Проклятье Звёздного Тигра - глава 8
21-06-2009 10:45
к комментариям - к полной версии
- понравилось!
© Copyright: Марк Шейдон, 2009
В имени Лили ударение на первом слоге!
ОТКРЫТИЕ В ЗАРОСЛЯХ
Она тащила сестричку по улицам и молчала. Богатый опыт ночных прогулок не подвёл: встречались им только кошки, бесшумные тени с зелёными колдовскими глазами. Да и те поспешно растворялись в ночи, натыкаясь на такой же зелёный, холодный взгляд Лаисы: она была слишком опасной.
Лаисе Тай никогда не причиняли настоящей боли. Боль, когда задыхаешься, и в глазах всё плывёт, размывается, как в тумане. Ярость. Кипит, пенится жидким огнём в крови, в нервах, всюду. Ярость... и глупое детское желание проснуться... и отомстить. А что? И достойно, и приятно, очень разумная цель.
Да - в фан-мире, где у меня есть оружие и сильное ловкое тело, умеющее с ним управляться! А тут - я беспомощный ребёнок. Без оружия, без могущественных союзников, без средств к существованию. Зато с младшей сестрёнкой. Отличнейший расклад. Как раз для доблестного воина Света! И платье - одна красота, никакой пользы. Хорошо, хоть Джис следует более удобной моде и почти готова идти...
Куда идти, она уже знала. Получится ли - другой вопрос... Заткнись. У тебя всегда всё получалось.
- Пошли в Заросли, - сказала она. - К цветочникам.
- Ты с ума сошла, - вяло воспротивилась Джиссиана.
- Они не кусаются, не едят детишек и не насилуют девственниц. В чём дело?
Джис села на бордюр клумбы.
- Нам надо к мэру. Получить документы, кредитки. И страховку... - она насупилась и уставилась в землю. Лэйси присела рядом на корточки. Обнять и утешить или рявкнуть, чтоб сестричка разозлилась и ожила? От объятий и утешений вообще-то и я бы не отказалась... Тихо, рыцарь!
- Кто-то кого-то хотел убить, Джис. Маму за её финансовые штучки, или отец в суде довыступался... - она нахмурилась: - Я никому ничего не обещала, ни с кем не спала, ни во что не ввязывалась. Если из-за меня, совсем уж непонятно. И потом - вещества для взрывов, их же в магазине не купишь. Их просто нет. Есть только формулы. А готовят их в одной-единственной лаборатории, где-то в тропиках, и все заказы идут через военных, Конгресс и равновесников. Ну и чем кому-то из них наша семья помешала?
- От взрывов шум, - безучастно заметила Джис. - Остатки... всякие. И по всему городу уже носилась бы тьмища полиции. С сиренами и мигалками.
- А всё тихо. - Лэйси вздохнула: слава богу, сестричка пока в здравом рассудке! - Правда, странно.
- Лэй, ты знаешь о «Стальных Крыльях»?
- Психи, которые орали в Конгрессе, что сенсы - враги человечества? Я читала. Это было десять лет назад, когда ты родилась. Все посмеялись, их быстренько заткнули, тем всё и кончилось.
- Не кончилось. Они просто перестали орать.
Оказывается, от бессилия болит голова? Мне нужно ощутить меч в руках. Удобный… тяжёлый… успокаивает… Лаиса с трудом очнулась.
- Послушай, в городе до фига сенсов. Настоящих. И не припомню, чтобы их дома взрывали.
- Настоящих, Лэй. Даже ты почувствовала опасность.
- О! - Лаиса нехорошо сощурилась. - Взрослых трогать боимся, а деток, значит, можно?
Она криво усмехнулась. Всё-таки и меня можно довести до того, что мне хочется плакать…
- Ну, допустим. А мне повезло учуять опасность, и первый полёт был удачный, и вообще я везунчик. Отлично. И на кой чёрт мне рисковать своим везеньем, крича, что мы живы? Ребята пальнут ещё разок - и в кого попадут, когда мне снова повезёт? А среди цветочников затеряться запросто: пришёл и живи, имён они не спрашивают. У них никакие «Крылья» нас не отыщут. Да и зачем искать, если мы пепел?
- Отыщут, если захотят. Взрыв был другой. Понимаешь?
Лэйси озадаченно нахмурилась.
- Пси-удар? Но если «Стальные Крылья» хотели уничтожить сенсов, как же они могут... Идиотизм!
- Я слышала, лидеры «Крыльев» сами были сенсы.
- Ты что-то путаешь, - пробормотала Лэйси. Головная боль превращала слова почти в бессмыслицу.
- Нет. На словах они вроде заботились об интересах людей без пси, которые рядом с сенсами совсем беззащитные. А на деле они что предлагали? Закрыть Академии, сенсов отовсюду повыгонять, вообще отменить такую науку - психосенсорику. Ну, тогда и равновесников не станет. И сенсы - из «Крыльев», например, - и правда смогут править миром. Ведь никто про них не знает, и приструнить их некому.
- Но в Конгрессе сидят не дураки, и развернуться им не дали, - подвела итог Лэйси. - И бедняжкам теперь приходится спасать общество от переизбытка сенсов другими способами. А я-то думала, живу в стоячем болотце, ни опасностей тебе, ни риска... - Её губы вновь сложились в кривую усмешку: - У нас, похоже, много общего. Они тоже спокойную жизнь не любят. Ну, могут не грустить, она им не грозит. Я лично позабочусь. Махать этим «крылышкам» ещё лет пять, не больше.
- Ты-то при чём? Это работа равновесников. Им за неё деньги платят. Вот пусть они и разбираются.
- Чёрта с два они разберутся! Им не потянуть. Или они бы уже разобрались. До взрыва. Значит, сенс-адепт учуял бы угрозу? Но и я учуяла. А твои равновесники, лучшие из лучших, наши защитники - они где были? - она поморщилась. - Нам никому нельзя верить, Джис. Я ни с кем не болтала о моём Потенциале. Я сама не знала. Кто-то меня вычислил. Сосед, полицейский, учитель, врач... равновесник. Может, мы и до мэра-то не дойдём. А потом будут другие кучки пепла и другие пропавшие детишки.
Сестрёнка смотрела на неё без всякого интереса.
- Нам надо в Академию, Джис. Там уж нас никто не достанет. Станем сенсами, заведём влиятельных друзей. А потом я тех ребят найду, и что-то мне подсказывает - они о нашей встрече крупно пожалеют.
Джис равнодушно кивнула. Чёрт, чёрт. Как же мне встряхнуть её? Ну, если и это не сработает...
- Дай-ка мне твой ножик, - она открыла маленький складной нож и слегка разрезала кожу на кисти левой руки: - Клятва крови, Джис. Как в моём фан-мире. Мы их отыщем и отомстим, ты и я. Клянусь.
Глаза её сестры наконец-то блеснули. Она забрала нож и с серьёзным видом проделала то же самое.
- Клянусь, - сказала Джиссиана Тай. Облизнула ранку и вновь плотно закуталась в чёрный плед.
___
Зарослями именовался среди жителей городка Сайтела парк, где когда-то был детский сад. Потом детям подыскали более удобное место, а парк оставался заброшенным и никому не нужным - пока его не облюбовали цветочники. Бывшее детское обиталище получило новых хозяев. Учитывая образ жизни цветочников, перемена была незначительна. Правда, детишки не носили бород, не занимались сексом и не употребляли мудрёных слов, позаимствованных из старинных философских трактатов, - но, по сути, тем отличия нынешних обитателей парка от прежних и ограничивались. Цветочники (прозванные так то ли за любовь к природе, то ли за избранный ими растительный образ жизни) отличались детской безответственностью и совершенно не желали заниматься чем-то полезным, зато были жизнерадостны, приветливы, беспечны и, как правило, всем в мире довольны. Поскольку после Перехода пищи и жилья хватало на всех, и задаром, то цветочники могли бездельничать в своё удовольствие - что они и делали.
Более века Земля тщетно пыталась излечиться от ран, нанесённых страшной галактической войной и не менее страшным её итогом - Разграничением Люта, навсегда отрезавшим заселённые планеты от звёзд и друг от друга. А затем - удивительные пять лет, когда появилась биоткань, из которой делали всё, от посуды и одежды до компьютеров, и элемент Ройхана - в отличие от всех прочих источников энергии, фантастически дешёвый. И главное - синты. Пища для всех, в любом количестве и бесплатно. Синт-автоматы разрешили проблему пропитания раз и навсегда. Собственно, это и был Переход.
Ремонтировать «допереходные» дома было куда дороже, чем приобрести новые; поэтому их просто оставляли. Их-то обычно и занимали цветочники. Дома не могли похвастаться особым комфортом, а синт-пища, хоть и была тщательно витаминизирована и питательна, но разнообразием и изысканными вкусовыми качествами не отличалась. Однако цветочники, судя по всему, большего и не желали.
Впрочем, одним делом они занимались, и даже с редкостным трудолюбием: раскапывали всяческие сведения о своих предках и составляли генеалогические карты. Почему - остаётся тайной; но заражало это увлечение всех, кого, навсегда или на время, заносило в Заросли Сайтела или в подобия Зарослей в других городах (поселения такого рода существовали повсюду). Лаиса «заразилась» тоже: занятие, где требуется внимание, настойчивость и никакого воображения, - именно то, что ей сейчас нужно. Иногда она спала и ела, а остальное время сидела за непривычно примитивным комом.
Джиссиане в Зарослях не очень нравилось, но ей теперь не понравилось бы нигде, так что неважно. Лэйси с ней почти не разговаривала, и хорошо: Лэйси напоминала ей о доме, а вспоминать она боялась.
А настоящее её не пугало, просто всё потеряло смысл, сделалось пресным, блёклым, ненужным. Она пыталась к чему-то проявить интерес. Слушала философские диспуты цветочников. Слушала стихи - некоторые даже могла вытерпеть до конца. Тихонько приходила к кострам вечерами и слушала песни под гитару. Она постоянно кого-то слушала. Ей самой сказать им было нечего. Да и не хотелось.
Время от времени она заставляла себя думать, рассуждать. Что у неё есть? Их клятва. Нож. Немного денег в кармашке джинсов (Лэйси, которая обычно тратила куда больше за день, отнеслась к находке так радостно, словно ей предоставили неограниченный кредит во всех банках Земли). Ещё у неё был скромный опыт «выживания на природе» (три дня в берёзовой роще поблизости от города) и столь же скромные достижения в области пси: иногда она знала чужие чувства и немножко умела летать. И всё.
Ах да, ещё Лэйси. Лэйси с её потрясающим самообладанием... и просто фантастическим замыслом: отправиться в ближайшую Академию пешком и добраться туда к середине осени (теперь шёл август).
Время уходило. Но Джис не тревожилась и не пыталась оттащить сестру от кома: не всё ли равно?
Лаиса нашла её, созерцающую очередной философский диспут («слушающую» сказать было нельзя, так как она не слушала), и утянула в заросшую вьюнками беседку в глубине парка.
- Тут на комах самый низкий допуск. Прямо увешаны замками. Пришлось сломать парочку. - Джис кивнула. К чему Лэй клонит, непонятно, но пусть говорит. - Я влезла в Центр психогенных структур. Посчитала вероятности. Просто для забавы. - Лаиса сорвала цветок. - По формуле, куда входят только главные параметры, мы происходим от наших родителей с вероятностью около девяноста процентов, как положено. Если взять полный набор данных... - она растёрла цветок в ладонях. - Обычно результат меняется на один-два процента. А у нас с тобой - на несколько десятков. В минус.
Джис широко раскрыла глаза.
- Собственно говоря, - сумрачно пояснила Лаиса, - для нас эти уточняющие параметры дают больше процентов, чем основные. Только с другим знаком. И нас нет, рыбка. Не может быть. Вот так.
- В базах бывают ошибки, - неуверенно предположила Джис.
- А в моих расчётах тем более? - усмехнулась Лэйси. - Я проверяла раз двадцать. И для других семей у меня получалось правильно. А для нас - нет. И все цифры, которые часто всплывают на поверхность, - именно такие, как надо, чтобы ни у кого не появилось подозрений.
- Подозрений? - тихо повторила Джиссиана.
- Ну да. Что мы не дети Жерара и Магды Тай.
Джиссиане хотелось кричать и требовать ответов (которых Лэйси, разумеется, не знала) на десятки вопросов; но она оставалась спокойной. Быть сдержанной и терпеливой она умела с раннего детства.
- Понимаешь, аномалии были бы сразу видны. А для ошибки очень уж гладко выходит. Да ещё у нас обеих. И я уверена, на это сроду никто не наткнулся бы. И я ведь только от скуки посчитала. Тут какая-то тайна. Очень важная тайна. И, по-моему, опасная. По-моему, она-то и объясняет взрыв.
- Но ты же не думаешь, что родители нас похитили?
Лаиса с кривоватой усмешкой покачала головой.
- Не могу приладить к ним такой сюжет. Непохожи они на людей, которые хранят мрачные тайны.
- Но одну тайну они хранили, - возразила Джис.
Рассказ о загадочном «некто» Лаиса выслушала с живым интересом. И, пожалуй, даже с волнением.
- Они сказали, он должен решать, можно ли мне в Академию? И содержание? Вот отчего папочка всегда был таким щедрым, а мама дулась... Понятно. Джисса, он наш отец.
- С чего ты взяла? - растерялась Джиссиана.
- Ну, или ему выгодно, чтобы мы про отца ничего не знали. Но он-то всё о нас знает. Все разгадки.
- Ты просто выдумываешь! - тоном, близким к отчаянию, воскликнула Джис.
