Я аккуратно переступаю через порог того места, которое Сказочник называл домом, медленно иду по коридору, вдыхая запах пыли, захожу в гостиную. Мерзну и не верю, что совсем недавно все здесь дышало жизнью, теплом, уютом и сказками. Холод не приятный, а безжизненный, противный, моментально забирающийся под кожу, сердце и печень. Не тот, что я люблю.
Прохожу в кабинет. Цветы по-прежнему стоят на полу, но мертвые; игрушечный жираф - по-прежнему на подоконнике, но с оторванными глазами-пуговицами. Я пробегаю взглядом по книгам, с некоторых сдуваю пыль. Дотрагиваться до всего, что здесь есть, что-то менять или переставлять кажется преступлением, хуже убийства. Я и не переставляю. Если что-то и беру в руки, то медленно, аккуратно, что для меня просто удивительно. Муз бы небось смеялся.
А ведь и он жил на этом подоконнике с этим жирафом. Провожу по нему рукой, смахивая пыль. После смерти Сказочника все здесь сделалось мертвым и холодным. Я долго не могу понять, почему его смерть кажется совсем уж невозможной. А ведь он был достаточно стар.
Ну да, он был Сказочником. Кем-то волшебным и несокрушимым. Наверное, быть таким – трудно, особенно если знаешь о том, какой ты в глазах всех вокруг. А еще, только произнося про себя слово «смерть», я некстати вспоминаю Её. Целая вереница банальных мыслей проносится в голове. Все мы одинаковые.
«Сказочник ушел гулять по загробным мирам,» - сказал мне Муз на днях и никакого ощущения горя, печали, невозможности встречи не было, да и нет. Оно было почти ровно год назад, когда я пытался попрощаться с ним, исчезнувшим в лунном люке. Сейчас же я чувствую лишь пустоту. Наша последняя встреча видится фильмом. Кажется, что во мне – дыра, и пленка, как нож, рассекает воздух где-то в районе живота.
Я медленно прохожу на кухню. Здесь ночами попивали чай и курили трубки сказочные герои. Здесь говорились волшебные разговоры и смеялись забавности. Здесь было все то, чего пока не научился устраивать я. Осознание того, что я всего лишь замена падает на мою голову, словно мешок с цементом. Да, опять. Почему именно я?
На столе лежит старый блокнот с пожелтевшими страницами и множеством вырванных листов. Аккуратно, словно сокровище, беру его в руки. Открываю дрожащими пальцами. Вид у меня сейчас, должно быть такой, будто бы я граблю музей и причем получаю от этого огромное удовольствие. Читаю.
***
Несмотря на то, что Она умерла, а, может быть, именно из-за этого, у меня теперь постоянно гостит волшебство. Оно приходит ко мне ночами, обволакивает теплом, словно плед, садится на стол и смеется, болтая ногами. Оно шепчет мне истории и показывает выходы в другие миры. Раньше мне казалось, что это нервное, а я слишком много пью и просто схожу с ума, а все из-за Ее смерти, но нынче ко мне прилетел какой-то странный огонек. Что-то вроде феи, но удивительно настоящий.
Я не выходил из дома несколько месяцев (не думаю, что лет). Много пил и писал, мало спал. Будто бы мог только сидеть дома, писать сказки и слушать шепот откуда-то извне. Может быть, даже из форточки. Кто знает нас, безумцев. Сейчас омерзительно жаркое лето, к слову.
И вот, недавно ночью, Ветер ворвался в мою квартиру, сломал форточную дверцу, мерзавец, но разбудил меня от какого-то непонятного полусна-полузабытья за что ему, конечно, спасибо. Я начал думать и осознавать себя в этом мире, чего, казалось, не было уже очень давно. Оглянулся вокруг и понял, что квартира - в жутком беспорядке и что нужно что-то сделать или хотя бы встать с кресла. На столе в ряд стоят девять чашек с чуть-чуть отпитым чаем и стопка каких-то записей. «Сказки» написано на первой странице. Причем моим почерком. Я еще подумал, когда это я написать умудрился. Только хотел прочитать, какие такие сказки я написал в бреду, как:
- Фи, как не прибрано! Принимай гостя, что ли, Сказочник, - услышал голос за спиной.
