- У нас сейчас большая часть людей, находящихся в ограде храма, еще толком не воцерковились. Они сами еще нуждаются в помощи, и вера, Церковь для них – как костыль для инвалида. Могут ли и должны ли эти люди помогать другим, или прежде им надо самим укрепиться?
- Конечно, они должны помогать, только делать это – в свою меру. А мера у них иная, чем у людей воцерковленных. Ребенок, естественно, не может ходить на работу, зарабатывать деньги, готовить еду, но он, даже если он маленький, должен приносить папе тапочки, помогать маме мыть посуду – пусть разобьет несколько тарелок, но он должен в этом участвовать. Так и любой человек, даже если пришел в Церковь недавно, должен участвовать во всей полноте ее жизни. Но в разной степени, в разной мере.
- Вот Вы говорите, что главное – являть любовь, и тогда все вокруг как-то устроится. Но очень часто человек, придя в Церковь, открывая для себя и пропуская через себя эту любовь, в порыве энтузиазма готов идти и в больницу, и в приют, и в хоспис, а у самого дома семеро по лавкам или родители больные. Но он лучше будет служить чужим бабушкам и дедушкам, чем ухаживать за собственными.
- Ну, это просто грех, этого делать нельзя. Тут должна быть какая-то мера. Даже если дома больные родители или семеро по лавкам, можно найти время, чтобы помочь тем, кому еще хуже. И нужно это делать. Просто не так много и не так часто. Да, я не могу делать это каждый день, как это делают одинокие, я не могу посвятить этому всю жизнь, как прав. Иоанн Кронштадтский, но вместе со своими семью детьми прийти в праздник в больницу помочь, проведать бабушек, которые там лежат, или прийти в хоспис, принести какие-то подарки – это-то можно сделать.
На самом деле жить для другого человека – очень сложно. Во всем мире все меньше людей хочет этим заниматься. Во всем мире, не только в России, для этого не хватает любви. Поэтому нужно заставлять себя это делать. Но в какой мере можно это делать, чтобы при этом не унывать? Конечно, человека верующего, когда он по своей гордости или нерадению теряет любовь, спасает общение с Богом – в молитве, в причастии Святых Тайн. И, принимая этот дар от Бога, он снова может служить любви. Но, даже припадая к источнику этой любви, нужно знать свою меру, чтобы не взять на себя больше, чем ты можешь. Меру эту может помочь определить духовно более опытный человек. А если такого нет, тут уж приходится ее определять самому, учась на собственном опыте и, к сожалению, на собственных ошибках. И пока не найдешь эту меру, так и будешь мучиться и ошибаться.
- А можно через воспитание детей остановить то оскудение любви, о котором Вы говорили?
- Просто надо явить эту любовь. Когда мы говорим об оскудении любви, то прежде всего мы говорим об оскудении любви к Богу. А потом и к ближнему. Умножая любовь к ближнему, можно, конечно, умножить любовь к Богу – но это должно быть действительно самоотверженное служение, а не просто хорошее отношение к тому, кто рядом с тобой. Что это значит? Надо привести детей к вере, показать им Христа, но сделать это может только тот человек, который сам знает Христа. Если человек не знает китайского языка, он китайскому никого не научит. Если человек не умеет считать, как он может научить арифметике? Если взрослый сам не умеет любить, как он научит этому детей? Вот в чем проблема. Потому человечество и вырождается. Потому и оскудевает любовь, что нечего передавать следующим поколениям.
- Но ведь для того, чтобы являть любовь, не обязательно быть православным. Разве больному важно, чтобы именно православная сестра милосердия с молитвой его перевернула, а не какой-нибудь волонтер из благотворительного фонда?
- Ну, если волонтер будет поступать так же как сестра милосердия, я думаю, больной от этого не откажется. Есть, например, такое общество "Отказники.ру". Оно создано отчасти людьми православными, но там есть и те, кто далек от Церкви. Все они собрались на интернет-форуме и образовали достаточно большое сообщество, которое помогает детям-отказникам, находящимся в больницах Московской области. Они дошли уже до регионального правительства, им удалось собрать большие средства, и они очень многое делают. И хотя это совершенно светская организация, но делают они доброе, хорошее дело.