- Нет. Я чувствую. - Лаиса помедлила. - Я даже не удивилась. У меня были сны... странные, без лиц, одни голоса... или воспоминания. Я «помнила»: моя мама умерла, когда ты родилась. И «помнила», что у нашего отца были враги... или один враг. И они оба живы. Тот враг и отец.
- Но отцы от детей не прячутся!
- А я и не говорю, что мы должны при встрече кинуться к нему на шею с поцелуями.
- Ты собираешься его искать?
- Я собираюсь завтра уйти в Академию. А он сам нас найдёт... или найдётся помимо своего желания. - Лэйси блеснула зелёными кошачьими глазами. - Мне кажется, он найдётся.
- Ты думаешь, он... не друг нам?
- Ничего определённого я о нём не думаю, - сухо возразила её сестра. - А подделать те цифры очень сложно, очень дорого и очень плохо кончится, если тебя поймают. А причину он мне не объяснил.
- Но ты заранее ему не веришь, - печально сказала Джис.
- Заранее, - ядовито сообщила Лаиса, - я не верю никому. Нет глупости хуже, чем «верить заранее» тому, о ком ни черта не знаешь. А всё, что мы, предположительно, знаем о дорогом папочке, - он изо всех сил играет в загадки и десять лет платил за то, чтобы нам врали. А мы, заметь, верили. «Заранее».
- Почему ты на него сердишься, Лэй?
- Если он засунул нас к чужим людям, как вещи на хранение? - Лэйси сузила глаза. - Почему бы мне сердиться, действительно... У меня такое ощущение, будто мною кто-то управлял. Тогда, на балконе. Я вдруг захотела оказаться от дома подальше, и немедленно. Словно мне приказывали: беги!
- Но этот «кто-то», если он существует, спас тебя, - рассудительно заметила Джис.
- А их почему он не спас? Может, он и не хотел, чтобы они спаслись? Кто был мишенью? И вообще, я сама хочу в Академию - или так хочет он?
- И всё-таки пойдёшь туда? - сдержанно спросила Джиссиана, терзая вьюнок.
- Во-первых, - медленно заговорила Лэйси, - возможно, тот внутренний голос был мой собственный, мой Потенциал. Во-вторых, если он чужой, мне стоит до поры до времени делать, что он велит. Будто я в его власти. Я же не знаю, какую гадость он устроит, если я не послушаюсь. А в-третьих, я хочу стать сенсом, Джис. Чтобы никто больше не сумел подчинить меня или взорвать мой дом. Никто. Никогда.
Джиссиана куталась в плед, глядя на неё исподлобья.
- Ты говорила, все маги злые, - тихо напомнила она. - А волшебная сила отравляет души.
- Мою не отравит. Мне надо уметь защищаться, и всё. - Она поправила сбившуюся ленту на волосах сестрёнки. - И ещё разобраться с теми любителями фейерверков. Врагов я прощать не собираюсь.
- Понятно. - Джис кивнула с таким видом, словно ей было понятно далеко не всё. После короткой паузы она спросила: - А если он правда наш отец... и знал что-то про взрыв? Он тогда тоже твой враг?
- Да, - сказала Лаиса, пожимая плечами. - Конечно.
О ПЛАЩАХ, МИНЕЛАХ И ТРЕТЬЕЙ ПРИНЦЕССЕ
Дни мелькали перед ним, как цветные картинки на страницах книги. Синяя лента реки, искрящаяся на солнце, зеленовато-жёлтые поля, тенистые рощи и стайки ярко раскрашенных крестьянских домов, издали похожих на новенькие детские игрушки. Невысокие круглые холмы и снежно-белые кувшинки в заросших тиной озёрах. Щебет птиц, топоток мелких зверюшек в густой траве, неумолчное тоненькое жужжание насекомых. Нежные трели флейты и звучные аккорды минелы. Вил насвистывает что-то печальное, тут же - весёлое, снова серьёзное и грустное. Тихонько напевает без слов. Смеётся. Когда он свистит, вокруг его головы неизменно вьётся несколько пёстрых пичужек; иногда самая смелая садится ему на плечо, и он, улыбаясь, легонько касается перьев кончиками пальцев. И птичка, вот удивительно, не пугается, не улетает! На Энтиса он не смотрит, только вперёд, вдаль, в небо...
Рыцарь хорошо усвоил полученный в Затишье урок: завидев деревню, накидывал белый плащ, как бы жарко ни было, и внимательно приглядывался к людям, называя своё имя. Но недоверия во взглядах ни разу больше не замечал - зато заметил другое. Крестьяне вились вокруг него, как мухи вокруг мёда, и слишком широко улыбались. А Вил молчал. Энтис понимал, что в людях из-за Черты не разбирается; но Вила он уже немного изучил, и это молчание казалось ему неестественным и тревожным.
Две недели он не решался сунуться к другу с расспросами. Благоразумие настойчиво советовало не ворошить осиного гнезда; сердце же упорно противилось этому совету. А после очередной деревни он вдруг живо припомнил, каким был Вил в Затишье, едва поднялся с кровати: весёлый, приветливый, и рассказывал смешные истории, и так чудесно пел! А с тех пор нигде не пел ни разу...
- Вил, - он кашлянул. - Извини, мне можно спросить?
Его друг кивнул, не выказывая к вопросу ни капли интереса. Энтис вздохнул. Лучше выпалить всё разом. Как с обрыва прыгнуть в ледяную воду: и быстро, и поздно отступать, даже если захочется.
- Ты всякий раз торопишься уйти... будто убегаешь. От их суеты, да? Но они же просто стараются быть учтивыми. Заботятся о нас. А ты смотришь сквозь них и молчишь...
- Как неблагодарная свинья, - спокойно подсказал Вил.
- Я никогда бы о тебе так не сказал!
- Но смысл тот самый, верно?
- Ничуть, - огорчённо возразил Энтис. - Я хотел не упрекать, а понять.
- Ты не поймёшь, - с неожиданной печалью отозвался Вил. - Когда я один, всё иначе. Рыцарю, ясно, что угодно подадут сию секундочку. Ещё уговаривать станут, чтоб милорд, пожалуйста, взял.
Милорд резко остановился посреди дороги и свёл брови. Милорд выглядел - и ощущал себя - опасно схожим с плотно закрытым котлом, который вот-вот закипит.
- Я ненавижу, когда со мной все носятся! И отказываюсь не затем, чтобы послушать их уговоры!
- Да, я заметил.
- Но ты так говоришь! - вознегодовал Энтис. - По-твоему, я слов твоих не слышу?!
- Ничего ты не слышишь. Никто не велит мне убираться в трясины, никто не потребует отработать еду и ночлег, никто даже не нахмурится. Всё идёт в руки само. Задаром.
- Что ж тут плохого? - удивился Энтис. - Ты разве всюду петь хочешь? И каждый музыку понимает? Да если они тебя не покормят, пока не споёшь, - не понимают наверняка! Ну и радуйся, что можешь им не петь, а отдохнуть и уйти. Искусство нужно дарить тем, кто его достоин, а не бросать в толпу наугад! Такой талант, как у тебя, нельзя использовать для того, чтобы выпросить несчастный кусок хлеба в грязной деревушке. Он стоит большего, чем продаваться за гроши кому попало!
- Да? - тихо сказал Вил, в упор глядя на юношу и бледнея. - Стоит того, чтобы весь его продать тебе одному, Энтис Крис-Тален? На всю жизнь или на пару знаков? А какую цену ты мне предложишь? Тот же кусок хлеба, но с маслом сверху - и с улыбками, которые вовсе не для меня, мною не заслужены, и всем плевать, я лучший менестрель Тефриана или вообще глухой, немой и безрукий?
Он порывисто отвернулся и склонил голову. «Я знал, - думал Энтис. - Знал. Вот это - настоящее».
- Прости, - он мягко тронул друга за плечо: - Я очень тебя обидел?
Вил искоса взглянул на него.
- Мне казалось, это я тебя обидел.
- Нет. - Энтис был очень серьёзным. - Совсем нет.
- Люди не виноваты. Просто я влез на чужое место, и мне там неуютно. Я-то не Рыцарь. Мне надо быть собой, быть менестрелем. Делать свою работу, а не цепляться за твой белый плащ.
- А у нас считают, что это не работа, - вдруг вырвалось у Энтиса. - А менестрели бездельники, не хотят приносить пользу, как подобает мужчинам, а шляются по дорогам и клянчат подаяние, и от них один шум и грязные шутки. Ты только не обижайся! Я о тебе вовсе так не думаю!
Вил с равнодушным видом пожал плечами.
- Все так именно и думают.
- Но откуда им знать? Я никогда не слышал, чтобы какой-то другой Рыцарь дружил с менестрелем.
«Другой Рыцарь отлупил бы меня за первую же дерзость, а в Замке потом рассказал, что менестрели неблагодарные твари, какие только кнута и заслуживают. Между прочим, другой не прыгнул к Лили!»
- Отец говорил: мы смотрим из Тени, а тени размывают очертания предметов. Теперь я вижу, в чём тут смысл. - Энтис замялся. - Вил, я не хочу, чтобы со мной ты чувствовал себя... почти вором.
«Вором? Идиотом, скорее... сейчас. А среди забот и льстивых улыбочек - для тебя, ну и мне заодно? Не вором, Энтис. Твои слова о таланте здорово смазали меня по физиономии, я сорвался... и всё вышло красивее, чем есть на деле. А мне вначале и было хорошо. Куда лучше, чем без тебя! А потом я понял, что начинаю привыкать. И испугался. Ведь всё закончится, стоит тебе уйти - а ты уйдёшь непременно. А что будет со мной, когда ты отучишь меня от прежней жизни и не дашь новой взамен?!
Нет, я не лгал тебе, Рыцарь, но... я ведь просто боюсь. Боюсь разжать пальцы и выронить тот кусок хлеба, вот и отпихиваю алмаз, который ты пытаешься сунуть мне в руки. И не хочу такого алмаза... но это не я, а мама, вложившая мне в душу любовь к музыке, дорогам и свободе от долгов и чужих сердец. А взять меня одного, самого по себе, - и будет что-то трусливое, глупое и беспомощное до тошноты!»
- Я не вором себя чувствовал. Скорее, слишком бесполезным. Тебе-то я хоть пою, да о мшанке вот рассказал. Небольшая, а всё польза.
Он-то думал: чувствительный Энтис, склонный всё принимать всерьёз, разволнуется и бросится убеждать, что Вил ему нужен вовсе не из-за мшанки и песен. А Рыцарь преспокойно кивнул:
- А ещё с тобой интересно. Нет, совсем бесполезным я бы тебя не назвал. - В серых глазах блеснула лукавая искорка: - В чём дело, Вил? Смотришь как-то странно.
- Странно? - Вил моргнул. - Да вроде... кусты трещали, будто кто ломится, вдруг там бир взбесился?
Энтис сразу сам стал похож на бира - гибкий, настороженный и опасный.
- А сейчас слышишь?
- Нет, - успокоил Вил. «Слава богам, поверил!» - Почудилось, наверное. А может, кабан или олень. Бир сильней бы шумел. Да ты не бойся. Если и бир, я раньше скажу, чем выскочит.
Он ожидал новой вспышки негодования: чтоб Рыцарь да испугался какого-то несчастного бира?! Но не дождался. Похоже, Энтис вообще его укола не заметил.
- Что мы будем делать в следующей деревне, Вил?
- Ты - что и всегда, - пожал плечами Вил. - Пить, есть, отдыхать... с девочками любезничать. - Энтис усмехнулся, чуть краснея. - А я пойду на площадь. Под небом куда лучше, чем среди стен, от которых луком воняет. - Он прикусил губу. - Только, знаешь... нам надо не вместе прийти. Будто мы незнакомы.
- Почему? - морща лоб, спросил Энтис. - Так же нечестно.
Необходимость вообще эту тему обсуждать, да ещё и ходить вокруг да около, не смея высказаться прямо, вызывала у Вила отчаяние, от которого хотелось заскрежетать зубами или зарычать, как бир.
- Или я не смогу играть. Люди верят тому, чему хотят верить. Покажи им воронье гнездо в ветвях и скажи «бир» - так и зубы увидят, и даже запах из пасти унюхают. Они увидят двух Рыцарей. И ты язык стереть можешь начисто, но не убедишь! Они ведь как думают? Рыцари с менестрелями не водятся, им на менестреля глядеть-то противно. Ну, скажем мы правду. А они на минелу посмотрят, потом на твой плащ, и к вейлину бегом: Рыцари, видать, на солнышке перегрелись, в менестрелей играются! А вейлин к нам - лечить. А то решат, что плащ и меч мы у настоящего Рыцаря украли. Мы в такую беду влететь можем - та степь садом покажется! - он виновато заглянул другу в лицо: - Не умею я объяснять...
Энтис молчал, и Вил совсем приуныл. Как уговорить его, не открывая настоящую причину, почему не стоит тыкать в нос всему Тефриану их дружбу? Настоящая причина... ну нельзя о ней рассказывать этому наивному ребёнку из Тени! Не поверят, что он менестрель? Да нет, поверят. А вот Рыцарю в нём какой интерес... Менестрелю, чтоб уцелеть, надо всем угождать, ничьим приказам не перечить. А перед Орденом и без приказов склоняются все головы в Тефриане, от бродяги до короля. Могущественная Звезда, и та боится непобедимого оружия Рыцарей против силы Чар - Великой Тайны Ордена.
«Рыцарь и менестрель, странствующие вместе. Уже и этого вполне хватает. А он ещё и держится со мной так тепло, а стоит минелу взять да запеть - глаз не сводит, весь прямо светится, словно от счастья себя не помнит, что может этаким сокровищем любоваться!»
