знаю, что эта часть, наверное, слабовата и сыровата... писалась она с неимоверным трудом, думала даже, что не напишу, вовсе брошу это дело... но написала-таки... вся сжалась в комок и мужественно жду тапки, помидоры и прочую всячину =)

Часть 7.

Звук глухого удара чего-то не слишком тяжелого о землю вернул Глеба в реальность. Последний такт растворился в воздухе и он открыл глаза. Стемнело. На ночном небе загорались первые звезды. Глеб оглянулся по сторонам, пытаясь понять что и откуда упало. Взгляд его зацепился за что-то белое, валяющееся у лавочки. Подойдя ближе, он понял, что это тот самый альбом, который он привез для Леры. Глеб поднял с земли стопку листов, перевязанных тонкой голубой лентой и увидел на первом из них карандашный набросок руки, пальцы которой перебирали клапаны саксофона. Еле заметная улыбка коснулась уголков его губ, исчезнув так же быстро, как и появилась. Он заметил, что одна из линий проведена так, будто рука художника дрогнула и карандаш съехал. В сердце его закралось нехорошее предчувствие. Он поспешил в дом и, кое-как засунув саксофон обратно в футляр, направился к спальне, в которой обосновалась Лера.

Из-под белой обшарпанной двери пробивался мягкий свет. "Может, она спит? Тогда зачем свет? Все еще злится? Тогда почему вышла рисовать? И зачем бросила альбом на землю и ушла?" - мысли бешеными скачками кидались от одного вопроса к другому, а ответов так и не было. Несколько минут Глеб, затаив дыхание, простоял у этой, видавшей виды, двери. Он изо всех сил прислушивался, пытаясь уловить хоть малейший звук, который намекнул бы ему на то, что происходит за стенкой, но все было тщетно. Наконец, не в силах больше слушать эту звенящую, пугающую тишину, он тихонько постучал и, не дожидаясь ответа, вошел в комнату.

Лера сидела на кровати, поджав ноги под себя, точно так же, как в ночь после похорон. Стук и последовавший за ним звук открывающейся двери отвлек ее от фотоальбома, который она держала в руках. Глеб узнал в нем семейный альбом Чеховых, который видел всего несколько раз и то мельком. Он успел заметить на лице "сестры" свежие дорожки слез, которые она тут же поспешила стереть. В ее глазах снова появились холод и пустота, они словно говорили: "Не подходи, мне ничего не нужно".
"Закрылась... опять" - промелькнуло у него в голове. Глеб с трудом подавил вздох отчаяния, норовивший вырваться у него из груди, и подошел ближе. Ледяной взгляд любимых глаз путал мысли, лишал дара речи, сбиваясь на каждом слове он заговорил первым:

- Лера... что случилось? Ты... я тут... вот... на земле валялось... - он протянул ей альбом и понял, что этого делать не следовало. В ее глазах неожиданно вспыхнула ярость, такой он ее еще ни разу не видел. Она молча перевела испепеляющий взгляд на его протянутую руку, судорожно сжимавшую несчастные листы, а затем резко посмотрела ему прямо в глаза и тихо заговорила, будто зашипела:
- Что ты ко мне пристал с этим рисованием? Что ты вообще ко мне пристал? Зачем привез сюда? Зачем все это? - ее шепот, постепенно набирая громкость, перерос в крик. - Чего ты хочешь от меня? Чтоб я жила дальше так, как будто ничего не случилось? Как будто Денис не умирал? Как будто его вообще не было? Ах, какая неприятность, братик преставился, давайте забудем это маленькое недоразумение и ... - Глеб не дал ей закончить, каждое Лерино слово было для него сродни удару ржавым ножом в самое сердце, он ожидал от нее чего угодно, но только не таких страшных речей. Боль и обида захлестнули его, и он сорвался:
- Что ты несешь?! Как ты можешь такое говорить?! Ты что, действительно думаешь, что смерть Дениса коснулась только тебя, что только тебе больно, что только ты страдаешь?! Разуй глаза!!! Вокруг тебя тоже есть люди и им тоже бывает больно! Я любил Дениску, он был моим братом!!!Как ты не поймешь!!! Ты...Ты никого и ничего не желаешь замечать!!! Я не ожидал от тебя такого! Ты ведешь себя как последняя...эгоистка!!! - Глеб резко отвернулся от нее,тяжело дыша, швырнул альбом в сторону и хотел было уйти, убежать, куда-нибудь подальше отсюда, от нее, но сдавленный голос, позвавший его по имени заставил оглянуться. Лера стояла посреди комнаты и вся дрожала, будто ее выгнали на сорокоградусный мороз, глаза ее наполнились слезами. Вся злость моментально схлынула, Глеб бросился к ней и прижав к себе, произнес срывающимся голосом :
- Лера, Лер...прости, я...я не хотел... - уткнувшись в его грудь, захлебываясь в собственных слезах, она шептала:
- Нет... все так... все правда... я... не должна была... я не... не знаю... что на меня ... нашло... Глеб, про-сти меня...я... - дальше разобрать что-либо не представлялось никакой возможности, рыдания, которые она пыталась сдерживать, наконец вырвались наружу и она отдалась в их власть.

