***

1. Семья

“Даже самая прочная семья - не прочнее карточного домика” (Джордж Сэвил Галифакс)

Мы с Дениской вошли в ваш дом и в вашу семью 3 года назад…3 года…Олег Викторович и Алла Евгеньевна заботились о нас. Пусть твоя мать и не стала мне родной, но вот отец по-настоящему согрел своей любовью мое сердце. И я не могла не видеть, как твое лицо подчас перекашивается от ревности. Я пыталась, пыталась вернуть тебе твоего папу, но ты как будто действовал из чувства противоречия и отталкивал и его, и меня. И я не понимала почему, ты ревновал….ты же родной, а мы приемные… Видимо, тебе не доставало его внимания, его улыбки, его похвалы. Твое сердце было ранено и ранено сильно.
“Ну что ж…” – подумала я. “С этого, пожалуй, и начнем. Я нашла то, что искала. И теперь действительно Я стану причиной…”
Теперь мне надо было придумать, с чего собственно начать. Я посмотрела на себя в зеркало и поняла, что ничего не надо придумывать. Все было написано у меня на лице. Я видела в зеркале его…красный след от твоей руки…и от горького воспоминания по щекам побежали слезы, слезы жалости и обиды…я громко всхлипнула, глубоко вздохнула и еще раз посмотрела на себя…ну вот…теперь не надо было даже лука, чтобы вызвать слезы, они пришли сами собой, неподдельные и такие нужные для этого маленького домашнего спектакля. Я бросила последний взгляд в зеркало. На меня смотрело чудище с покрасневшим лицом, заплаканное и ударенное. “Я готова” Вдруг внутри меня прокатился снежный ком, и я холодно усмехнулась. “Поздравляю, дорогуша, ты превращаешься в настоящую суку!”.


***


Мы с отцом сидели на кухне и завтракали. Что я ел – не помню. Стеклянные глаза смотрели на какую-то еду в тарелке, но ничего не видели. Я был тогда далеко от дома, точнее, от кухни. Я в мыслях был рядом с тобой. Я не знал, что ты сейчас делаешь, не знал, что ты думаешь, не знал, как ты там. Потому что со вчерашней ночи твоя дверь была заперта на ключ. Папа что-то спрашивал у меня, но единственное что я мог из себя тогда выдавить - это “да”. Он жутко раздражался из-за этого, но мне было все равно, потому что я его не слышал.
Но вдруг я все-таки услышал, услышал его вскрик и громкие слова: “Лера, Лерочка! Да что с тобой, милая?” Я не поворачиваясь, усмехнулся тогда. “Что с ней? Это я с ней, папа! А ты, пап? Когда ты будешь со мной?”
Наконец, я повернулся. Милая! Это была не ты! Я не знал, что ты можешь быть вот так…Ты стояла, покрасневшая и зареванная, как будто тебя сейчас кто-то ударил…Стоп! Кто-то? Вчера…тебя ударил я…этот след на твоей щеке? Мой? Я не верил своим глазам…ты первый раз рыдала на папином плече, ты первый раз воспользовалась его поддержкой, ты первый раз…Что? Уткнувшись в папино плечо, ты холодно посмотрела на меня и …хитро подмигнула. Сказать, что я был ошарашен, значит, ничего не сказать. Папа отстранил тебя и посмотрел в лицо и тихим голосом спросил: “Кто?” Я замер. Я знал, что ты не будешь говорить, что ты не будешь рушить мои и так хрупкие отношения с отцом, ты даже пыталась нас опять соединить…И тут…я думал, что схожу с ума. Ты начала опять рыдать и, поджав губы, так чтобы видел папа, с тихой злостью посмотрела на меня. Мое сердце остановилось. Я не знал…не знал, что будет так…И ту мне в голову врезались твои слова: “Нет, Глеб, это война!” И я все понял. Когда я снова посмотрел на вас, отец уже кричал в мой адрес какие-то слова, а ты незаметно от него жестоким, колючим, насмешливым взглядом буравила меня, я молча схватил куртку и пошел к двери и, наконец, услышал, что так долго кричал отец: “Ты для меня как сын потерян! Убирайся!”