О да, с тоской думал Вил, ещё как поверят! И новость мигом облетит деревню (и парочку соседних, откуда в эту забрели гости). И все сбегутся посмотреть. И рассмотрят хорошенько, вот уж наверняка - рассмотрят до мелочей и запомнят его лицо крепко-накрепко! Как не запомнить. Когда ещё доведётся повстречать менестреля, на которого нежно взирает Рыцарь Света!
И он погиб. Слава о нём, недобрая, насмешливая, унизительная слава разнесётся по всему Тефриану быстрее ветра. Трясины Тьмы! А он, несчастный дурак, ещё и осмеливался мечтать, как его повсюду будут узнавать, встречать с радостью. Мечтал! Что ждёт его, когда Энтис отбросит его жалкие доводы и примется поступать по-своему? Уж известность ему тогда обеспечена! И какая известность!
- Я думаю, ты прав. - Рыцарь вздохнул. - Объяснять ты умеешь. Даже лучше некоторых Лордов.
- Спасибо, - пробормотал Вил. Всё разрешилось неожиданно просто, почему же он не радуется?
- Пойдём дальше, - Энтис шутливо-властным жестом подтолкнул его вперёд: - Ты что замер?
- Погоди, - выдавил Вил, уставясь себе под ноги и едва не плача от стыда за эту странную слабость.
- Опять слышишь шум? - немедленно насторожился Энтис. - Где?
- Да нет. Просто жарко... А я вот подумал: может, нам сегодня не идти больше? Никто не огорчится, если мы побездельничаем денёк. Полежим на солнышке, половим рыбу, ягод насобираем. Я сочинил новую песню на рассвете, - он всё же решился поднять глаза: Энтис, прищурясь на солнце и откинув голову, старательно связывал волосы в пучок обрывком чёрного шнурка. - Могу спеть, если хочешь.
Сдержанность, которой он так гордился, рассыпалась в пыль: заискивающие нотки, пропитавшие все его фразы, резали ему слух. Если кто и мог их не заметить - только ребёнок вроде Энтиса.
И Энтис, конечно, не заметил. Просиял и кивнул, восхищённо глядя на Вила, как на долгожданный подарок к дню рождения. «Ну вот! И радуется, как ребёнок. Доверчивый, наивный... Тоже мне Рыцарь!»
- Ой, конечно! Я как раз хотел предложить, ты прямо мысли угадываешь, совсем как Чар-Вэй!
Вил чуть не вздрогнул, а Энтис принялся весело болтать: о том, как ему надоела вечная дорожная пыль, а всё равно ему нравятся дороги, и как надо ловить рыбу без удилища, и почему летом делаются ядовитыми многие травы, и здорово, что не было бира... Энтис словно заразил его своей беззаботной радостью жизни: все страхи вдруг показались ему надуманными и несерьёзными. Он был удивительно сильным и свободным, как ветер. Он был талантливым и всемогущим. Мир принадлежал ему - и с ним был его друг. Сейчас... и завтра... всегда.
Издевательский голос рассудка противным шепотком напоминал: никакого «всегда» нет и быть не может, а эти чудесные ощущения - наиглупейший самообман, детские иллюзии, из которых давно пора бы вырасти, и придавать им какое-то значение - нелепо, смешно и опасно. Трясины, нет глупости хуже, чем утратить ясное представление о реальности! Но Энтис так звонко смеялся... а он так устал, ему так хотелось забыть обо всём неприятном! Выбросить из головы и безысходную мрачную «реальность», и неизбежность расставания с другом - помнить только, что у него ничего не болит, он сыт и хорошо одет, он не топает по нескончаемой дороге, а валяется на травке в тени раскидистого дуба на берегу Яджанны... и он не один. Пусть этому когда-то придёт конец - но сейчас Энтис рядом. И можно болтать о пустяках, смеяться или молчать; но они вместе, а остальное неважно. И плевать ему, реальность это или разыгравшееся от жары и усталости воображение. Главное, у него есть друг.
* * *
Девочка лежала в своём укрытии и сквозь листья смотрела вслед двоим, уходящим прочь. Когда они отошли довольно далеко и уже не могли услышать, она выбралась из кустов и печально вздохнула. Не решилась. А если честно - знала, что не решится. Не стоило и бежать следом! Только напрасно порвала рубашку и вывозилась в пыли, пробираясь в зарослях на обочине. Хорошо хоть прятаться умеет - вон как долго тайком кралась за ними, а они не заметили. Вот бы было позору, если б её - растрёпанную, в пыльной одёжке в травяных пятнах - обнаружили в этих самых кустах!
Она его сразу узнала. А вот он её не узнал, а она ведь нарочно на глаза ему попалась. Да он вокруг-то и не глядел, весь был в себе, в своих мыслях. И невесёлых, видать: от приятных раздумий этаких лиц у людей не бывает. Но ему-то с чего печалиться? Да, не больно сладкая жизнь у менестрелей - она не дурочка, понимает. Но свобода, свобода странствий! Дорога эта принадлежит ему, и все другие дороги, и весь мир! А она... на одном месте, как на привязи... чего, видно, и заслуживает! Вот кто, скажите на милость, ей мешал попросту к нему подойти?! Не вспомнил бы, так сама напомнить могла, говорить-то умеет! Как раз хорошо бы вышло: сразу бы понял, что она не из робких, у кого язык к зубам прилипает. А там, может, и взял бы с собой? А теперь... «Трясины Тьмы! Растяпа бестолковая, так всё испортить, проклятье!» Она поморщилась. «Нет. Успокойся». Во всех сказках говорится: гневу дашь волю - считай, пропал. Будь ты хоть великий воин, хоть Третья Принцесса, хоть даже Чар-Вэй. А уж менестрелю-то и вовсе не выжить, коли гнев смирять не привык! А ты ж вроде в менестрели собиралась, Диш?
Она отцепила от штанов и рубашки репейные головки, слепила мячик и с размаху запустила в траву. Да не заговорить она боялась! И не отказа, и не прощанья с родными местами, с мамой и отцом: она ж не малышка, одиннадцать лет - почти уж взрослый человек. И он, этот мальчик, ненамного её старше. Нет, она бы точно подошла! Хоть её и смутило, что он не пел и не играл. А кое-кто из сельчан дивился, отчего один из двоих Рыцарей без плаща и с минелой. Рыцарь! Ну нет у людей памяти, ни настолечко! И глаз нету. Она-то его бы не забыла, пусть и три года прошло! Даже если б он с ней не говорил тогда.
А он говорил. Долго-долго. Матушка его заполночь с травницей Эльмой беседы вела, а он о городах ей рассказывал, о краях дальних да всяких чудесах, что в пути повидал (а повидал он немало, а ведь лет ему было - почти как ей сейчас!), и показывал фокусы, и сочинял о ней смешные стишки-малютки - она и не знала, как много есть рифм к её имени. И не лень же было вместо отдыха развлекать любопытную малявку! А перед тем, как уйти, вырезал ей из дерева колечко (тогда она его на большой палец надела, а теперь оно на средний в самый раз) и серьёзно сказал, глядя ей в глаза, мокрые от слёз: «Не грусти, я вернусь. И возьму тебя с собой, если захочешь. Отправишься в странствие, как Третья Принцесса».
Ну, у той принцессы, для начала, был конь. И снаряженье для странствий - одёжка, небось, из кожи, а не из хлипкой ткани, что о любую ветку тотчас рвётся! И оружие. «От которого тебе всё равно толку нет, потому как управляться ты с ним не умеешь». Она нахмурилась. Глупости это всё. Она и пешком бы с ним ушла, и отлично бы обошлась без богатых принцессиных одеяний! Но просто... просто...
Ну не смогла она взять и подойти, когда там был тот, второй. Такой, как... ну, прямо как арасинец самых чистых кровей рядом с деревенскими конягами! У Третьей Принцессы, верно, такой арасинец и был: изящный и вроде хрупкий, а на деле - ни один конь по всем статям с ним не сравнится. Так и он. Тонкий, не как местные парни (у тех, небось, шеи толще его талии!), и голос негромкий, и ничего он никому не приказывал, ни единым словом и взглядом цену себе не набивал (как иные сынки сьеров! А уж кто простой крови, а у сьеров в домах сыновьями растут - те и подавно пыжатся, изо всех силёнок перед сельской роднёй перья распушают, что петух перед курами). А он - нет. Ничего в нём в глаза не лезло, на весь Сумрак о себе не кричало - а ведь было. Ну просто было, и всё. Ни тебе пышных одежд, ни могучей силы, ни надменной повадки, но смотрелся он лордом с самой что ни на есть Вершины.
А к высокому лорду так вот запросто не подойдёшь. И к тому, кто с ним в компании странствует, - тоже. Ну, она и не подошла. «Глупая курица. Трусиха несчастная!»
Девочка с унылым вздохом легла на спину в свежескошенное пахучее сено, которое и ей, вместе с прочими сельчанами, через пару дней предстоит убирать и вязать в стога. «Куда веселей идти по дороге да петь песни... Ну и возись с сеном, сама виновата! Курица - она курица и есть».
Ну, правда, талантом к пенью она никогда не отличалась. Вот сказки, легенды всякие - это да. Она совсем крохой была, а уже запоминала их наизусть, раз услышав, и рассказывать умела ничуть не хуже, чем менестрели! Если б не этот Рыцарь... «Красивей его, верно, во всём Сумраке не найти». Она сердито насупилась, выгоняя из памяти золотые волосы и ясные серые глаза. Ей-то что с его красоты? Пока она сама до красоты дорастёт, он уж давным-давно подругу себе отыщет! «Или друга. Если байки о Рыцарях не врут. И чем бы ему, кстати, менестрель-то приглянулся?» Да-а, враньё или нет, а странно всё это!
Сено толком ещё не просохло, но уже кололо спину сквозь тонкую рубашку. Диш закрыла глаза и принялась в который раз самой себе рассказывать свою любимую сказку - про Живой Цветок и Третью Принцессу. Эта история была старой-престарой (Вил тогда сказал, ещё до Войны Чар её придумали, больше семи веков тому назад). А началось с того, что заболел король, и ни травники, ни Вэй не могли недуг одолеть. И Сила Чар, и целебные снадобья - всё бессильно, умирает король. И пришёл во дворец старик, и поведал слух, что есть в мире океан без дна, а посреди того океана остров, весь покрыт лесом дремучим, а в том лесу стоит башня, и растёт в ней Живой Цветок - кто вдохнёт его аромат да лепестка губами коснётся, вмиг от любой болезни излечится. Но живёт в той башне злой великан, днём и ночью Цветок стережёт, и ни мужчине, ни женщине, ни ребёнку по доброй воле Цветка не отдаст, а кто в Башню вошёл - живым не выпустит. А рождён великан не Сумраком, и поранишь его - зарастёт рана в тот же миг, и лишь тот его сразит, кто сумеет удар нанести прямо в сердце. Но хоть могуч злодей, нет у него острого ума, что от Сумрака людям даётся, и потому не силой можно Цветок добыть, а хитростью.
Диш перевернулась на живот, уткнув лицо в скрещенные руки. Собралась за Цветком старшая дочь короля. А старик, ясное дело, оказался самим Певцом. Дал он принцессе белую мышку - путь указать, и совет: Судьбу не гневить, дары отвергая, но дары принимать с оглядкой. Взяла она меч, что из лучшей стали искуснейший кузнец-Рыцарь выковал (а мечом владела она на славу), села на коня, быстрого, как ветер, с детьми и мужем простилась - и в путь. Лесами-полями, горами и долинами привела её мышка к старой иве на развилке трёх дорог, да и пропала с глаз. Опечалилась принцесса, села под иву и думает, как дальше быть, какой дорогой к Цветку спешить. А пока думала, конь-то и откусил с ветки листочек. Зашумела ива, опустились ветви на принцессу, держат крепче стальных оков. И явилась Ивовая Дева и молвит: «За листок с моей ивы, дочь короля, дорого ты заплатишь». Но вспомнила принцесса, что нет зла в Ивовой Деве, и без страха глядя, учтиво сказала: «Обидела я тебя без умысла, но вину признаю и платить готова. Но спешу я за Живым Цветком для отца больного, и потому прошу: отпусти меня, а как добуду Цветок - вернусь к тебе и долг отдам, чем пожелаешь». Засмеялась Ивовая Дева: «Приятны мне твои речи, дочь короля, и нет в них обмана. Прощу тебя, пожалуй, коль откроешь три главные печали своего сердца». Отвечает принцесса: «Печалит меня, что не отдаст великан Цветка добром, и придётся убить его или жизни лишиться. И то печалит, что вдруг вернусь с Цветком слишком поздно и всё равно отца потеряю. А темней печаль, что коль погибну в башне, затоскует навеки мой любимый и останутся дети мои без матери». Кивнула Дева: «Правду сказала ты, дочь короля, помогу тебе выбрать дорогу». Повела рукой, и явились на развилке три белых камня, и на них слова: справа - Путь Любви, слева - Путь Чести, а прямо - Путь Силы. И молвит Дева: «Все пути к Цветку ведут, да все по-разному». А славилась в народе принцесса любящим сердцем. Говорит она: «Из любви к отцу иду за Цветком, а не честь меня гонит; силой же некой сама я владею». Усмехнулась Дева: «Выбор твой и судьба твоя, старшая дочь короля. А за учтивость прими от меня подарок, - с пальца кольцо сняла и принцессе даёт: - Поверни на пальце колечко - увидишь тех, кого любишь больше жизни».
