Недавно услышала фразу, которой заканчивается этот фик. Почему-то вспомнила любимый сериал. В итоге получилось вот это.

И нежности ядом убита душа…
(А. Блок)

Она осторожно вышла из машины. Мужчина средних лет бережно подставил ей руку. Медленно подходя к дому, она молчала. Они не успели дойти до двери, как она бесшумно распахнулась от внезапного порыва ветра. Казалось, что не только семья, проживающая здесь, но и сам дом ждали возвращения своей хозяйки. Она тихо улыбнулась уголками губ. Дом. Она наконец-то дома! Мужчина сразу повёл её в гостиную, аккуратно усадил на диван и заботливо укрыл пледом, лежавшим на кресле и как будто специально приготовленным для неё. Хотя, наверное, так оно и есть. Как же она соскучилась по этому дому, по креслу, по этому пледу, который раньше доставался только зимой. И по этому запаху – необъяснимому аромату, который не может обитать в обычной городской квартире. Только в доме.
Мужчина, некоторое время постояв и посмотрев на неё, как будто боясь отвести взгляд и оставить её без внимания, всё таки ушёл на кухню. Он понимал, что ей нужно побыть одной. Она благодарно улыбнулась, когда он оглянулся, прежде чем выйти из комнаты. Удивительно, но находясь одна в этой большой комнате, она совсем не чувствовала одиночества, как это было раньше. Здесь всё было таким родным. Она неуверенно поднялась, слегка покачнувшись, но всё же удержавшись на ногах. Плед небрежно упал на пол. Не обратив на это никакого внимания, она сразу подошла к полке над камином. Там стояли рамки с фотографиями. Их семья. Она смахнула пыль со своей любимой фотографии и взяла её в руки. Её любимый мужчина. Её сын. На фотографии он улыбался. Как только она вошла в дом, она надеялась его увидеть. В больницу он приходил к ней каждый день. Где же он сейчас? По щеке скатилась слеза. Не слеза злости или гнева, не слеза печали или отчаяния. А прозрачно-хрустальная слеза светлой грусти, которую испытывает любая мать, осознавая, что её ребёнок уже вырос, и принимая это. По лицу её текли слёзы, но внутри она всё равно улыбалась, глядя на его фотографию. На ней он был такой взъерошенный и милый. Она нежно провела по фотографии рукой и прикоснулась чуть дрожащими губами.
Внезапно её сердце как-то радостно дрогнуло. Она оглянулась так быстро, что у неё закружилась голова. Она схватилась за каминную полку и начала медленно оседать. Парень, до этого молча стоявший в дверном проёме, тут же подлетел к ней и, подхватив её на руки, перенёс на диван. Поднял с пола плед и укрыл её.
– Глеб, – только и смогла прошептать.
А он ничего не говорил, он просто смотрел на неё и улыбался. И в его глазах была та самая любовь, которую она так долго мечтала увидеть, почувствовать. И ничего больше не нужно матери… Только это.
Она взяла его руку, прикрыла глаза и просто лежала так. Секунду, час, а может быть вечность. Она не знала, да и он вряд ли сказал бы. Но тут на пороге появилась девушка. Они не сразу заметили её. Некоторое время она наблюдала за ними, а по щекам катились маленькие слезинки. Она думала о маме…
Увидев девушку, парень встал и вышел из комнаты, ободряюще улыбнувшись ей. Она медленно и немного робко шагнула в комнату. В женщине теперь чувствовалась некая напряжённость, но она терпеливо ждала, когда девушка подойдёт к дивану. Но та не спешила, она сперва огляделась, подошла к камину и взяла ту же фотографию, которую недавно рассматривала женщина, потом достала ещё одну. На ней были мать и сын. Девушка долго всматривалась в эту фотографию, а затем, резко развернувшись, подошла к дивану.
– Я рада, что вас выписали, – сказала и сама удивилась, не ожидая от себя того, что действительно будет искренне радоваться за женщину.
– Спасибо, – еле выдохнула женщина, слегка приподнимаясь и тут же падая назад.
Девушка осторожно поправила плед и быстро ушла, ушла в свою новую жизнь. Выходя из дома, она вспомнила слова своей матери: «Тот, кто просит прощения не становится от этого ни большим, ни маленьким, а тот, кто прощает… его сердце очень большое…»