***

Я долго не могла уснуть в тот день. Алла Евгеньевна ничего не знала и поэтому очень сильно волновалась. Мы с Олегом Викторовичем молчали. Просто не знали, что говорить. Тебя не было днем, тебя не было вечером, ты объявился только ночью. Я услышала твои неровные шаги где-то в 3 часа. Ты что-то бормотал под нос. Я поняла, что ты напился и напился сильно. Наверно, именно тогда ты стал пить. С того дня. Раньше я не замечала, и вот оно началось. Я с замиранием сердца прислушивалась к тебе. Ты дошел до моей двери и остановился. Я уже приготовилась к тому, что ты сейчас зайдешь и тупо придушишь меня. Я помню, что даже зажмурилась от страха. Но, постояв немного, ты начал подниматься по лестнице Я слышала, как ты громко распахнулся свою дверь и, пройдя несколько шагов, с шумом упал на кровать. И сразу стало тихо.
Ты спросишь меня, жалко ли мне было тебя? Наверно, да. Наверно, где-то в глубине души что-то шевельнулось. И, мне кажется, я тогда была готова прекратить всю эту бессмыслицу. Но, знаешь, память так коварна, что чуть мы засомневаемся в правильности своих поступков, так она всегда с готовностью преподносит нам на блюде подходящие воспоминания. Я не могла простить тебя. Ты обидел, унизил, уничтожил меня дважды. Морально, а потом и физически. Драться с тобой было бы идиотской затеей. Я не могла бить тебя руками, но мозгами могла найти способ бить тебя еще сильнее. Тогда, лежа в кровати, я поняла, что пора было переходить к новой ступени…С этой мыслью я заснула той ночью…Ты помнишь, что было на следующий день…



***

2. Друзья

Нет страшнее пустыни, чем жизнь без друзей (Грасиан)

Ты называл их своими друзьями и доверял им. Они ценили это и доверяли тебе взамен. Дружба кончается там, где начинается недоверие. Теперь я знала, что мне нужно сделать в этот раз. Тогда, месяц назад, я не предполагала, что мне может это пригодиться. Да и тогда…знаешь, я не думала, что стану это делать, я стану вот такой…Забавно, да? Как жизнь умеет переворачивать все с ног на голову? Ты заметил?

***

Ты не оставила мне отца. Ты забрала его. Ты, наконец, разрушила наши отношения. Тогда я потерял почти всю свою жизнь. И вот остались в ней лишь ты, мама и мои друзья. Я шел в тот день к ним навстречу. Я подошел к нашей любимой беседке и замер. Мне не понравились их лица, жесткие, злые и опасные. Чуть в стороне сидела ты. Когда я поймал твой взгляд, то тут же похолодел. Ты с показным равнодушием посмотрела на меня, чуть зевнула, прикрыв рот своей ручкой, и широко улыбнулась. Я перевел глаза на своих друзей. Я пока не понимал, что происходит, но где-то в глубине души уже осознавал, что дело все в тебе. Когда я услышал их первые слова, я резко отвернулся, я не мог смотреть на них, не мог смотреть на тебя, потому что сердце разрывалось от твоей жестокости. Ты не могла так! Не могла! Лера, черт возьми! Я сумасшедший. Но почему тебя любил, люблю даже сейчас? Они обвинили меня в предательстве. Теперь все наши знакомые, бывшие одноклассники, их девушки – все знали, что их поступление куплено. А говорили об этом только мне…и знала ты…Помнишь, я поймал тебя у двери, когда я разговаривал по телефону. Но как ты это сделала? Как ты убедила их? Они тебе поверили? Или ты действовала тоньше? Вопросы эти пришли мне в голову гораздо позже. А в тот момент я думать ни о чем не мог. Они стояли напротив меня и с презрением смотрели. А я с вопросом “Зачем?” в глазах смотрел лишь на тебя. И знаешь, ты не дрогнула. Я специально наблюдал. Ты лишь стрельнула своим взглядом, спрыгнула со скамейки и вышла из беседки, пройдя мимо меня. Я обернулся и в тот же момент услышал от Сереги: “Теперь ты для нас как друг потерян! Убирайся!”
В моей комнате дома оставалась недопитая бутылка…