Свернула принцесса на Путь Любви. Скачет лесами-полями, горами-долинами, и притомился конь; спешилась она, припасы из котомки достала, да не может есть - тоска горло сжимает. Вспомнила она совет Певца - дары принимать с оглядкой, да не утерпела, повернула кольцо. И видит отца: близок его конец, но не с миром идёт он в Мерцанье Изначальное: две лишь с ним дочери, третья же далёко, не может проститься с ней король, темны последние часы его в Сумраке. Заплакала принцесса, но дальше едет, думая: обманчив дар Ивовой Девы, добуду Цветок и в срок ворочусь. Но вот океан без дна. Села она в ладью и плывёт, и одолела её тревога - не сдержалась она, вновь кольцо повернула. И видит мужа любимого: бродит он бледной тенью, не спит, не ест - убивает его страх за жену, нигде нет ему покоя. Заплакала она, но дальше плывёт, думая: не будет счастлив любимый, коль на его покой отцову жизнь я променяю. Но вот и остров с лесом дремучим. Идёт принцесса по лесу, да вдруг заныло сердце - не стерпела она, повернула кольцо. И видит детей своих малых: плохо им без мамы, некому приласкать, некому утешить, некому песню на ночь пропеть, и не понять им, зачем мама их оставила, чахнут они не по дням, а по минутам. Повернула она и как могла быстро домой поспешила. Так ни с чем и вернулась.
Диш фыркнула: тоже мне «любовь»! Нет, ну никогда эту принцессу не понимала! И муж хорош: не мог, дурак такой, детям песню на ночь спеть?! Ну, коли сам не мог, так у принцессиных детей, небось, всяких там нянек тьмища, наставниц да служанок - могли бы и сыскать ту, что петь-то умеет!
А король совсем плох, только силами Вэй и дышит. Собралась за Цветком вторая принцесса. Дал и ей Певец мышку белую да совет: Судьбу не гневить, дары отвергая, но дары принимать с оглядкой. Не владела принцесса мечом, а умом взять решила; села на коня, быстрого, как ветер, и в путь. И всё было, как у сестры: добралась до старой ивы у развилки трёх дорог, там мышку потеряла, конь с ивы листок откусил - пришлось и ей Ивовую Деву о милости молить. Та и ей сказала: «Прощу тебя, коль откроешь три главные печали своего сердца». Говорит принцесса: «Печалит меня, что не отдаст великан без боя Цветка, а в честном бою не сражу его, надо обманом Цветок добывать. И то печалит, что не вернусь с Цветком к сроку - умрёт отец мой король, и лишусь я доброго друга и наставника, а народ - мудрого правителя. А темней печаль, что много горя я вижу вокруг, а ещё больше не вижу, и всем в горе помочь я бессильна». И явились три белых камня, а на них слова: справа - Путь Любви, слева - Путь Чести, а прямо - Путь Силы. Молвит Дева: «Все пути к Цветку ведут, да все по-разному». А славилась в народе принцесса высокой душой и чистым сердцем. Говорит она: «Видела я силу без добра, видела и любовь без силы». Усмехнулась Дева: «Выбор твой и судьба твоя, вторая дочь короля. А за учтивость вот тебе подарок, - пояс сняла и принцессе даёт: - Сожми кисть пояска и услышишь того, кто зовёт на помощь».
Свернула принцесса на Путь Чести. Скачет лесами-полями, горами-долинами, и притомился конь; спешилась она, и захотелось ей испытать дар Ивовой Девы. Вспомнила совет Певца - дары принимать с оглядкой, да не утерпела, сжала кисть пояска. И слышит из чащи стон, хриплый да жалобный. Бегом туда поспешила, и видит: кусты в белых ягодах, а в траве мальчик лет пяти - бьётся, стонет, на губах пена, а губы уже синеют. Знала принцесса: ядовиты белые ягоды, знала и лекарство - траву синеглазку. Кинулась искать - нигде нет травы; наконец отыскала, да поздно: лежит дитя и не дышит. А тут и мать подбежала... Со слезами ушла принцесса, села на коня и дальше едет, а сама думает: хотела великану в вине дать дрёмы, да не лежит к тому её сердце... Но вот океан без дна. Хотела уж плыть, да поднялся ветер, взметнул кисть пояска - принцесса и сожми её ненароком. И слышит словно плач между скал. Побежала туда и видит: попал тигрёнок в капкан, скулит, кровью истекает. Открыла капкан, зверька достала, нарвала травы неситы, что раны лечит, но поздно - умер зверёк. Заплакала она, села в ладью и плывёт, а сама думает: хотела устроить великану хитрую ловушку, да темно от того у неё на душе... Но вот и остров с лесом дремучим. Идёт она по лесу, гадает, как великана обмануть и Цветок достать, а в раздумье поясок в руках случайно и покрутила. И слышит: зовёт кто-то на помощь. Кинулась на крик, а деревья путь ей преграждают, хлещут ветвями, колют шипами. Но не отступила она, боли не замечает, страху воли не даёт - а зов всё слабее. И видит лужок зелёный, так и манит лечь да отдохнуть - но не лужок то, а трясина, и тонет в ней юноша, едва уж плечи видны; и не дотянуться ей, не вытащить. Тут заметила она рядом иву, и молвит: «Сердцем я верю в твой дар, Ивовая Дева!». И сказав, ветвь согнула, пояс к ветви привязала, а другой конец юноше бросила так ловко, что поймал он кисть пояска зубами. Отпустила принцесса ветку, та разогнулась и вытянула юношу из трясины.
На этом месте Диш всегда думала, что тому парню здорово повезло: судя по другим принцессиным «спасениям», или ветка должна была сломаться, или пояс бы лопнул, или сам бы он зубы разжал. Хотя понятно, отчего всё получилось: вряд ли принцесса рассчитывала загнать бедолагу великана в болото, верно? Значит, помешать ей полагалось не самой беде, как в тех случаях, а спасённому идиоту (нет, ну зачем его понесло на этот остров, не говоря уж о трясине?!)
А идиот оказался Рыцарем. И они с принцессой вмиг нашли общий язык: врать и хитрить нехорошо, а убивать и вовсе безобразие, а великана тоже надо понять, станешь тут злодеем, когда все гости или воры, или сразу лезут на тебя с мечом. И вообще, Цветок-то чей? Одним словом, в башню эта парочка не пошла. Во дворец к папе-королю - тоже (и правильно, там бы их вряд ли поняли). Пошли они в Тень, и там принцесса и осталась - жить по Заповедям и рожать маленьких Рыцарей. А за Цветком поехала младшая сестрёнка. Если учесть, что ей приходилось с утра до ночи слушать, как старшая кудахчет над своими ненаглядными детишками, а в перерывах изо всех сил жалеет папу, - то сбежать (даже помня про великана) наверняка представлялось ей далеко не худшим поворотом событий.
Диш встала и потихоньку пошла назад, в деревню. Раньше вторая принцесса с её честью казалась ей совсем дурочкой (а её ещё умной звали! Какие ж там считались бестолковыми?!) - но если тот Рыцарь был похож... и таким вот голосом говорил ей неважно о чём, хоть и о Заповедях, и глядел большущими серыми глазами, и улыбался... Диш с сомнением решила, что она всё равно бы не отступила. А Рыцарь, кстати, мог бы и помочь ей с великаном. Нет, глупая она, вторая принцесса! То ли дело - третья.
Третья Принцесса... вот бы с кем дружить. Она-то не стала бы хихикать да таращиться, как на чудо! И ничего смешного, что человеку куда больше хочется воинского уменья и странствий, чем нарядов, красивого работящего парня и умных ребятишек! Да, Третья Принцесса могла бы понять...
Она ведь тоже в конце стала странницей. А сперва у неё было всё, как у сестёр: Певец с его советом, мышка, Ивовая Дева. А на вопрос она так ответила: «Печалюсь, что невелик я воин, и в хитростях не сильна, и Цветок вряд ли достану. И об отце я печалюсь: умирает он раньше срока, молод он сердцем и телом не стар, жить бы ему да радоваться. И о том печалюсь, что есть у нас выбор и воля, а будто и нет: я великана страшусь, а всё ж иду к нему; отцу отпустить меня жаль, а удержать не пытался; сёстры и любят отца, а своей волей с полпути повернули. И ты, Ивовая Дева, вольна ветром летать, а остаёшься у дерева. И в твоём, видно, сердце - две воли, два выбора». И явились три белых камня, а на них слова: Путь Любви, Путь Чести и Путь Силы. Молвит Дева: «Все пути к Цветку ведут, да все по-разному». Отвечает принцесса: «Любовь меня ведёт, честь свернуть не позволит; да вот силы немного - не мне её сторониться. Но какой ни пойду я дорогой, останусь собой; не путь мне велит, а велит моё сердце».
И вмиг не стало камней и развилки: пред ней океан без дна, а рядом Дева, и молвит: «Выбор был твой, но выбирала и я, третья дочь короля. И до Башни судьба у нас общая». А принцесса и рада: не одной в океане плыть, не одной по дремучему лесу брести, всякий путь с товарищем веселее. Сели в ладью и плывут, а тут почернело небо, налетел ураган, волны вздымаются горами, швыряют ладью, как пёрышко. Говорит принцесса: «Жаль, но разные наши судьбы, сестра на пути: мне и без лодки плыть к острову, а ты держись за весло ивовое, и не погубит тебя ураган». А Дева с волос ленту сняла, в волны пустила - и смирились волны, и стих ураган, как не был. Но вот и остров с лесом дремучим. Идут они по лесу, а Башня вдали видна, и что ни тар - ближе не становится. Платья о ветки изорвали, башмаки о камни протёрли, тела изранили, а Башня всё дальше. И видят иву. Говорит принцесса: «Разные наши судьбы, сестра на пути: мне хоть падать, но вставать и к Башне идти; ты ж притомилась, а тут тебе кров и исцеленье». А Дева веточку ивы сломала, вытекло две капли соку - выпили, и исцелились их раны; два волоса взяла, на листок навила - и на них платье крепкое да нарядное; по корню топнула дважды - легла к Башне дорога всего в сто шагов. Молвит Дева: «Дальше судьба лишь твоя, третья дочь короля. Иди и помни свои слова: любовь ведёт, честь свернуть не даёт, да и силы сторониться не стоит. И моё не забудь присловье: кто и с силою слаб, а кто и в слабости сыщет силу». И пропала с глаз.
Идёт принцесса к Башне и видит в дверях великана, огромного, страшного да могучего, и она пред ним - что мышка пред биром. Взяла меч, да бросила: не сразить ей мечом великана. О хитрых уловках гадает, да не идут на ум хитрости. Вспомнила Деву и думает: где и искать мне силы, как не в слабости? Коль никого великан не пускает живым из Башни, так в неё не пойду, а ему и скажу Цветок принести - вдруг насмешит его моя дерзость, а от смеху авось подобреет. Хоть силён и грозен на вид, велела Дева силы не сторониться. Подошла к великану и молвит: «Смерти твоей мне не надо, и вором быть не хочу, и не милости прошу, а уговор предлагаю: ты дай мне Цветок для отца-короля, я ж исполню любое твоё желанье». И вдруг видит: нет великана-чудовища, а стоит юноша, ростом невысок и лицом приятен, и говорит: «Впервые не меч и коварство, а уговор мне предложили! Знай же, третья дочь короля, что хоть телом я молод, но лет мне немало, и владею я силой Чар искуснее всех в мире Сумрака. Вырастил я волшебный Цветок, чтоб тех спасал, чей путь до срока уводит в Мерцание. Да не вышло с того добра: зависть и зло Цветок окружили. Кто богатство копил без совести, желая купить Цветок заветный; кто воровством добыть его пытался, кто требовал властью иль родом высоким, а кто и оружием. И унёс я Цветок от людей, и спрятал в Башне, и в облике великана много лет его охраняю, поджидая того, кому и поможет Цветок, и сердце не сделает чёрным. Не взять его робкому - страшится он великана; не взять воину - нет в Сумраке воина, мне равного; не взять и хитроумному - Чар мысли мне открывает. Тебе же дам я Цветок, Третья Принцесса». Она и отвечает: «Не так сильна я, чтоб Цветок устеречь; не так умна, чтоб избежать обмана. Да и темно одной мне в дороге, как темна твоя Башня. Пойдёшь ли со мною?»
А потом, вздохнула Диш, они странствовали вдвоём, и он учил её тайнам Чар. Повезло же!.. Кстати, когда она спросила, Вэй улыбнулся и дал ей белую мышку. Конечно, он был сам Певец. А кто ж ещё?
вверх^
к полной версии
понравилось!
в evernote
© Copyright: Марк Шейдон, 2009
В имени Лили ударение на первом слоге!
Она тащила сестричку по улицам и молчала. Богатый опыт ночных прогулок не подвёл: встречались им только кошки, бесшумные тени с зелёными колдовскими глазами. Да и те поспешно растворялись в ночи, натыкаясь на такой же зелёный, холодный взгляд Лаисы: она была слишком опасной.
Лаисе Тай никогда не причиняли настоящей боли. Боль, когда задыхаешься, и в глазах всё плывёт, размывается, как в тумане. Ярость. Кипит, пенится жидким огнём в крови, в нервах, всюду. Ярость... и глупое детское желание проснуться... и отомстить. А что? И достойно, и приятно, очень разумная цель.
Да - в фан-мире, где у меня есть оружие и сильное ловкое тело, умеющее с ним управляться! А тут - я беспомощный ребёнок. Без оружия, без могущественных союзников, без средств к существованию. Зато с младшей сестрёнкой. Отличнейший расклад. Как раз для доблестного воина Света! И платье - одна красота, никакой пользы. Хорошо, хоть Джис следует более удобной моде и почти готова идти...
Куда идти, она уже знала. Получится ли - другой вопрос... Заткнись. У тебя всегда всё получалось.
- Пошли в Заросли, - сказала она. - К цветочникам.
- Ты с ума сошла, - вяло воспротивилась Джиссиана.
- Они не кусаются, не едят детишек и не насилуют девственниц. В чём дело?
Джис села на бордюр клумбы.