Обернулся, смотрю, передо мною - огонек. Он небольшой, похож на человека или даже на гнома, а за спиной – крылышки. И весь он светится желтым, как лампа. Я о таких даже в книгах не читал как-то. И тут я вспомнил про волшебство, которое прокрадывалось в мой дом по ночам, Ее смерть и…
Я почему-то даже не удивился и не спросил у огонька, кто он такой. Вместо этого, я, как дурак, при таком беспорядке, попытался изобразить из себя гостеприимного хозяина:
- Чай пьешь? – спросил, чуть улыбнувшись.
- Фе, - человечек изобразил брезгливость, - молоко. И печенье.
Я лихорадочно роюсь в кухонных ящиках. Что-либо найти в таком беспорядке очень трудно, но, спустя некоторое время, мне все же удается. Наливаю в чашку на удивление непросроченное молоко, достаю печенье.
- Смотри не утони. А то для тебя чашка, словно корабль, - смеюсь я.
Собственный голос немного удивляет. Как будто бы я не говорил очень и очень долго. Человечек садится на край чашки.
- Ничего смешного в этом не вижу. Напомни мне, я потом тебе расскажу о том, как побывал в одном мире, где все плавали в чашках, - говорит он серьезным и ворчливым, и вообще каким-то дедушкиным тоном, - Садись. Что стоишь как вкопанный? Ты прямо, как тот столб, который как-то Ветер снес по его просьбе. Смешной. Я тут у тебя надолго, если что, - нагло заявляет недоделанный фей.
- Надолго?
- Да. Лет на семьдесят, но ты не печаль…
- Кто ты? – резко спрашиваю я. Его манера общения вдруг резко начинает раздражать.
- Кто я? Ты хочешь сказать, что тебя никто не предупредил и именно поэтому ты не прибрался к моему приходу? Если надеешься, что теперь я отнесусь к этому снисходительно, то ты ошибаешься. Хотя, может быть, и отнесусь, ну, постараюсь, по крайней мере, за еще один кусочек печенья, - он не очень умело перепрыгивает с одной темы на другую, с края чашки на ручку и пытается дотянуться до пачки печенья и не плюхнуться в молоко. В тот момент, когда он уже чуть ли не в чашке, успеваю поймать.
- Ну ладно, не буду тебя томить, Сказочник. Я – Муз, и…
- А с чего это вдруг я сказочник? И, прости, Муз в смысле муза? То есть, музы всегда такие вредные и ворчливые? Я думал, что муза – это муза, а не… – перебиваю я его, не в силах сдерживать любопытство.
- Вы все так невежливы? Вы, люди? Не перебивай. Я Муз, ты – Сказочник. Имя у меня - Муз, не бери в голову. А ты, гляди, написал сказки, - человечек указывает на рукописи, - Не мало. Значит ты - Сказочник и даже не спорь. Так что теперь у тебя будет куча приключений, крутая жизнь, все дела, как в книжках. Радуйся, собирайся и дуй отсюда. И найди мне подоконник, лампу и плед в новой квартире.
- В новой квартире? Да объясни хоть что-нибудь! – злюсь я.
- Ну, у тебя судьба, предназначение и все такое прочее – путешествовать, собирать истории… или просто собирать истории… Но, словом, без тебя и таких, как ты, жизни нет и все такое прочее, а мне нужна была работа, я устроился и… Вот я здесь. С остальным разбирайся сам. У тебя только одна пачка печенья в доме, что ли? – спрашивает фей, вертя головой в разные стороны.