***

Вторая битва проиграна. Да это даже битвой не назовешь. Я просто шел к тебе навстречу с белым флагом, а ты безжалостно переезжала меня танком. Отец ушел, друзья ушли. Сейчас лишь ты осталась у меня. Лера, которая оставила меня без всего, что было дорого. Но ты была лишь в сердце, а не со мной. Ты знаешь, в голове вертелись сотни вопросов, но мне не хотелось задавать их тебе. Я знал, что ты не захочешь отвечать на них. И только на один единственный я знал ответ: “Почему?” Но легче не было от этого. Только боль сейчас укоренилась очень прочно в моей душе. Следующего дня я ждал уже готовым ко всему, но он прошел. Прошел и следующий. Но ничего не происходило. Ты вдруг исчезла. Я не видела тебя ни за завтраком, на за обедом, ни за ужином. Отец по-прежнему избегал меня. Денис единственный не знал, что происходит в доме. Бутылка закончилась, пришлось купить другую. Я уже не помню, когда был трезв. И если раньше меня волновало, что ты приготовишь на этот раз, то сейчас я уже тревожно слушал эту внезапную тишину. Я пытался угадать, по чему ты ударишь в следующий раз. Но мне казалось, что ты растоптала все, что смогла. Но ты не знала, что осталось еще одно живое место, еще один кусочек моей души – ТЫ.

***

Я думала. Думала над тем, что будет дальше. Но в голову не приходило ничего. Казалось, я исчерпала все. Я больше ничего не могла найти. После вчерашнего я праздновала свою победу. Я лишила тебя всего. Всего, что грело тебя в этой жизни. Я могла бы топтать тебя дальше. Впереди было поступление и институт. Но не хотелось тратить свою жизнь на то, чтобы все время жить тобою, своей местью. Мне не хотелось тратить на тебя себя. Ты знаешь, я ведь добилась своего. Но странно так, месть отчего-то так и не стала сладкой. Я ощутила себя отомщенной, но не счастливой. Почему?


***

Две недели назад мы сдали последний экзамен. История, если не ошибаюсь. Тогда мы вместе возвращались домой. У нас были пятерки. Так неожиданно. Олег Викторович за ужином нас похвалил и, хитро улыбаясь, куда-то вышел и вернулся с двумя книгами. Когда ты получил свою, то кисло поморщился. Я с интересом глянула и обнаружила, что нам достались одинаковые, но мне понравилось – “Сборник афоризмов на каждый день”. Олег Викторович потрепал нас по плечу и сказал, что эта книга, если мы захотим, станет проводником в нашей жизни, здесь собраны все мудрости мира, всех умных людей. Ты, наверняка, забросил ее куда подальше, по крайней мере, по твоему поведению не скажешь, что ты поумнел. А у меня она с тех пор лежала на столе и до сих пор лежит. И в тот момент я посмотрела на нее. Давно к ней не прикасалась. Вспомнилось наше с девчонками незатейливое гадание на книжках. Знаешь, ну это…вообщем, загадываешь какой-нибудь вопрос, потом номер станицы, номер строчки, сверху или снизу. И вроде как читаешь, что тебе в ответ. Мы часто так гадали на Пушкине, Омар Хайяме и даже Библии. Но сейчас она лежала передо мной – книга афоризмов. Сейчас мне так нужно было найти ответ на тот вопрос: “Почему? Почему же не счастливой?”
И я зажмурила глаза, тихо прошептала про себя: “Страница 28, строчка 4 сверху” И я открыла:
“Тот, кто замышляет месть, растравляет свои раны, которые иначе уже давно бы исцелились и зажили. Поистине, совершая месть, человек становится вровень со своим врагом, а, прощая врага, он превосходит его” (Фрэнсис Бэкон).
Тогда у меня вырвалась лишь пара слов: “Вот черт!”