- Нам надо к мэру. Получить документы, кредитки. И страховку... - она насупилась и уставилась в землю. Лэйси присела рядом на корточки. Обнять и утешить или рявкнуть, чтоб сестричка разозлилась и ожила? От объятий и утешений вообще-то и я бы не отказалась... Тихо, рыцарь!
- Кто-то кого-то хотел убить, Джис. Маму за её финансовые штучки, или отец в суде довыступался... - она нахмурилась: - Я никому ничего не обещала, ни с кем не спала, ни во что не ввязывалась. Если из-за меня, совсем уж непонятно. И потом - вещества для взрывов, их же в магазине не купишь. Их просто нет. Есть только формулы. А готовят их в одной-единственной лаборатории, где-то в тропиках, и все заказы идут через военных, Конгресс и равновесников. Ну и чем кому-то из них наша семья помешала?
- От взрывов шум, - безучастно заметила Джис. - Остатки... всякие. И по всему городу уже носилась бы тьмища полиции. С сиренами и мигалками.
- А всё тихо. - Лэйси вздохнула: слава богу, сестричка пока в здравом рассудке! - Правда, странно.
- Лэй, ты знаешь о «Стальных Крыльях»?
- Психи, которые орали в Конгрессе, что сенсы - враги человечества? Я читала. Это было десять лет назад, когда ты родилась. Все посмеялись, их быстренько заткнули, тем всё и кончилось.
- Не кончилось. Они просто перестали орать.
Оказывается, от бессилия болит голова? Мне нужно ощутить меч в руках. Удобный… тяжёлый… успокаивает… Лаиса с трудом очнулась.
- Послушай, в городе до фига сенсов. Настоящих. И не припомню, чтобы их дома взрывали.
- Настоящих, Лэй. Даже ты почувствовала опасность.
- О! - Лаиса нехорошо сощурилась. - Взрослых трогать боимся, а деток, значит, можно?
Она криво усмехнулась. Всё-таки и меня можно довести до того, что мне хочется плакать…
- Ну, допустим. А мне повезло учуять опасность, и первый полёт был удачный, и вообще я везунчик. Отлично. И на кой чёрт мне рисковать своим везеньем, крича, что мы живы? Ребята пальнут ещё разок - и в кого попадут, когда мне снова повезёт? А среди цветочников затеряться запросто: пришёл и живи, имён они не спрашивают. У них никакие «Крылья» нас не отыщут. Да и зачем искать, если мы пепел?
- Отыщут, если захотят. Взрыв был другой. Понимаешь?
Лэйси озадаченно нахмурилась.
- Пси-удар? Но если «Стальные Крылья» хотели уничтожить сенсов, как же они могут... Идиотизм!
- Я слышала, лидеры «Крыльев» сами были сенсы.
- Ты что-то путаешь, - пробормотала Лэйси. Головная боль превращала слова почти в бессмыслицу.
- Нет. На словах они вроде заботились об интересах людей без пси, которые рядом с сенсами совсем беззащитные. А на деле они что предлагали? Закрыть Академии, сенсов отовсюду повыгонять, вообще отменить такую науку - психосенсорику. Ну, тогда и равновесников не станет. И сенсы - из «Крыльев», например, - и правда смогут править миром. Ведь никто про них не знает, и приструнить их некому.
- Но в Конгрессе сидят не дураки, и развернуться им не дали, - подвела итог Лэйси. - И бедняжкам теперь приходится спасать общество от переизбытка сенсов другими способами. А я-то думала, живу в стоячем болотце, ни опасностей тебе, ни риска... - Её губы вновь сложились в кривую усмешку: - У нас, похоже, много общего. Они тоже спокойную жизнь не любят. Ну, могут не грустить, она им не грозит. Я лично позабочусь. Махать этим «крылышкам» ещё лет пять, не больше.
- Ты-то при чём? Это работа равновесников. Им за неё деньги платят. Вот пусть они и разбираются.
- Чёрта с два они разберутся! Им не потянуть. Или они бы уже разобрались. До взрыва. Значит, сенс-адепт учуял бы угрозу? Но и я учуяла. А твои равновесники, лучшие из лучших, наши защитники - они где были? - она поморщилась. - Нам никому нельзя верить, Джис. Я ни с кем не болтала о моём Потенциале. Я сама не знала. Кто-то меня вычислил. Сосед, полицейский, учитель, врач... равновесник. Может, мы и до мэра-то не дойдём. А потом будут другие кучки пепла и другие пропавшие детишки.
Сестрёнка смотрела на неё без всякого интереса.
- Нам надо в Академию, Джис. Там уж нас никто не достанет. Станем сенсами, заведём влиятельных друзей. А потом я тех ребят найду, и что-то мне подсказывает - они о нашей встрече крупно пожалеют.
Джис равнодушно кивнула. Чёрт, чёрт. Как же мне встряхнуть её? Ну, если и это не сработает...
- Дай-ка мне твой ножик, - она открыла маленький складной нож и слегка разрезала кожу на кисти левой руки: - Клятва крови, Джис. Как в моём фан-мире. Мы их отыщем и отомстим, ты и я. Клянусь.
Глаза её сестры наконец-то блеснули. Она забрала нож и с серьёзным видом проделала то же самое.
- Клянусь, - сказала Джиссиана Тай. Облизнула ранку и вновь плотно закуталась в чёрный плед.
___
Зарослями именовался среди жителей городка Сайтела парк, где когда-то был детский сад. Потом детям подыскали более удобное место, а парк оставался заброшенным и никому не нужным - пока его не облюбовали цветочники. Бывшее детское обиталище получило новых хозяев. Учитывая образ жизни цветочников, перемена была незначительна. Правда, детишки не носили бород, не занимались сексом и не употребляли мудрёных слов, позаимствованных из старинных философских трактатов, - но, по сути, тем отличия нынешних обитателей парка от прежних и ограничивались. Цветочники (прозванные так то ли за любовь к природе, то ли за избранный ими растительный образ жизни) отличались детской безответственностью и совершенно не желали заниматься чем-то полезным, зато были жизнерадостны, приветливы, беспечны и, как правило, всем в мире довольны. Поскольку после Перехода пищи и жилья хватало на всех, и задаром, то цветочники могли бездельничать в своё удовольствие - что они и делали.
Более века Земля тщетно пыталась излечиться от ран, нанесённых страшной галактической войной и не менее страшным её итогом - Разграничением Люта, навсегда отрезавшим заселённые планеты от звёзд и друг от друга. А затем - удивительные пять лет, когда появилась биоткань, из которой делали всё, от посуды и одежды до компьютеров, и элемент Ройхана - в отличие от всех прочих источников энергии, фантастически дешёвый. И главное - синты. Пища для всех, в любом количестве и бесплатно. Синт-автоматы разрешили проблему пропитания раз и навсегда. Собственно, это и был Переход.
Ремонтировать «допереходные» дома было куда дороже, чем приобрести новые; поэтому их просто оставляли. Их-то обычно и занимали цветочники. Дома не могли похвастаться особым комфортом, а синт-пища, хоть и была тщательно витаминизирована и питательна, но разнообразием и изысканными вкусовыми качествами не отличалась. Однако цветочники, судя по всему, большего и не желали.
Впрочем, одним делом они занимались, и даже с редкостным трудолюбием: раскапывали всяческие сведения о своих предках и составляли генеалогические карты. Почему - остаётся тайной; но заражало это увлечение всех, кого, навсегда или на время, заносило в Заросли Сайтела или в подобия Зарослей в других городах (поселения такого рода существовали повсюду). Лаиса «заразилась» тоже: занятие, где требуется внимание, настойчивость и никакого воображения, - именно то, что ей сейчас нужно. Иногда она спала и ела, а остальное время сидела за непривычно примитивным комом.
Джиссиане в Зарослях не очень нравилось, но ей теперь не понравилось бы нигде, так что неважно. Лэйси с ней почти не разговаривала, и хорошо: Лэйси напоминала ей о доме, а вспоминать она боялась.
А настоящее её не пугало, просто всё потеряло смысл, сделалось пресным, блёклым, ненужным. Она пыталась к чему-то проявить интерес. Слушала философские диспуты цветочников. Слушала стихи - некоторые даже могла вытерпеть до конца. Тихонько приходила к кострам вечерами и слушала песни под гитару. Она постоянно кого-то слушала. Ей самой сказать им было нечего. Да и не хотелось.
Время от времени она заставляла себя думать, рассуждать. Что у неё есть? Их клятва. Нож. Немного денег в кармашке джинсов (Лэйси, которая обычно тратила куда больше за день, отнеслась к находке так радостно, словно ей предоставили неограниченный кредит во всех банках Земли). Ещё у неё был скромный опыт «выживания на природе» (три дня в берёзовой роще поблизости от города) и столь же скромные достижения в области пси: иногда она знала чужие чувства и немножко умела летать. И всё.
Ах да, ещё Лэйси. Лэйси с её потрясающим самообладанием... и просто фантастическим замыслом: отправиться в ближайшую Академию пешком и добраться туда к середине осени (теперь шёл август).
Время уходило. Но Джис не тревожилась и не пыталась оттащить сестру от кома: не всё ли равно?
Лаиса нашла её, созерцающую очередной философский диспут («слушающую» сказать было нельзя, так как она не слушала), и утянула в заросшую вьюнками беседку в глубине парка.
- Тут на комах самый низкий допуск. Прямо увешаны замками. Пришлось сломать парочку. - Джис кивнула. К чему Лэй клонит, непонятно, но пусть говорит. - Я влезла в Центр психогенных структур. Посчитала вероятности. Просто для забавы. - Лаиса сорвала цветок. - По формуле, куда входят только главные параметры, мы происходим от наших родителей с вероятностью около девяноста процентов, как положено. Если взять полный набор данных... - она растёрла цветок в ладонях. - Обычно результат меняется на один-два процента. А у нас с тобой - на несколько десятков. В минус.
Джис широко раскрыла глаза.
- Собственно говоря, - сумрачно пояснила Лаиса, - для нас эти уточняющие параметры дают больше процентов, чем основные. Только с другим знаком. И нас нет, рыбка. Не может быть. Вот так.
- В базах бывают ошибки, - неуверенно предположила Джис.
- А в моих расчётах тем более? - усмехнулась Лэйси. - Я проверяла раз двадцать. И для других семей у меня получалось правильно. А для нас - нет. И все цифры, которые часто всплывают на поверхность, - именно такие, как надо, чтобы ни у кого не появилось подозрений.
- Подозрений? - тихо повторила Джиссиана.
- Ну да. Что мы не дети Жерара и Магды Тай.
Джиссиане хотелось кричать и требовать ответов (которых Лэйси, разумеется, не знала) на десятки вопросов; но она оставалась спокойной. Быть сдержанной и терпеливой она умела с раннего детства.
- Понимаешь, аномалии были бы сразу видны. А для ошибки очень уж гладко выходит. Да ещё у нас обеих. И я уверена, на это сроду никто не наткнулся бы. И я ведь только от скуки посчитала. Тут какая-то тайна. Очень важная тайна. И, по-моему, опасная. По-моему, она-то и объясняет взрыв.
- Но ты же не думаешь, что родители нас похитили?
Лаиса с кривоватой усмешкой покачала головой.
- Не могу приладить к ним такой сюжет. Непохожи они на людей, которые хранят мрачные тайны.
- Но одну тайну они хранили, - возразила Джис.
Рассказ о загадочном «некто» Лаиса выслушала с живым интересом. И, пожалуй, даже с волнением.
- Они сказали, он должен решать, можно ли мне в Академию? И содержание? Вот отчего папочка всегда был таким щедрым, а мама дулась... Понятно. Джисса, он наш отец.
- С чего ты взяла? - растерялась Джиссиана.
- Ну, или ему выгодно, чтобы мы про отца ничего не знали. Но он-то всё о нас знает. Все разгадки.
- Ты просто выдумываешь! - тоном, близким к отчаянию, воскликнула Джис.
- Нет. Я чувствую. - Лаиса помедлила. - Я даже не удивилась. У меня были сны... странные, без лиц, одни голоса... или воспоминания. Я «помнила»: моя мама умерла, когда ты родилась. И «помнила», что у нашего отца были враги... или один враг. И они оба живы. Тот враг и отец.
- Но отцы от детей не прячутся!
- А я и не говорю, что мы должны при встрече кинуться к нему на шею с поцелуями.
- Ты собираешься его искать?
- Я собираюсь завтра уйти в Академию. А он сам нас найдёт... или найдётся помимо своего желания. - Лэйси блеснула зелёными кошачьими глазами. - Мне кажется, он найдётся.
- Ты думаешь, он... не друг нам?
- Ничего определённого я о нём не думаю, - сухо возразила её сестра. - А подделать те цифры очень сложно, очень дорого и очень плохо кончится, если тебя поймают. А причину он мне не объяснил.
- Но ты заранее ему не веришь, - печально сказала Джис.
- Заранее, - ядовито сообщила Лаиса, - я не верю никому. Нет глупости хуже, чем «верить заранее» тому, о ком ни черта не знаешь. А всё, что мы, предположительно, знаем о дорогом папочке, - он изо всех сил играет в загадки и десять лет платил за то, чтобы нам врали. А мы, заметь, верили. «Заранее».
- Почему ты на него сердишься, Лэй?
- Если он засунул нас к чужим людям, как вещи на хранение? - Лэйси сузила глаза. - Почему бы мне сердиться, действительно... У меня такое ощущение, будто мною кто-то управлял. Тогда, на балконе. Я вдруг захотела оказаться от дома подальше, и немедленно. Словно мне приказывали: беги!
- Но этот «кто-то», если он существует, спас тебя, - рассудительно заметила Джис.
- А их почему он не спас? Может, он и не хотел, чтобы они спаслись? Кто был мишенью? И вообще, я сама хочу в Академию - или так хочет он?
