liveinternet.ru/users/25418...st75036953

Что ж вы, творцы, творите?!
И что мы, авторы, творим с вами?!!!

Ламбре был творцом. Он творил произведения искусства, яичницу на завтрак, великие шедевры, мелкие неприятности соседям («А иначе для чего они нужны?»), творил людей. О, да! Он творил людей из своих натурщиц, пропащих девиц, которых находил на улице. На его полотнах гадкие утята превращались в прекрасных лебедей, а с полотен спускались на землю. Ламбре был творцом.

Ламбре был безумцем. Вот уже шестой месяц он сходил с ума из-за своей музы. Нет, она не была одной из его натурщиц, она вообще не была «одной из», она была единственной. Он увидел её на улице. Когда и где – не помнил. И даже не хотел помнить. К чему занимать память подобными мелочами? Вдруг из-за них он забудет хоть что-нибудь о ней?! Она делала Ламбре безумным.


«Д н е в н и к. 22 августа. Моя сто сорок пятая попытка нарисовать её портрет провалилась с ещё большим треском, чем все предыдущие. Её тело, руки, ноги, волосы – всё это я уже могу нарисовать с закрытыми глазами. И нарисовать идеально! Но глаза… Её глаза – зеркало души. Если только у Ангелов есть души. Есть ли душа у неё – не знаю, но в её глазах – мудрость веков, загадка Вселенной. И потому на всех моих картинах она слепа. Быть может, это к лучшему…

30 августа. Она приходила прощаться. Сказала, что отправляется догонять ночь. Она – ангел. Ей без ночи никак… Она уезжает. Я остаюсь. Это значит, что я никогда не закончу её портрет. Это конец, всё остальное – тлен. И мне пора к нему присоединиться. Беру пистолет.

2 сентября. События той ночи никогда не сотрутся из моей памяти. Даже если я заполню её местами и временем всех встреч со всеми моими знакомыми.
Пистолет был в моих руках, и курок уже был взведен. Кто-то схватил меня за руку. Нет, даже не схватил, просто легко прикоснулся. Я повернулся и увидел перед собой Загадку Вселенной. Она сказала: «Гений и злодейство не совместимы. Эти руки должны творить, а не уничтожать». Я молчал, я не знал, что ответить. Она улыбнулась и спросила: «Хочешь проводить меня?»
Экипаж, рассекая темноту ночи, мчался к намеченной цели. Я горел будто в лихорадке, а может, и впрямь был болен. Она молчала. Я молчал. Молчание сводило меня с ума. Я то боялся, что она позовёт меня с собой, то боялся, что не позовёт… Временами мне хотелось с диким воплем выскочить из экипажа на ходу… А потом вдруг отчаянно хотелось прижаться к ней и не отрываться никогда… Мне в голову лезли безумные мысли: «А вдруг она везёт меня в больницу?! Или – и это намного хуже – к моим друзьям?!» А больше всего я боялся, что это может нарушить её планы. Нарушить планы ангела! О, это великий грех! И нет ему прощенья. Но все опасенья были напрасны – мы приехали в порт.
Её уже ждал какой-то мужчина. Он был чёрен, как демон. Она светла, как ангел. Не помню его лица, и во что был одет, не знаю. Ничего не видел, кроме его глаз. В них была тайна Вселенной. Она сказала: «Это мой брат», а я услышал – «любовник». Они не сказали друг другу ни слова, но это было не нужно. Ни один корифей слова не смог бы придумать для них достойного диалога, но за них всё сказали взгляды. Нет, так не смотрят на братьев, так не обнимают сестёр. И только у двух половинок одного целого бывает одинаковый взгляд.
Я проводил её, я хотел. Они отправлялись догонять ночь. Я поцеловал её на прощанье, как целуют сестёр. Вместо него. Ведь когда приобретают права любовника, теряют права брата. Но жизнь так устроена: каждому своё. Ему – права любовника, мне – брата. Всё справедливо. Я не в обиде. Но я сжёг её портреты. Они не достойны ни её, ни меня. Все сказали, что я сошёл с ума. А это не правда. Просто я приобрёл мудрость веков, разгадав тайну Вселенной.
Сегодня я закончил её портрет. Единственно достойный. Просто на нём она не одна. На этом портрете они сидят обнявшись: Она и Он, Гений и Злодейство, Девушка и Любовник.
Ангел и Демон».

К о н е ц .