***

Сегодня шла третья бутылка коньяка. Мне кажется, мы настолько привыкли друг к другу, что стали ближе, чем мне хотелось бы. Он каждый вечер встречал меня с завидным постоянством. Меня никто не ждал дома так, как он. Очередной бокал и я понял, что на сегодня хватит. Вся голова была в тумане, и ни одной картины в мыслях. Только пустота. Я свалился на кровать и перевернулся на бок, хотелось спать. Глаза медленно закрывались, но тут заметили ее. Ту книжку, которую нам с тобой подарил отец. Она валялась под столом. Я попытался дотянуться до нее, но у меня не получилось. Я потянулся дальше, но тут свалился прямо на пол. С тихим стоном я схватил ее и открыл на первой попавшейся странице. Глаза уперлись в слова какого-то умника: “Если собираетесь кого-нибудь любить, научитесь сначала прощать. (А.Вампилов)”
Тогда у меня вырвалась лишь пара слов: “Вот черт!”


***

Я лежала на кровати и задумчиво сверлила взглядом потолок. Ты был дома и, кажется, был пьян, что стало уже обычным делом для тебя в последние дни. И я прекрасно знала, что в этом виновата я. Месть ни к чему не привела, только к новой боли. Еще более страшной. Теперь настало время собирать камни, так бездумно разбросанные мной же самой. Я бросила взгляд на новый афоризм, который мне в помощь направила сама судьба. “Не бояться признавать своих ошибок, не бояться многократного, повторного труда исправления их - и мы будем на самой вершине”. И я решилась…Помнишь, как тем вечером отец сам заговорил с тобой и даже улыбнувшись приобнял за плечи. Тогда я выдохнула с облегчением. Не спрашивай, как мне удалось все с ним решить, я просто все устроила. Друзья…прости…я не смогла здесь ничего поделать…но вспомни…ты сам забыл про них…поверь, я не оправдываюсь, мне оправданья все равно нет, но…хотя впрочем…зачем сейчас об этом говорить…я чувствовала, что не смогла все сделать, не смогла вернуть. А главное того, с чего все началось. В тот день, когда я все решила, когда ты был мертвецки пьян, я заглянула к тебе в комнату, ты лежал, не видя ничего перед собой. И как я удивилась, когда увидела ту книжку. Может быть, это была судьба? Я подошла и посмотрела на страницу, на фразу, которая была подчеркнута карандашом: “Издевательство над чужими страданиями не должно быть прощаемо”. Мое сердце будто перевернулось. Я в ужасе смотрела на эту, мне казалось, мудрую книгу и понимала, что мы двинулись по опасной дороге умных мыслей, которая может порушить наши жизни. Я перевела свой взгляд на тебя и увидела, что твои глаза открыты. Сначала испугалась. Но потом поняла, что они открыты от жуткого опьянения, но ты ими ничего не видишь. Тихий стон вырвался из твоей груди. И я не вынесла всего этого, и выбежала из комнаты, тихо прошептав последнее “Прости!”
***

“Если мы еще можем любить тех, кто заставил нас страдать, то любовь наша лишь становится сильнее”. Книга путала все мои мысли, я так и не смог разобраться с собой. Я знал только одно. Я до сих пор любил ТЕБЯ, несмотря ни на что. Мой разум укорял меня за глупость, а сердце ныло все равно. И все плыло перед глазами. Мне показалось, что мой воспаленный мозг начал рисовать свои картины. Вот ты зашла, нет, прокралась. Приблизилась ко мне и посмотрела грустно-грустно. Взяла в руки мою книгу и будто прочитала в ней что-то страшное, испуганно отбросила ее. И кинулась вон из комнаты. Я краем уха уловил лишь одно слово “Прости!” Как жаль, что это было всего лишь мое воображение. Видение исчезло, наступил лишь долгий тяжелый сон.