- И всё-таки пойдёшь туда? - сдержанно спросила Джиссиана, терзая вьюнок.
- Во-первых, - медленно заговорила Лэйси, - возможно, тот внутренний голос был мой собственный, мой Потенциал. Во-вторых, если он чужой, мне стоит до поры до времени делать, что он велит. Будто я в его власти. Я же не знаю, какую гадость он устроит, если я не послушаюсь. А в-третьих, я хочу стать сенсом, Джис. Чтобы никто больше не сумел подчинить меня или взорвать мой дом. Никто. Никогда.
Джиссиана куталась в плед, глядя на неё исподлобья.
- Ты говорила, все маги злые, - тихо напомнила она. - А волшебная сила отравляет души.
- Мою не отравит. Мне надо уметь защищаться, и всё. - Она поправила сбившуюся ленту на волосах сестрёнки. - И ещё разобраться с теми любителями фейерверков. Врагов я прощать не собираюсь.
- Понятно. - Джис кивнула с таким видом, словно ей было понятно далеко не всё. После короткой паузы она спросила: - А если он правда наш отец... и знал что-то про взрыв? Он тогда тоже твой враг?
- Да, - сказала Лаиса, пожимая плечами. - Конечно.
Дни мелькали перед ним, как цветные картинки на страницах книги. Синяя лента реки, искрящаяся на солнце, зеленовато-жёлтые поля, тенистые рощи и стайки ярко раскрашенных крестьянских домов, издали похожих на новенькие детские игрушки. Невысокие круглые холмы и снежно-белые кувшинки в заросших тиной озёрах. Щебет птиц, топоток мелких зверюшек в густой траве, неумолчное тоненькое жужжание насекомых. Нежные трели флейты и звучные аккорды минелы. Вил насвистывает что-то печальное, тут же - весёлое, снова серьёзное и грустное. Тихонько напевает без слов. Смеётся. Когда он свистит, вокруг его головы неизменно вьётся несколько пёстрых пичужек; иногда самая смелая садится ему на плечо, и он, улыбаясь, легонько касается перьев кончиками пальцев. И птичка, вот удивительно, не пугается, не улетает! На Энтиса он не смотрит, только вперёд, вдаль, в небо...
Рыцарь хорошо усвоил полученный в Затишье урок: завидев деревню, накидывал белый плащ, как бы жарко ни было, и внимательно приглядывался к людям, называя своё имя. Но недоверия во взглядах ни разу больше не замечал - зато заметил другое. Крестьяне вились вокруг него, как мухи вокруг мёда, и слишком широко улыбались. А Вил молчал. Энтис понимал, что в людях из-за Черты не разбирается; но Вила он уже немного изучил, и это молчание казалось ему неестественным и тревожным.
Две недели он не решался сунуться к другу с расспросами. Благоразумие настойчиво советовало не ворошить осиного гнезда; сердце же упорно противилось этому совету. А после очередной деревни он вдруг живо припомнил, каким был Вил в Затишье, едва поднялся с кровати: весёлый, приветливый, и рассказывал смешные истории, и так чудесно пел! А с тех пор нигде не пел ни разу...
- Вил, - он кашлянул. - Извини, мне можно спросить?
Его друг кивнул, не выказывая к вопросу ни капли интереса. Энтис вздохнул. Лучше выпалить всё разом. Как с обрыва прыгнуть в ледяную воду: и быстро, и поздно отступать, даже если захочется.
- Ты всякий раз торопишься уйти... будто убегаешь. От их суеты, да? Но они же просто стараются быть учтивыми. Заботятся о нас. А ты смотришь сквозь них и молчишь...
- Как неблагодарная свинья, - спокойно подсказал Вил.
- Я никогда бы о тебе так не сказал!
- Но смысл тот самый, верно?
- Ничуть, - огорчённо возразил Энтис. - Я хотел не упрекать, а понять.
- Ты не поймёшь, - с неожиданной печалью отозвался Вил. - Когда я один, всё иначе. Рыцарю, ясно, что угодно подадут сию секундочку. Ещё уговаривать станут, чтоб милорд, пожалуйста, взял.
Милорд резко остановился посреди дороги и свёл брови. Милорд выглядел - и ощущал себя - опасно схожим с плотно закрытым котлом, который вот-вот закипит.
- Я ненавижу, когда со мной все носятся! И отказываюсь не затем, чтобы послушать их уговоры!
- Да, я заметил.
- Но ты так говоришь! - вознегодовал Энтис. - По-твоему, я слов твоих не слышу?!
- Ничего ты не слышишь. Никто не велит мне убираться в трясины, никто не потребует отработать еду и ночлег, никто даже не нахмурится. Всё идёт в руки само. Задаром.
- Что ж тут плохого? - удивился Энтис. - Ты разве всюду петь хочешь? И каждый музыку понимает? Да если они тебя не покормят, пока не споёшь, - не понимают наверняка! Ну и радуйся, что можешь им не петь, а отдохнуть и уйти. Искусство нужно дарить тем, кто его достоин, а не бросать в толпу наугад! Такой талант, как у тебя, нельзя использовать для того, чтобы выпросить несчастный кусок хлеба в грязной деревушке. Он стоит большего, чем продаваться за гроши кому попало!
- Да? - тихо сказал Вил, в упор глядя на юношу и бледнея. - Стоит того, чтобы весь его продать тебе одному, Энтис Крис-Тален? На всю жизнь или на пару знаков? А какую цену ты мне предложишь? Тот же кусок хлеба, но с маслом сверху - и с улыбками, которые вовсе не для меня, мною не заслужены, и всем плевать, я лучший менестрель Тефриана или вообще глухой, немой и безрукий?
Он порывисто отвернулся и склонил голову. «Я знал, - думал Энтис. - Знал. Вот это - настоящее».
- Прости, - он мягко тронул друга за плечо: - Я очень тебя обидел?
Вил искоса взглянул на него.
- Мне казалось, это я тебя обидел.
- Нет. - Энтис был очень серьёзным. - Совсем нет.
- Люди не виноваты. Просто я влез на чужое место, и мне там неуютно. Я-то не Рыцарь. Мне надо быть собой, быть менестрелем. Делать свою работу, а не цепляться за твой белый плащ.
- А у нас считают, что это не работа, - вдруг вырвалось у Энтиса. - А менестрели бездельники, не хотят приносить пользу, как подобает мужчинам, а шляются по дорогам и клянчат подаяние, и от них один шум и грязные шутки. Ты только не обижайся! Я о тебе вовсе так не думаю!
Вил с равнодушным видом пожал плечами.
- Все так именно и думают.
- Но откуда им знать? Я никогда не слышал, чтобы какой-то другой Рыцарь дружил с менестрелем.
«Другой Рыцарь отлупил бы меня за первую же дерзость, а в Замке потом рассказал, что менестрели неблагодарные твари, какие только кнута и заслуживают. Между прочим, другой не прыгнул к Лили!»
- Отец говорил: мы смотрим из Тени, а тени размывают очертания предметов. Теперь я вижу, в чём тут смысл. - Энтис замялся. - Вил, я не хочу, чтобы со мной ты чувствовал себя... почти вором.
«Вором? Идиотом, скорее... сейчас. А среди забот и льстивых улыбочек - для тебя, ну и мне заодно? Не вором, Энтис. Твои слова о таланте здорово смазали меня по физиономии, я сорвался... и всё вышло красивее, чем есть на деле. А мне вначале и было хорошо. Куда лучше, чем без тебя! А потом я понял, что начинаю привыкать. И испугался. Ведь всё закончится, стоит тебе уйти - а ты уйдёшь непременно. А что будет со мной, когда ты отучишь меня от прежней жизни и не дашь новой взамен?!
Нет, я не лгал тебе, Рыцарь, но... я ведь просто боюсь. Боюсь разжать пальцы и выронить тот кусок хлеба, вот и отпихиваю алмаз, который ты пытаешься сунуть мне в руки. И не хочу такого алмаза... но это не я, а мама, вложившая мне в душу любовь к музыке, дорогам и свободе от долгов и чужих сердец. А взять меня одного, самого по себе, - и будет что-то трусливое, глупое и беспомощное до тошноты!»
- Я не вором себя чувствовал. Скорее, слишком бесполезным. Тебе-то я хоть пою, да о мшанке вот рассказал. Небольшая, а всё польза.
Он-то думал: чувствительный Энтис, склонный всё принимать всерьёз, разволнуется и бросится убеждать, что Вил ему нужен вовсе не из-за мшанки и песен. А Рыцарь преспокойно кивнул:
- А ещё с тобой интересно. Нет, совсем бесполезным я бы тебя не назвал. - В серых глазах блеснула лукавая искорка: - В чём дело, Вил? Смотришь как-то странно.
- Странно? - Вил моргнул. - Да вроде... кусты трещали, будто кто ломится, вдруг там бир взбесился?
Энтис сразу сам стал похож на бира - гибкий, настороженный и опасный.
- А сейчас слышишь?
- Нет, - успокоил Вил. «Слава богам, поверил!» - Почудилось, наверное. А может, кабан или олень. Бир сильней бы шумел. Да ты не бойся. Если и бир, я раньше скажу, чем выскочит.
Он ожидал новой вспышки негодования: чтоб Рыцарь да испугался какого-то несчастного бира?! Но не дождался. Похоже, Энтис вообще его укола не заметил.
- Что мы будем делать в следующей деревне, Вил?
- Ты - что и всегда, - пожал плечами Вил. - Пить, есть, отдыхать... с девочками любезничать. - Энтис усмехнулся, чуть краснея. - А я пойду на площадь. Под небом куда лучше, чем среди стен, от которых луком воняет. - Он прикусил губу. - Только, знаешь... нам надо не вместе прийти. Будто мы незнакомы.
- Почему? - морща лоб, спросил Энтис. - Так же нечестно.
Необходимость вообще эту тему обсуждать, да ещё и ходить вокруг да около, не смея высказаться прямо, вызывала у Вила отчаяние, от которого хотелось заскрежетать зубами или зарычать, как бир.
- Или я не смогу играть. Люди верят тому, чему хотят верить. Покажи им воронье гнездо в ветвях и скажи «бир» - так и зубы увидят, и даже запах из пасти унюхают. Они увидят двух Рыцарей. И ты язык стереть можешь начисто, но не убедишь! Они ведь как думают? Рыцари с менестрелями не водятся, им на менестреля глядеть-то противно. Ну, скажем мы правду. А они на минелу посмотрят, потом на твой плащ, и к вейлину бегом: Рыцари, видать, на солнышке перегрелись, в менестрелей играются! А вейлин к нам - лечить. А то решат, что плащ и меч мы у настоящего Рыцаря украли. Мы в такую беду влететь можем - та степь садом покажется! - он виновато заглянул другу в лицо: - Не умею я объяснять...
Энтис молчал, и Вил совсем приуныл. Как уговорить его, не открывая настоящую причину, почему не стоит тыкать в нос всему Тефриану их дружбу? Настоящая причина... ну нельзя о ней рассказывать этому наивному ребёнку из Тени! Не поверят, что он менестрель? Да нет, поверят. А вот Рыцарю в нём какой интерес... Менестрелю, чтоб уцелеть, надо всем угождать, ничьим приказам не перечить. А перед Орденом и без приказов склоняются все головы в Тефриане, от бродяги до короля. Могущественная Звезда, и та боится непобедимого оружия Рыцарей против силы Чар - Великой Тайны Ордена.
«Рыцарь и менестрель, странствующие вместе. Уже и этого вполне хватает. А он ещё и держится со мной так тепло, а стоит минелу взять да запеть - глаз не сводит, весь прямо светится, словно от счастья себя не помнит, что может этаким сокровищем любоваться!»
О да, с тоской думал Вил, ещё как поверят! И новость мигом облетит деревню (и парочку соседних, откуда в эту забрели гости). И все сбегутся посмотреть. И рассмотрят хорошенько, вот уж наверняка - рассмотрят до мелочей и запомнят его лицо крепко-накрепко! Как не запомнить. Когда ещё доведётся повстречать менестреля, на которого нежно взирает Рыцарь Света!
И он погиб. Слава о нём, недобрая, насмешливая, унизительная слава разнесётся по всему Тефриану быстрее ветра. Трясины Тьмы! А он, несчастный дурак, ещё и осмеливался мечтать, как его повсюду будут узнавать, встречать с радостью. Мечтал! Что ждёт его, когда Энтис отбросит его жалкие доводы и примется поступать по-своему? Уж известность ему тогда обеспечена! И какая известность!
- Я думаю, ты прав. - Рыцарь вздохнул. - Объяснять ты умеешь. Даже лучше некоторых Лордов.
- Спасибо, - пробормотал Вил. Всё разрешилось неожиданно просто, почему же он не радуется?
- Пойдём дальше, - Энтис шутливо-властным жестом подтолкнул его вперёд: - Ты что замер?
- Погоди, - выдавил Вил, уставясь себе под ноги и едва не плача от стыда за эту странную слабость.
- Опять слышишь шум? - немедленно насторожился Энтис. - Где?
- Да нет. Просто жарко... А я вот подумал: может, нам сегодня не идти больше? Никто не огорчится, если мы побездельничаем денёк. Полежим на солнышке, половим рыбу, ягод насобираем. Я сочинил новую песню на рассвете, - он всё же решился поднять глаза: Энтис, прищурясь на солнце и откинув голову, старательно связывал волосы в пучок обрывком чёрного шнурка. - Могу спеть, если хочешь.
Сдержанность, которой он так гордился, рассыпалась в пыль: заискивающие нотки, пропитавшие все его фразы, резали ему слух. Если кто и мог их не заметить - только ребёнок вроде Энтиса.