- То есть ты пришел, чтобы пожить со мной и сожрать все мое печенье? Прекрасно, это как раз то, о чем я мечтал всю свою жизнь! – я глубоко вздыхаю, немного успокаиваюсь, чуть-чуть отпиваю чай из кружки и ставлю ее рядом с предыдущими девятью. Так, чтобы было круглое число.
- Ах да, жизнь. Забудь свою прежнюю жизнь, чуть не забыл, - спохватывается этот…Муз.
- Как ты сюда попал-то, Муз? – спрашиваю я, открывая новую пачку печенья под названием то ли «Январь», то ли «Янтарь», и уже окончательно успокоившись.
- Сбежал я, Сказочник, сбежал.
- Откуда это?
- Из Мира Добра.
- Откуда?
Муз усмехается, глядя на мое, должно быть, смешное, вытянувшееся от удивления лицо.
- Ну, из Мира Добра, - говорит он, опустив глаза, - Он омерзителен, знаешь ли. Ну, просто кошмар какой-то! Вот представь - мир, где царит добро! Я там, между прочим, лет двести прожил. Чуть с ума не сошел! Мир, где каждый счастлив. Все счастливы, когда кто-то умирает, все счастливы, когда кто-то рождается, все счастливы, когда их мир разрушают, все счастливы, когда… да перечислять можно до бесконечности! Невероятно скучно и как-то… неправильно. Ужасно неправильно. Всюду – Добро. Обязательно с большой буквы. Страшней на свете ничего не найти. Я, как-нибудь, расскажу тебе о нем пару историй. Может, поймешь тогда, что это за мир такой. Не каждый сможет прожить там столько же, сколько я.
- А мы, наоборот, стремимся к этому. К Миру Добра или что-то вроде, – я, честно говоря, растерялся даже.
- Мы - это ты? Сказочник, ты, конечно, очень мил и добр, несмотря на то, что ужасно невежлив, но ничего глупее Мира Добра просто быть не может, уж поверь. И смирись.
Мы еще долго с ним переругивались, спорили, смеялись. Теперь у меня живет Муз, который вечно ворчит, рассказывает интересные истории и не дает мне умереть от тоски. Не знаю, что нас ждет. Но, кажется, я нашел друга. Огонек, который будет вести меня вперед. Вредный, ворчливый, невыносимый, волшебный огонек, который способен съесть миллиард печенек за час и не подавиться.
***
Я закрываю тетрадь улыбаясь. Запихиваю ее в сумку. Выхожу из бывшего дома Сказочника. Сначала мне удивительно легко и светло на сердце, а в голове рождаются планы по добыванию у Муза информации об этом загадочном Мире Добра.
Но потом я начинаю понимать. У Сказочника тоже была некая мертвая Она и чувство безысходности. ( У Сказочника-то! Интересно, помнит ли он что-то в загробных мирах обо всем этом? Но это все неважно. ) Все в точности, как у меня. В душе чувствуется какой-то странный отпечаток. Если бы кто-то сейчас выпивал мою душу, то он бы наверняка почувствовал терпкий привкус. Кажется, что на замену Сказочнику, с самого начала, искали кого-то максимально на него похожего. «На замену,» - шепчу еле слышно.
Я возвращаюсь к Музу задумчивым и немного расстроенным.
- Вы все хотите, чтобы я шел в точности до миллиметра по той же дорожке, по которой шел Сказочник, верно? Вам нужен второй такой же, как он. Но разве есть в этом смысл?
- Ну, не до миллиметра, но, в общем, да, ты прав, - бормочет Муз, - смысла нет. Ты же сам говорил, помнишь?
- Так вот. По его стопам я не пойду. Я начну свою историю. Я смогу сам и по-своему. Не наводи. А лучше – уходи, - говорю я, не слушая его и совсем не следя за тем, что я говорю.
Муз с минуту пристально на меня смотрит, пожимает плечами, встает, выключает лампу и вылетает через форточку.
Скорей бы уже вернулась Эли.
Наверное, я еще пожалею.