***

В доме стало так тихо, что нервы были натянуты как струны. Эта тишина пугала. Жизнь вроде бы продолжалась. Скоро должна была приехать Алла Евгеньевна. Олег Викторович приходил и уходил. Больница отнимала гигантскую часть его времени. Дениска все время проводил у друзей. Лето… Ты…Тебя не было. Нет. Ты был…но не в моей реальности, а в каком-то параллельном мире. Там, где я была невидимкой. Была аморфным бестелесным существом. Ты проходил мимо, молча и не глядя. И без ножа тем самым больно резал меня. В это время я вспоминала свои ужасные, непонятно каким образом сорвавшиеся с губ слова: “Нет, Глеб, это война…Жестокая война”. А кто же выиграл в этой войне? Я воевала сама с собой. Тебя я не давала ни одного шанса. Хотя нет…ты мог бы воевать…но отказался. Почему? Почему же ты смирился с моей жестокостью? А, может, не смирился? При этой мысли сердце обычно замирало. А вдруг? Я мысленно просила, чтобы ты лучше накричал на меня, чем вот так бы молчал. Но ты не чувствовал, не хотел слышать моей просьбы. Ты просто не замечал. Я хотела рыдать, но слез не было. Тогда я замолчала. Тогда ушла в свой мир, в котором помнила и повторяла себе, специально раня свое сердце, те строки: “Издевательство над чужими страданиями не должно быть прощаемо”. Я заслужила это. Заслужила. Мы существовали теперь отдельно друг от друга. Тогда-то мне и пришла мысль уехать. Лето…жара…вода…страдания и тяжелые мысли. Все это смешалось в одну большую бессмысленную массу. Я попросила Олега Викторовича отправить меня на базу отдыха.


***

“Издевательство над чужими страданиями не должно быть прощаемо”. Наверно, прав был Антон Павлович Чехов, говоря эти слова. Но я не мог не простить. Ты для меня была ВСЕМ. Всем, что отдалила меня ото всех. Но ВСЕМ – любимым. Знаешь, это было так больно видеть тебя и игнорировать. А ты как будто и не обращала на это внимания. И если честно, мне так не хватало наших прежних мелких перепалок, тишина оглушала. Еще немного и я знал, что обязательно сорвусь. Помнишь, все изменилось с того ужина. Изменилось на целых 3,5 года. Тогда мы все вместе сидели и ели. Папа болтал как обычно о больнице, рассказывая смешные истории, Дениска слушал его, открыв рот, а ты лениво возила ложкой по своей тарелке. И вдруг заговорила. Ты попросила отца отправить тебя на базу. Я был ошеломлен. Ты отступила? Ты хотела сбежать? Сбежать с поля боя? Так и не захватив трон? Тогда папа заговорщически улыбнулся и сообщил, что хотел сделать нам сюрприз, но раз все так случилось, то…он купил путевки нам с тобой и Дениске в “Дольче Виту”. Он так обрадовался, что мы поедем вместе. Но…тут я увидел твое лицо…оно было…ты с бешенством взглянула на меня и процедила: “Я не поеду с ним. Только через мой труп!” Я чуть со стула не упал. У папы округлились глаза. Но ты швырнула салфетку на стол и вышла с кухни. Неужели ты так ненавидела меня?


***


Сейчас ты можешь меня понять? Ты понимаешь, почему я так взбесилась? Ну же…скажи, что понимаешь? Пожалуйста…ведь я боялась, очень боялась…я бежала от твоей угрюмости, безразличия, презрения и боли…а ты забрал бы это с собой. Какой был смысл тогда в этом? И не обманывай! Я видела удивление в твоих глазах. Эмоции? Это были хоть какие-то эмоции с той поры, как…Я поняла, что вновь все портила. Я так устала от всего и в первую очередь от себя самой. Я оказалась в тупике. И я не знала, что мне делать…