И Энтис, конечно, не заметил. Просиял и кивнул, восхищённо глядя на Вила, как на долгожданный подарок к дню рождения. «Ну вот! И радуется, как ребёнок. Доверчивый, наивный... Тоже мне Рыцарь!»
- Ой, конечно! Я как раз хотел предложить, ты прямо мысли угадываешь, совсем как Чар-Вэй!
Вил чуть не вздрогнул, а Энтис принялся весело болтать: о том, как ему надоела вечная дорожная пыль, а всё равно ему нравятся дороги, и как надо ловить рыбу без удилища, и почему летом делаются ядовитыми многие травы, и здорово, что не было бира... Энтис словно заразил его своей беззаботной радостью жизни: все страхи вдруг показались ему надуманными и несерьёзными. Он был удивительно сильным и свободным, как ветер. Он был талантливым и всемогущим. Мир принадлежал ему - и с ним был его друг. Сейчас... и завтра... всегда.
Издевательский голос рассудка противным шепотком напоминал: никакого «всегда» нет и быть не может, а эти чудесные ощущения - наиглупейший самообман, детские иллюзии, из которых давно пора бы вырасти, и придавать им какое-то значение - нелепо, смешно и опасно. Трясины, нет глупости хуже, чем утратить ясное представление о реальности! Но Энтис так звонко смеялся... а он так устал, ему так хотелось забыть обо всём неприятном! Выбросить из головы и безысходную мрачную «реальность», и неизбежность расставания с другом - помнить только, что у него ничего не болит, он сыт и хорошо одет, он не топает по нескончаемой дороге, а валяется на травке в тени раскидистого дуба на берегу Яджанны... и он не один. Пусть этому когда-то придёт конец - но сейчас Энтис рядом. И можно болтать о пустяках, смеяться или молчать; но они вместе, а остальное неважно. И плевать ему, реальность это или разыгравшееся от жары и усталости воображение. Главное, у него есть друг.
Девочка лежала в своём укрытии и сквозь листья смотрела вслед двоим, уходящим прочь. Когда они отошли довольно далеко и уже не могли услышать, она выбралась из кустов и печально вздохнула. Не решилась. А если честно - знала, что не решится. Не стоило и бежать следом! Только напрасно порвала рубашку и вывозилась в пыли, пробираясь в зарослях на обочине. Хорошо хоть прятаться умеет - вон как долго тайком кралась за ними, а они не заметили. Вот бы было позору, если б её - растрёпанную, в пыльной одёжке в травяных пятнах - обнаружили в этих самых кустах!
Она его сразу узнала. А вот он её не узнал, а она ведь нарочно на глаза ему попалась. Да он вокруг-то и не глядел, весь был в себе, в своих мыслях. И невесёлых, видать: от приятных раздумий этаких лиц у людей не бывает. Но ему-то с чего печалиться? Да, не больно сладкая жизнь у менестрелей - она не дурочка, понимает. Но свобода, свобода странствий! Дорога эта принадлежит ему, и все другие дороги, и весь мир! А она... на одном месте, как на привязи... чего, видно, и заслуживает! Вот кто, скажите на милость, ей мешал попросту к нему подойти?! Не вспомнил бы, так сама напомнить могла, говорить-то умеет! Как раз хорошо бы вышло: сразу бы понял, что она не из робких, у кого язык к зубам прилипает. А там, может, и взял бы с собой? А теперь... «Трясины Тьмы! Растяпа бестолковая, так всё испортить, проклятье!» Она поморщилась. «Нет. Успокойся». Во всех сказках говорится: гневу дашь волю - считай, пропал. Будь ты хоть великий воин, хоть Третья Принцесса, хоть даже Чар-Вэй. А уж менестрелю-то и вовсе не выжить, коли гнев смирять не привык! А ты ж вроде в менестрели собиралась, Диш?
Она отцепила от штанов и рубашки репейные головки, слепила мячик и с размаху запустила в траву. Да не заговорить она боялась! И не отказа, и не прощанья с родными местами, с мамой и отцом: она ж не малышка, одиннадцать лет - почти уж взрослый человек. И он, этот мальчик, ненамного её старше. Нет, она бы точно подошла! Хоть её и смутило, что он не пел и не играл. А кое-кто из сельчан дивился, отчего один из двоих Рыцарей без плаща и с минелой. Рыцарь! Ну нет у людей памяти, ни настолечко! И глаз нету. Она-то его бы не забыла, пусть и три года прошло! Даже если б он с ней не говорил тогда.
А он говорил. Долго-долго. Матушка его заполночь с травницей Эльмой беседы вела, а он о городах ей рассказывал, о краях дальних да всяких чудесах, что в пути повидал (а повидал он немало, а ведь лет ему было - почти как ей сейчас!), и показывал фокусы, и сочинял о ней смешные стишки-малютки - она и не знала, как много есть рифм к её имени. И не лень же было вместо отдыха развлекать любопытную малявку! А перед тем, как уйти, вырезал ей из дерева колечко (тогда она его на большой палец надела, а теперь оно на средний в самый раз) и серьёзно сказал, глядя ей в глаза, мокрые от слёз: «Не грусти, я вернусь. И возьму тебя с собой, если захочешь. Отправишься в странствие, как Третья Принцесса».
Ну, у той принцессы, для начала, был конь. И снаряженье для странствий - одёжка, небось, из кожи, а не из хлипкой ткани, что о любую ветку тотчас рвётся! И оружие. «От которого тебе всё равно толку нет, потому как управляться ты с ним не умеешь». Она нахмурилась. Глупости это всё. Она и пешком бы с ним ушла, и отлично бы обошлась без богатых принцессиных одеяний! Но просто... просто...
Ну не смогла она взять и подойти, когда там был тот, второй. Такой, как... ну, прямо как арасинец самых чистых кровей рядом с деревенскими конягами! У Третьей Принцессы, верно, такой арасинец и был: изящный и вроде хрупкий, а на деле - ни один конь по всем статям с ним не сравнится. Так и он. Тонкий, не как местные парни (у тех, небось, шеи толще его талии!), и голос негромкий, и ничего он никому не приказывал, ни единым словом и взглядом цену себе не набивал (как иные сынки сьеров! А уж кто простой крови, а у сьеров в домах сыновьями растут - те и подавно пыжатся, изо всех силёнок перед сельской роднёй перья распушают, что петух перед курами). А он - нет. Ничего в нём в глаза не лезло, на весь Сумрак о себе не кричало - а ведь было. Ну просто было, и всё. Ни тебе пышных одежд, ни могучей силы, ни надменной повадки, но смотрелся он лордом с самой что ни на есть Вершины.
А к высокому лорду так вот запросто не подойдёшь. И к тому, кто с ним в компании странствует, - тоже. Ну, она и не подошла. «Глупая курица. Трусиха несчастная!»
Девочка с унылым вздохом легла на спину в свежескошенное пахучее сено, которое и ей, вместе с прочими сельчанами, через пару дней предстоит убирать и вязать в стога. «Куда веселей идти по дороге да петь песни... Ну и возись с сеном, сама виновата! Курица - она курица и есть».
Ну, правда, талантом к пенью она никогда не отличалась. Вот сказки, легенды всякие - это да. Она совсем крохой была, а уже запоминала их наизусть, раз услышав, и рассказывать умела ничуть не хуже, чем менестрели! Если б не этот Рыцарь... «Красивей его, верно, во всём Сумраке не найти». Она сердито насупилась, выгоняя из памяти золотые волосы и ясные серые глаза. Ей-то что с его красоты? Пока она сама до красоты дорастёт, он уж давным-давно подругу себе отыщет! «Или друга. Если байки о Рыцарях не врут. И чем бы ему, кстати, менестрель-то приглянулся?» Да-а, враньё или нет, а странно всё это!
Сено толком ещё не просохло, но уже кололо спину сквозь тонкую рубашку. Диш закрыла глаза и принялась в который раз самой себе рассказывать свою любимую сказку - про Живой Цветок и Третью Принцессу. Эта история была старой-престарой (Вил тогда сказал, ещё до Войны Чар её придумали, больше семи веков тому назад). А началось с того, что заболел король, и ни травники, ни Вэй не могли недуг одолеть. И Сила Чар, и целебные снадобья - всё бессильно, умирает король. И пришёл во дворец старик, и поведал слух, что есть в мире океан без дна, а посреди того океана остров, весь покрыт лесом дремучим, а в том лесу стоит башня, и растёт в ней Живой Цветок - кто вдохнёт его аромат да лепестка губами коснётся, вмиг от любой болезни излечится. Но живёт в той башне злой великан, днём и ночью Цветок стережёт, и ни мужчине, ни женщине, ни ребёнку по доброй воле Цветка не отдаст, а кто в Башню вошёл - живым не выпустит. А рождён великан не Сумраком, и поранишь его - зарастёт рана в тот же миг, и лишь тот его сразит, кто сумеет удар нанести прямо в сердце. Но хоть могуч злодей, нет у него острого ума, что от Сумрака людям даётся, и потому не силой можно Цветок добыть, а хитростью.
Диш перевернулась на живот, уткнув лицо в скрещенные руки. Собралась за Цветком старшая дочь короля. А старик, ясное дело, оказался самим Певцом. Дал он принцессе белую мышку - путь указать, и совет: Судьбу не гневить, дары отвергая, но дары принимать с оглядкой. Взяла она меч, что из лучшей стали искуснейший кузнец-Рыцарь выковал (а мечом владела она на славу), села на коня, быстрого, как ветер, с детьми и мужем простилась - и в путь. Лесами-полями, горами и долинами привела её мышка к старой иве на развилке трёх дорог, да и пропала с глаз. Опечалилась принцесса, села под иву и думает, как дальше быть, какой дорогой к Цветку спешить. А пока думала, конь-то и откусил с ветки листочек. Зашумела ива, опустились ветви на принцессу, держат крепче стальных оков. И явилась Ивовая Дева и молвит: «За листок с моей ивы, дочь короля, дорого ты заплатишь». Но вспомнила принцесса, что нет зла в Ивовой Деве, и без страха глядя, учтиво сказала: «Обидела я тебя без умысла, но вину признаю и платить готова. Но спешу я за Живым Цветком для отца больного, и потому прошу: отпусти меня, а как добуду Цветок - вернусь к тебе и долг отдам, чем пожелаешь». Засмеялась Ивовая Дева: «Приятны мне твои речи, дочь короля, и нет в них обмана. Прощу тебя, пожалуй, коль откроешь три главные печали своего сердца». Отвечает принцесса: «Печалит меня, что не отдаст великан Цветка добром, и придётся убить его или жизни лишиться. И то печалит, что вдруг вернусь с Цветком слишком поздно и всё равно отца потеряю. А темней печаль, что коль погибну в башне, затоскует навеки мой любимый и останутся дети мои без матери». Кивнула Дева: «Правду сказала ты, дочь короля, помогу тебе выбрать дорогу». Повела рукой, и явились на развилке три белых камня, и на них слова: справа - Путь Любви, слева - Путь Чести, а прямо - Путь Силы. И молвит Дева: «Все пути к Цветку ведут, да все по-разному». А славилась в народе принцесса любящим сердцем. Говорит она: «Из любви к отцу иду за Цветком, а не честь меня гонит; силой же некой сама я владею». Усмехнулась Дева: «Выбор твой и судьба твоя, старшая дочь короля. А за учтивость прими от меня подарок, - с пальца кольцо сняла и принцессе даёт: - Поверни на пальце колечко - увидишь тех, кого любишь больше жизни».
Свернула принцесса на Путь Любви. Скачет лесами-полями, горами-долинами, и притомился конь; спешилась она, припасы из котомки достала, да не может есть - тоска горло сжимает. Вспомнила она совет Певца - дары принимать с оглядкой, да не утерпела, повернула кольцо. И видит отца: близок его конец, но не с миром идёт он в Мерцанье Изначальное: две лишь с ним дочери, третья же далёко, не может проститься с ней король, темны последние часы его в Сумраке. Заплакала принцесса, но дальше едет, думая: обманчив дар Ивовой Девы, добуду Цветок и в срок ворочусь. Но вот океан без дна. Села она в ладью и плывёт, и одолела её тревога - не сдержалась она, вновь кольцо повернула. И видит мужа любимого: бродит он бледной тенью, не спит, не ест - убивает его страх за жену, нигде нет ему покоя. Заплакала она, но дальше плывёт, думая: не будет счастлив любимый, коль на его покой отцову жизнь я променяю. Но вот и остров с лесом дремучим. Идёт принцесса по лесу, да вдруг заныло сердце - не стерпела она, повернула кольцо. И видит детей своих малых: плохо им без мамы, некому приласкать, некому утешить, некому песню на ночь пропеть, и не понять им, зачем мама их оставила, чахнут они не по дням, а по минутам. Повернула она и как могла быстро домой поспешила. Так ни с чем и вернулась.
Диш фыркнула: тоже мне «любовь»! Нет, ну никогда эту принцессу не понимала! И муж хорош: не мог, дурак такой, детям песню на ночь спеть?! Ну, коли сам не мог, так у принцессиных детей, небось, всяких там нянек тьмища, наставниц да служанок - могли бы и сыскать ту, что петь-то умеет!