- А вообще Церковь в таких проектах участвует?
- Мне кажется, да. Дела любви можно делать вместе и с мусульманами, и с баптистами, и с неверующими людьми. И такое совместное дело – это тоже наша проповедь. Мы не можем с ними молиться, участвовать в богослужениях – у нас разные религиозные принципы, но вместе делать добро мы можем. Вот, например, к нам в больницу попала одна женщина – мусульманка, она потеряла всех родственников, мы связались с какими-то мусульманскими организациями, и одна наша прихожанка, татарка по национальности, отвезла ее в Крым, к единоверцам, которые согласились эту женщину принять. Нам помогают какие-то лютеранские организации. Мы сотрудничаем с католиками и перенимаем у них опыт. Сотрудничаем и с людьми невоцерковленными, которые носят не платочки, а джинсы и топики. И не спрашиваем, знают ли они Символ Веры, умеют ли перекреститься и ходят ли в храм.
Если люди хотят делать добро, мне кажется, они всегда могут делать его вместе. И это совместное делание само может привести к Богу. Если только это не некий неправильно понятый гуманизм, а искренняя жертвенная любовь к ближнему, сострадание, сочувствие к нему. Авва Дорофей говорил, что образ любви к Богу и ближнему – это круг, центром которого является Бог, а люди – радиусы, и чем ближе мы приближаемся к центру круга, к Богу, тем ближе мы становимся к другим радиусам. А чем ближе мы к другим людям, к радиусам, тем ближе становимся к центру этого круга. Просто это может быть понято неправильно.
- И все-таки почему-то говорят, что "благими намерениями вымощена дорога в ад"…
- Просто, помогая другим людям, мы должны делать это со смирением. Вот коммунисты когда-то решили, что в этом мире все ужасно, несправедливо, и нужно захватить власть и все сделать по-доброму. "Мы знаем, как это сделать,- говорили они, – у нас для этого есть силы: нужно взять и поделить все поровну". И получили ужасную трагедию. А верующий человек должен делать добро со смирением. Он должен понимать, что его сил может не хватить, что, если Господь не поможет, то ничего не получится. И главная мотивация для человека, делающего добро, – не столько даже помощь другому человеку, сколько помощь самому себе. Прежде чем распространять вокруг себя любовь, я должен сначала ввести ее в свое сердце. И добрые дела, которые я стараюсь делать – даже при злом сердце – помогут мне обрести эту любовь внутри себя. Авва Дорофей говорит, что больше больной благотворит нам, нежели мы благотворим больному. То есть то, что человек делает, он делает, прежде всего, для себя. Чтобы научиться любить. В этом есть какое-то глубокое смирение и скромность. Он не готов спасать весь мир. Во-первых, потому, что он этого все равно не сделает, во-вторых, потому, что мир уже спас Христос. А мы, даже делая добро, очень часто на самом деле творим зло.
Чтобы действительно сделать другому человеку добро, нужно быть очень мудрым, смиренным, духовным, осторожным и очень ответственным. Это очень трудно. И я знаю много примеров, когда люди начинали делать что-то доброе, а выходило все наоборот. Хотя вроде бы намерения были хорошие.
Нужно, прежде всего, спасти свою душу. И если Господь нас призывает к служению ближнему, то нести его мы должны со смирением, веря, что Сам Господь через нас будет помогать этому человеку. Только с этой верой можно делать добро. Не беря на себя больше, чем ты можешь, потихонечку, призывая на помощь Бога. Чтобы не было гордостного чувства: вот я сейчас спасу! Ничего мы сами не можем. Мы же грешные. Такие же, как все, ничем не лучше. Но мы хотим стать лучше, и для этого делаем добро. Конечно, нужно и сострадание, и сочувствие. Но все-таки главное – смирение. И любовь.