***

Приди и попроси прощения! Но ведь это того стоит. Я не хочу тебя ненавидеть. Но ты не пришла. Ты предпочла молчанье и отстраненность. А я больше не мог так. Упорный гадкий червь грыз мое сердце, мою душу. Все начало меняться. Внутри меня все треснуло. Я не готов уже был плюнуть на все это и растереть. Я …мне было уже все равно…все равно…я отказался от поездки, и ты уехала одна. На две недели я забыл, что такое коньяк. Я словно тень бродил по дому, по городу, по своей вселенной. Я ждал тебя. Еще я ждал…я уже не знаю, что я ждал…может быть, в моей душе еще жила надежда? Но все это кануло в Лету. И ты приехала. Я лежал у себя в комнате и пытался добросить до мусорной корзины шарики из бумаги, когда ты зашла. А знаешь, откуда взялась эта бумага? Страницы полюбившейся нам книги афоризмов. Я ненавидел ее, страшно ненавидел. Она ломала мне жизнь своим ученьем. “Если мы еще можем любить тех, кто заставил нас страдать, то любовь наша лишь становится сильнее”.
- Глеб, я хотела бы поговорить с тобой.
- Лера, забудь! Достаточно! Не надо больше…Ты все сделала. Это конец.
И ни один мускул на твоем лице не дрогнул. Ты выпрямилась и кивнула.
- Пусть будет все так, как есть сейчас.
Ты заметила, как холодно и жестко я посмотрел на тебя? Мой червь загрыз мне половину сердца…


***


1 сентября. Мы поступили в институт. Ты с довольной улыбкой на лице, а с улыбкой кислой. Не мое это, я чувствовал, что не мое. Но ты стояла рядом, и этого было достаточно. Стояла, но не замечала. За это время ты остыла и заперлась в своем молчании. Ты отвечала на мои вопросы, поддерживала диалог, но все на автомате. Ты все забыла. Как ты сумела? Поделись со мной! Я не могу забыть это уже четвертый год. На твоем лице вновь появились эмоции. И даже вернулись наши перепалки. Только жестче и сильнее. Ты как будто вычеркнула, забыла все то лето, все свои обиды, месть и боль. Тогда ты пришла ко мне поговорить, а я отказался. Сейчас я часто думаю, что было бы, если б я так не поступил и выслушал тебя. Но тогда рассудок помутился, и я хотел забыться, хотел уйти, хотел РАЗЛЮБИТЬ. Не получилось…И я начал ненавидеть, я с каждым днем пытался растравить в себе это чувство. Все больше думая…

***

“Лера, забудь! Достаточно! Не надо больше…Ты все сделала. Это конец”. Ты знаешь, я помню эти слова до сих пор. Я пришла к тебе, чтобы просить прощения, хотя знала, что прощенья нет. Но все же я надеялась, что ты мне скажешь: “Да ладно тебе, сестренка, забудь! Жизнь продолжается. Мы оба виноваты”. И думала, что ты подойдешь, обнимешь, и все будет в порядке. Я сдерживала себя до последнего, когда услышала твои слова, но в своей комнате я все же сорвалась. И знаешь, когда подушка промокла уже насквозь от слез, я будто бы очнулась и повторила себе фразу: “ Пусть будет все так, как есть сейчас”. И в доме воцарило спокойствие. Потом пришла осень, институт, новые проблемы. То лето как будто кануло в Лету. Оно осталось в прошлом, как и школа. Мы как будто мысленно с тобой сговорились не вспоминать об этом. Ты начал свою жизнь с чистого листа, а я свою. Но иногда я все же думала, зачем мы так мучили друг друга? Я скорее от досады и униженья…а ты? А ты? Я так и не нашла ответ на это вопрос. Глеб, я закончила войну, но ты похоже только начал…все-таки я была права. Это было всего лишь затишье перед бурей…
Наш первый день практики в больнице и твое:
- О! Светило и громило отечественной хирургии! Доктор Чехова! Поприветствуем!
Столько сарказма и вызова в твоих словах. Тогда я поняла, что это не конец…