Есть такая песня, которую за последнее время я слушала уже более ста раз. В ней есть нечто,  настолько совпадающее даже не с настроением, а с состоянием души. Под нее хочется стоять под раскидистым деревом и смотреть, как спокойно течет вода в реке. Хочется лежать под звездным небом, и чтобы травинки щекотали лицо. Хочется сидеть на крыше и смотреть, как неспешно плывут облака. И чтобы было много белого и зеленого. А еще серого.

В ней есть некая отчаянная и немного грустная влюбленность в жизнь и свободу, и в то же время жгучее желание отказаться от этой свободы от чего-то несравнимо более важного, чем собственное «Я».

Может быть, я так долго её слушаю, потому что это одна из тех песен, у которых нет дна, которая не опускается на землю, а плывет над ней, где-то очень высоко, и в то же время так низко, что можно дотянуться рукой, оседлать и плыть куда-то далеко-далеко, где живут несбывшиеся мечты и несказанные слова.

А еще под нее хочется склонить голову на плечо того, кому можно рассказать всё на свете, и думать о чем-нибудь таком, чего не выразить словами.