, чем как в истории по Анабель-Ли, - серьезно сказал он. – Потому что в наша жизнь стала слишком похожа на сказку, а не все сказки заканчиваются счастливым концом.
-С каких это пор ты полюбил сказки с счастливым концом? – потрясенно спросила я.
-С тех пор, как полюбил тебя, - пожал плечами он.
-Хорошо, - сказала я. – Замуж так замуж. Для тебя мне не жалко умереть и воскреснуть, будем надеяться, Ровена окажется симпатичной.

Свадьбу назначили на середину октября – годовщину нашей странной встречи; долго выбирали платье, я никогда не любила белый цвет, я хотела красное – под цвет той судьбоносной осени, а рыжий утверждал, что к моим черным волосам нужно именно белое, и, принимая во внимание непринужденность осанки или непостижимую легкость и упругость поступи, цитаты из Эдгара меня уже почти не пугали, платье, по его мнению, должно было быть воздушным, легким и непременно с фатой; в общем, несмотря на мои бурные протесты, свадебный наряд получился самым что ни на есть банальным, ну и черт с ним, велика беда, подумаешь.

-Зато я все-таки узнаю, как тебя зовут, рыжий, - смеялась я за два дня до свадьбы.
-Не узнаешь, - хмыкал он, - я заткну тебе уши.
-Мы отлично будем выглядеть перед алтарем, - мечтательно улыбалась я.

Я стояла в церкви и, на мой взгляд, выглядела как полнейшая идиотка – в белом-то шелке и с фатой, мешающей выглядывать в дверях запаздывающего жениха.
Рыжего все не было. Мы ждали уже два часа, и немногочисленные гости давно начали перешептываться; к вечеру я осталась в церкви одна. Сняла надоевшую фату, присела на скамейку в первом ряду, обвела взглядом мраморных апостолов, посмотрела на распятого Христа; меланхолично подумала о том, что все слишком долго было хорошо и, надо полагать, мой рыжий наверняка сорвался все-таки в свое кругосветное путешествие.
И зонтик небось опять забыл, идиот.

Его, конечно, искали. Дом я обошла сама – не меньше дюжины раз, даже под кровать заглянула.
Видно было, что Агасфер все-таки собирался жениться: не было ни его фрака, который мы выбирали чуть ли не дольше, чем мое платье, ни шейного платка, ни запонок, которые я дарила ему на рождество.
Искали в лесу и в парке, и в городе; через пару недель энтузиазм соедей увял, я вытерпела несколько визитов почти незнакомых людей, весьма неискренне пытающихся мне посочувствовать, и окончательно поняла, что наша сказка закончилась.
Слез не было.


Годы шли, а я ждала; ждала рыжего Улисса, как ждала его Пенелопа. Женихов, правда, и полудюжины не набралось, и вязать носки, еженощно их вновь распуская, я не собиралась, поэтому всем был дан ясный и однозначный отказ. Я сидела у камина, я курила ирландский табак, я думала о смерти - одна. Я пыталась понять, что же пошло не так, почему наша история оборвалась так внезапно – и совсем не по Эдгару, чего мы так боялись и о чем никогда не говрили вслух; я перебирала воспоминания, как нищий перебирает медяки в горсти. Бродя по опустевшему дому, я постоянно натыкалась на его вещи и вертела их в руках, пытаясь заплакать, но слез не было.
Я ждала.


Все закончилось, когда в ее саду, безжалостно топча грязными ботинками багряные кленовые листья, объявился рудокоп по прозвищу Малой (выше ее на три головы и шире раза в два, все-таки рабочий люд горазд придумывать меткие и оригинальные прозвания) и, раскачиваясь с пятки на носок, смущенно пробасил:
-Ну, эта, мэм… Нашли, значится, жениха вашего.

Хотя нет.
Все закончилось позже.
Вечером пятницы, выслушав сбивчивые объяснения рудокопа, она рассмеялась , схватившись за дверной косяк, чтобы не упасть; распознав надвигающуюся истерику, взяла себя в руки, вернулась в дом, достала свадебное платье – мерзкое, отвратительно белое платье, надела фату и, вздернув подбородок, пошла к церкви, опираясь на руку Малого.