А король совсем плох, только силами Вэй и дышит. Собралась за Цветком вторая принцесса. Дал и ей Певец мышку белую да совет: Судьбу не гневить, дары отвергая, но дары принимать с оглядкой. Не владела принцесса мечом, а умом взять решила; села на коня, быстрого, как ветер, и в путь. И всё было, как у сестры: добралась до старой ивы у развилки трёх дорог, там мышку потеряла, конь с ивы листок откусил - пришлось и ей Ивовую Деву о милости молить. Та и ей сказала: «Прощу тебя, коль откроешь три главные печали своего сердца». Говорит принцесса: «Печалит меня, что не отдаст великан без боя Цветка, а в честном бою не сражу его, надо обманом Цветок добывать. И то печалит, что не вернусь с Цветком к сроку - умрёт отец мой король, и лишусь я доброго друга и наставника, а народ - мудрого правителя. А темней печаль, что много горя я вижу вокруг, а ещё больше не вижу, и всем в горе помочь я бессильна». И явились три белых камня, а на них слова: справа - Путь Любви, слева - Путь Чести, а прямо - Путь Силы. Молвит Дева: «Все пути к Цветку ведут, да все по-разному». А славилась в народе принцесса высокой душой и чистым сердцем. Говорит она: «Видела я силу без добра, видела и любовь без силы». Усмехнулась Дева: «Выбор твой и судьба твоя, вторая дочь короля. А за учтивость вот тебе подарок, - пояс сняла и принцессе даёт: - Сожми кисть пояска и услышишь того, кто зовёт на помощь».
Свернула принцесса на Путь Чести. Скачет лесами-полями, горами-долинами, и притомился конь; спешилась она, и захотелось ей испытать дар Ивовой Девы. Вспомнила совет Певца - дары принимать с оглядкой, да не утерпела, сжала кисть пояска. И слышит из чащи стон, хриплый да жалобный. Бегом туда поспешила, и видит: кусты в белых ягодах, а в траве мальчик лет пяти - бьётся, стонет, на губах пена, а губы уже синеют. Знала принцесса: ядовиты белые ягоды, знала и лекарство - траву синеглазку. Кинулась искать - нигде нет травы; наконец отыскала, да поздно: лежит дитя и не дышит. А тут и мать подбежала... Со слезами ушла принцесса, села на коня и дальше едет, а сама думает: хотела великану в вине дать дрёмы, да не лежит к тому её сердце... Но вот океан без дна. Хотела уж плыть, да поднялся ветер, взметнул кисть пояска - принцесса и сожми её ненароком. И слышит словно плач между скал. Побежала туда и видит: попал тигрёнок в капкан, скулит, кровью истекает. Открыла капкан, зверька достала, нарвала травы неситы, что раны лечит, но поздно - умер зверёк. Заплакала она, села в ладью и плывёт, а сама думает: хотела устроить великану хитрую ловушку, да темно от того у неё на душе... Но вот и остров с лесом дремучим. Идёт она по лесу, гадает, как великана обмануть и Цветок достать, а в раздумье поясок в руках случайно и покрутила. И слышит: зовёт кто-то на помощь. Кинулась на крик, а деревья путь ей преграждают, хлещут ветвями, колют шипами. Но не отступила она, боли не замечает, страху воли не даёт - а зов всё слабее. И видит лужок зелёный, так и манит лечь да отдохнуть - но не лужок то, а трясина, и тонет в ней юноша, едва уж плечи видны; и не дотянуться ей, не вытащить. Тут заметила она рядом иву, и молвит: «Сердцем я верю в твой дар, Ивовая Дева!». И сказав, ветвь согнула, пояс к ветви привязала, а другой конец юноше бросила так ловко, что поймал он кисть пояска зубами. Отпустила принцесса ветку, та разогнулась и вытянула юношу из трясины.
На этом месте Диш всегда думала, что тому парню здорово повезло: судя по другим принцессиным «спасениям», или ветка должна была сломаться, или пояс бы лопнул, или сам бы он зубы разжал. Хотя понятно, отчего всё получилось: вряд ли принцесса рассчитывала загнать бедолагу великана в болото, верно? Значит, помешать ей полагалось не самой беде, как в тех случаях, а спасённому идиоту (нет, ну зачем его понесло на этот остров, не говоря уж о трясине?!)
А идиот оказался Рыцарем. И они с принцессой вмиг нашли общий язык: врать и хитрить нехорошо, а убивать и вовсе безобразие, а великана тоже надо понять, станешь тут злодеем, когда все гости или воры, или сразу лезут на тебя с мечом. И вообще, Цветок-то чей? Одним словом, в башню эта парочка не пошла. Во дворец к папе-королю - тоже (и правильно, там бы их вряд ли поняли). Пошли они в Тень, и там принцесса и осталась - жить по Заповедям и рожать маленьких Рыцарей. А за Цветком поехала младшая сестрёнка. Если учесть, что ей приходилось с утра до ночи слушать, как старшая кудахчет над своими ненаглядными детишками, а в перерывах изо всех сил жалеет папу, - то сбежать (даже помня про великана) наверняка представлялось ей далеко не худшим поворотом событий.
Диш встала и потихоньку пошла назад, в деревню. Раньше вторая принцесса с её честью казалась ей совсем дурочкой (а её ещё умной звали! Какие ж там считались бестолковыми?!) - но если тот Рыцарь был похож... и таким вот голосом говорил ей неважно о чём, хоть и о Заповедях, и глядел большущими серыми глазами, и улыбался... Диш с сомнением решила, что она всё равно бы не отступила. А Рыцарь, кстати, мог бы и помочь ей с великаном. Нет, глупая она, вторая принцесса! То ли дело - третья.
Третья Принцесса... вот бы с кем дружить. Она-то не стала бы хихикать да таращиться, как на чудо! И ничего смешного, что человеку куда больше хочется воинского уменья и странствий, чем нарядов, красивого работящего парня и умных ребятишек! Да, Третья Принцесса могла бы понять...
Она ведь тоже в конце стала странницей. А сперва у неё было всё, как у сестёр: Певец с его советом, мышка, Ивовая Дева. А на вопрос она так ответила: «Печалюсь, что невелик я воин, и в хитростях не сильна, и Цветок вряд ли достану. И об отце я печалюсь: умирает он раньше срока, молод он сердцем и телом не стар, жить бы ему да радоваться. И о том печалюсь, что есть у нас выбор и воля, а будто и нет: я великана страшусь, а всё ж иду к нему; отцу отпустить меня жаль, а удержать не пытался; сёстры и любят отца, а своей волей с полпути повернули. И ты, Ивовая Дева, вольна ветром летать, а остаёшься у дерева. И в твоём, видно, сердце - две воли, два выбора». И явились три белых камня, а на них слова: Путь Любви, Путь Чести и Путь Силы. Молвит Дева: «Все пути к Цветку ведут, да все по-разному». Отвечает принцесса: «Любовь меня ведёт, честь свернуть не позволит; да вот силы немного - не мне её сторониться. Но какой ни пойду я дорогой, останусь собой; не путь мне велит, а велит моё сердце».
И вмиг не стало камней и развилки: пред ней океан без дна, а рядом Дева, и молвит: «Выбор был твой, но выбирала и я, третья дочь короля. И до Башни судьба у нас общая». А принцесса и рада: не одной в океане плыть, не одной по дремучему лесу брести, всякий путь с товарищем веселее. Сели в ладью и плывут, а тут почернело небо, налетел ураган, волны вздымаются горами, швыряют ладью, как пёрышко. Говорит принцесса: «Жаль, но разные наши судьбы, сестра на пути: мне и без лодки плыть к острову, а ты держись за весло ивовое, и не погубит тебя ураган». А Дева с волос ленту сняла, в волны пустила - и смирились волны, и стих ураган, как не был. Но вот и остров с лесом дремучим. Идут они по лесу, а Башня вдали видна, и что ни тар - ближе не становится. Платья о ветки изорвали, башмаки о камни протёрли, тела изранили, а Башня всё дальше. И видят иву. Говорит принцесса: «Разные наши судьбы, сестра на пути: мне хоть падать, но вставать и к Башне идти; ты ж притомилась, а тут тебе кров и исцеленье». А Дева веточку ивы сломала, вытекло две капли соку - выпили, и исцелились их раны; два волоса взяла, на листок навила - и на них платье крепкое да нарядное; по корню топнула дважды - легла к Башне дорога всего в сто шагов. Молвит Дева: «Дальше судьба лишь твоя, третья дочь короля. Иди и помни свои слова: любовь ведёт, честь свернуть не даёт, да и силы сторониться не стоит. И моё не забудь присловье: кто и с силою слаб, а кто и в слабости сыщет силу». И пропала с глаз.
Идёт принцесса к Башне и видит в дверях великана, огромного, страшного да могучего, и она пред ним - что мышка пред биром. Взяла меч, да бросила: не сразить ей мечом великана. О хитрых уловках гадает, да не идут на ум хитрости. Вспомнила Деву и думает: где и искать мне силы, как не в слабости? Коль никого великан не пускает живым из Башни, так в неё не пойду, а ему и скажу Цветок принести - вдруг насмешит его моя дерзость, а от смеху авось подобреет. Хоть силён и грозен на вид, велела Дева силы не сторониться. Подошла к великану и молвит: «Смерти твоей мне не надо, и вором быть не хочу, и не милости прошу, а уговор предлагаю: ты дай мне Цветок для отца-короля, я ж исполню любое твоё желанье». И вдруг видит: нет великана-чудовища, а стоит юноша, ростом невысок и лицом приятен, и говорит: «Впервые не меч и коварство, а уговор мне предложили! Знай же, третья дочь короля, что хоть телом я молод, но лет мне немало, и владею я силой Чар искуснее всех в мире Сумрака. Вырастил я волшебный Цветок, чтоб тех спасал, чей путь до срока уводит в Мерцание. Да не вышло с того добра: зависть и зло Цветок окружили. Кто богатство копил без совести, желая купить Цветок заветный; кто воровством добыть его пытался, кто требовал властью иль родом высоким, а кто и оружием. И унёс я Цветок от людей, и спрятал в Башне, и в облике великана много лет его охраняю, поджидая того, кому и поможет Цветок, и сердце не сделает чёрным. Не взять его робкому - страшится он великана; не взять воину - нет в Сумраке воина, мне равного; не взять и хитроумному - Чар мысли мне открывает. Тебе же дам я Цветок, Третья Принцесса». Она и отвечает: «Не так сильна я, чтоб Цветок устеречь; не так умна, чтоб избежать обмана. Да и темно одной мне в дороге, как темна твоя Башня. Пойдёшь ли со мною?»
А потом, вздохнула Диш, они странствовали вдвоём, и он учил её тайнам Чар. Повезло же!.. Кстати, когда она спросила, Вэй улыбнулся и дал ей белую мышку. Конечно, он был сам Певец. А кто ж ещё?
Комментарии (6):
Dancing_Witch
21-06-2009-10:48
удалить
Доброе утро и спасибо за подарок! Почитаю вечером, сейчас убегаю на работу - но уже целый день буду радоваться, что есьб что читать..:) 
Ответ на комментарий Dancing_Witch #
Доброе утро ))
А мне надо уже "спокойной ночи" желать - я только спать собираюсь ))
Но поскольку теперь с сеткой, кажется, всё в порядке, я буду тут регулярно появляться. Хорошего дня! )
А мне надо уже "спокойной ночи" желать - я только спать собираюсь ))
Но поскольку теперь с сеткой, кажется, всё в порядке, я буду тут регулярно появляться. Хорошего дня! )
Dancing_Witch
23-06-2009-10:59
удалить
Про детей здорово - девчонке конечно этого не понять, что они - дети то есть - действительно не нуждаются ни в каких няньках, и даже отец не замена, а только мама должна быть рядом, ее тепло, ее энергетика..они это чувствуют, а понять многое взрослое не могут. Мама должна быть и все...
И это тоже верно замечено :"Раньше вторая принцесса с её честью казалась ей совсем дурочкой (а её ещё умной звали! Какие ж там считались бестолковыми?!) - но если тот Рыцарь был похож..."..:) Разумеется, если есть такой рыцарь, кто уже вспомнит про великанов и отцов-пенсионеров, которые все равно не сегодня, так завтра, с цветком или без..:)))
Отличная сказка, очень понравилась. И все девчоночьи мысли и ощущения ты правильно описал..:) Поздравляю, хорошо получилось.
Это тебе в подарок, волшебник Хоул из "Ходячего замка"..Во всяком случае, Энтиса я примерно так и представляю..может, волосы подлиннее только, ну и в доспехе.
[показать]
И это тоже верно замечено :"Раньше вторая принцесса с её честью казалась ей совсем дурочкой (а её ещё умной звали! Какие ж там считались бестолковыми?!) - но если тот Рыцарь был похож..."..:) Разумеется, если есть такой рыцарь, кто уже вспомнит про великанов и отцов-пенсионеров, которые все равно не сегодня, так завтра, с цветком или без..:)))
Отличная сказка, очень понравилась. И все девчоночьи мысли и ощущения ты правильно описал..:) Поздравляю, хорошо получилось.
Это тебе в подарок, волшебник Хоул из "Ходячего замка"..Во всяком случае, Энтиса я примерно так и представляю..может, волосы подлиннее только, ну и в доспехе.
[показать]
Ответ на комментарий Dancing_Witch #
Dancing_Witch, Спасибо!!! Он мне очень нравится.
Слушай, я пропадаю, и даже не знаю - кто где... У нас тут никто не потерялся? )))
А главу скоро выложу... Главное, ведь готово всё, - а я не успеваю...
Слушай, я пропадаю, и даже не знаю - кто где... У нас тут никто не потерялся? )))
А главу скоро выложу... Главное, ведь готово всё, - а я не успеваю...
Dancing_Witch
27-06-2009-07:31
удалить
RhiSh, кажется, никто не потерялся, наоборот - я с РедФеникс успела подружиться..:) Все нормально, пиши - народ подтянется..) 
Комментарии (6):
вверх^
Вы сейчас не можете прокомментировать это сообщение.
Дневник Проклятье Звёздного Тигра - глава 8 | RhiSh - my Little Demonic Kingdom |
Лента друзей RhiSh
/ Полная версия
Добавить в друзья
Страницы:
раньше»