Глеб гладил ее по голове и спине, пытаясь хоть как-то успокоить. Он и сам не совсем понимал, что только что произошло. Слова, которые они друг другу сказали, вернее, прокричали, были ужасными. Наверное, это боль, которая залегла в их сердцах, вырвалась наружу, и словно разбуженная змея, начала испускать яд во все стороны. Нужно было что-то делать с этой болью, ведь если она снова уснет, кто даст гарантии, что она больше не проснется. А новое ее пробуждение может иметь куда более тяжкие последствия. Боль нельзя душить, ее ответный удар может быть страшен, она наносит его исподтишка, в самый неожиданный момент, и часто мы не в силах справиться с таким ответным выпадом. Но что же тогда делать с болью, если не прятать ее? О ней нужно говорить, ею нужно делиться, конечно, только с самыми близкими людьми, с теми, кто не оттолкнет, а поддержит. Разделенная пополам боль теряет свою силу, и хотя она еще долго может испускать свой яд, он уже не так опасен, а постепенно и он иссякнет. Только вместе можно победить, преодолеть боль. По одиночке она сожрет каждого, кто встретиться ей на пути, не оставив от его души ничего.

***

Никто из них не знал, сколько прошло времени. Наконец, Лера немного успокоилась, к ней снова вернулась способность ясно мыслить и более менее членораздельно говорить . Она осторожно отстранилась от Глеба и тяжело опустилась на кровать. Он сел рядом. Пауза затягивалась, оба понимали, что нужно поговорить, но начать никто не решался. Глубоко вздохнув, Лера все же заговорила:
- Глеб... прости... я правда не знаю...
- Не надо, не извиняйся... тебе тяжело, я все понимаю... это ты меня прости... я не должен был... - прервал ее извинения Глеб.
- Нет, ты все верно сказал... я действительно ничего не замечала... замкнулась на своей боли... не думала ни о ком... так нельзя... - по щекам ее снова потекли крупные слезы, но она продолжала, ей нужно было выговориться. - Мне страшно... очень страшно... я не знаю, как теперь жить... После того как мама и папа... после аварии у меня остался только Дениска... я жила только мыслью о нем... Когда я узнала, что он болен... я бросила рисование, у меня не осталось ни одной мечты, кроме того, чтобы Дениска поправился... я пообщела Денису, маме с папой и себе, что не позволю ему умереть... что все будте хорошо... что он обязательно выздоровеет - Лера замолчала на минуту, чтобы перевести дыхание.

Глеб видел, что каждое слово дается ей с огромным трудом, ему было больно смотреть на то, как она мучается, но он понимал, что ей необходим этот разговор, чтобы справиться со всем, что обрушилось на ее хрупкие плечи. Она взвалила на себя слишком много. После смерти родителей она пообещала себе быть сильной, всегда и везде, ради того, что у нее осталось, ради Дениски. Она была как дикий плющ, обвивающий своими крепкими стеблями дерево, единственную опору, которой для нее стал младший брат. И вот теперь этой опоры больше нет, и плющ рухнул на землю, запутавшись в собственных стеблях, в своей бывшей силе.

- Я не смогла... не сдержала обещание. - после минутной передышки продолжила Лера. - Я так увлеклась этой новой жизнью... с Сашей... играми в детектива... я совсем забросила Дениса... а потом и вообще... уехала от него... это... это...я во всем... виновата... - слезы снова душили ее. Теряя последние силы, она уже сама уткнулась в плечо Глеба и тихонько заплакала.
- Ну что ты такое говоришь... ты ни в чем не виновата... просто так случилось... Мучая себя, ты ничем не поможешь Денису, пойми... - Глеб зажмурился, пытаясь скрыть набежавшие слезы. Ему тоже было трудно говорить, все это время он старательно прятал подальше мысли о брате, слишком тяжелые мысли. - Пойми, он умер и его не вернешь... но ты, ты жива... сейчас кажется, что мир вокруг рухнул... но он есть... он стоит... и ты должна встать... я не говорю, что нужно забыть... нет! Нужно пережить это...иначе нельзя... ты обязательно справишься! Мы справимся... - больше всего он боялся, что она спросит:"Как?", ведь он не знал ответа на этот вопрос. Он знал только, что так будет, что по-другому не может быть. Она справится, а как, это знает только время... Но Лера не спросила, она вообще больше ничего не говорила, а только сильнее прижалась к нему. Глеб тоже не сказал больше ни слова, все было уже сказано, теперь осталось только ждать.Он нежно обнял Леру и поцеловал ее мягкие, растрепавшиеся волосы. Так они просидели очень долго, растворяя свою боль, поделенную наконец пополам, в абсолютной тишине маленького деревенского домика...