* * *
-Тильда, слышала, страсти какие? Жениха этой нелюдимой, ох бесы, опять имя из головы вылетело, второго дня нашли!
-Врешь, Нора! То ж когда было?
-Да чтоб мне на месте провалиться! Ты послушай только: пошли, значит, Малой с гуртом на старую шахту, ну, которая за лесом…
-Возле святой Берты, что ли?
-Ну да. Им какой-то сумасшедший денди кучу денег дал, посмотрите, говорит, можно ли там еще копать? Пообещал еще добавить, когда вернуться, они и пошли… Джонни сказал, они первым делом решили эти деньги в «Дырявой шхуне» пропить, но уж больно у старика того глазищи были страшные, белесые такие, он на Малого зыркнул, а ты Малого знаешь, он своим ребятам из голов быстро все мысли о выпивке выбил, да много ли там тех мыслей…
-Ну и?
-Не нукай, не запрягала! И спускаются они, значит, в шахту, а там эти, как их, о.. соляные отложения! И на них, значит, мертвяк лежит – рыжий, во фраке, так они сразу вспомнили байку про эту, как ее.. ох, да что ж у нее за имя такое, черта с два вспомнишь! А эти соляные отложения, в них такая хитрость, что мертвяк-то – не разложился совсем и не постарел даже! Лежит молодой, нарядный, видно, он тогда решил дорогу от святой Берты срезать…
-Вот и срезал, прости господи…
-А я о чем? А та ненормальная, как узнала, ты представь, одела подвенечное платье и пошла рядом с гробом – улыбается, словно и впрямь у нее свадьба. Видно, шибко она его любила, раз за полвека без малого ни за кого не вышла, все жениха ждала… Дождалась. А жених-то, как на божьем свете оказался, стареть начал – а гроб-то открытый! За полчаса из мальчишки в старика превратился, чтоб мне на месте провалиться!
-Да, дела… А ненормальная-то что?
-Да осталась на ночь в церкви с мертвяком, а поутру и ее мертвой нашли. Говорят, все улыбалась.
-Вот это любовь у благородных, а, Нора? Как в сказке.
-Что ж ты несешь, Тильда, какая это сказка - полвека мужика ждать, а дождаться мертвяка во фраке? Да сумасшедшая она, как же звать ее, черт с ней, прости господи… А старик тот, кстати, в тот же день исчез, ну да туда ему и дорога, раз уж его даже наши парни испугались…

* * *

-Здравствуй, Рыжий. Все вышло совсем не так, как мы думали, верно?
-Да, родная. Мы пытались обмануть судьбу, а вышло так, что судьба обманула нас.
-Вы мне льстите, дети. Ну какая из меня судьба? Я так, трикстер на побегушках, ангел небъяснимого, тоже мне, горазды все-таки вы, люди, придумывать меткие и оригинальные прозвания, ничего не скажешь.
-Не передергивай… Но ведь Рыжий все-таки поверил в эти твои чертовы чудеса, раз мы здесь, и твое появление было очень даже судьбоносным, не отрицай.
-Думай, как знаешь, девочка.
-Рыжий… Может, ты мне хоть теперь скажешь, как тебя зовут, а?
-Знаешь, Лигейя, то, что я тебя люблю, то что я умер пятьдесят лет назад самым идиотским из всех возможных способов и даже то, что все вышло по-твоему, абсолютно не означает, что я должен скзаать тебе, как меня зовут.
-Рыжий! Я уже и забыла, каким ужасным треплом ты можешь быть.
-Не сердись, родная. Честно говоря, я просто сам не помню.

Но, любя, мы любили сильней и полней
Тех, что страсти бремя несли,
Тех, что мудростью нас превзошли, -
И ни ангелы неба, ни демоны тьмы
Разлучить никогда не могли,
Не могли разлучить мою душу с душой
Обольстительной Анабель-Ли.








*Цитата из Эдгара По («Ангел необъяснимого»), который, в свою очередь, цитирует «Жиль Блаза».
Перевод с фр. – «много счастья и немного больше здравого смысла»