Эх, Питер, Питер, ну как тут забудешь номера твоих телефонов? Есть тебе место в моём сердце. Хоть и странный город... Сомневаюсь, что я смог бы в нём жить. Боюсь, не выходил бы из английского сплина. Питерское небушко способствует чёрной меланхолии. Я и так-то не весельчак :) Но музеи, музеи... "Вот так бы взял бы, да и отнял".  
    Я, конечно, попробую разрозненные музейные впечатления обратить во благо и наставление читающим, но предупреждаю - нужен контекст. А тут у нас с ним, я смотрю, проблемы, однако. Хотя, вспоминаю акынов древности, которые спускались в заброшенные степные колодцы и играли медитативные кюи сами с собой. Не радует. Но наверно, в этом есть своя великая сермяжная правда, она же посконная, домотканая и кондовая. Как говорит мой дядька, старый вояка-ротный, эксперт в казарменном юморе: "Будь проще, и люди к тебе потянутся. А ты их по рукам, по рукам!"
    Вообще-то, пробовать писать об искусстве в рамках поста, пусть и развёрнутого - наверно, глупо. Большая часть того, что мне интересно в живописи, является цеховыми штучками-дрючками, вряд ли интересными большинству, интересующимся буколическими кошечками, цветочками и прочей душной попснёй. Для меня живопись - это такой поток созидания формы, муки радости, борьба с материалом, находки приёмов, внезапное узрение чего-то, что до этого не позволяла увидеть душевная тупость. Светлый мир, из которого выталкивает наружу, в пошлую суету, собственная неумелость и ленность. Но снова с разбегу обратно, в мир светотени, жирного мазка и гравюрных штрихов карандашом НВ. На старости лет Черчилль изрёк: "Первый миллион лет в раю я буду только писать маслом". Почему-то он был уверен, что попадёт в рай...
    После многодневных походов по питерским музеям и Третьяковке ощущение было... ну не знаю, объёма, что ли, какой-то наполненности. Недаром Жан Кокто говорил, что творчество - это единственный способ мужчине родить ребёнка. В конце-концов, дошло до того, что у меня опять стала отваливаться спина, сорванная по молодости на заводе. Ладно, короче - дело к ночи...
    Понимая, что всё что хочу осмотреть в Эрмитаже, осмотреть у меня не получится, я первым делом побёг в зал голландцев - смотреть милого моему сердцу Рембрандта Харменса ван Рейна. Честно говоря, я рассчитывал на культурный шок, ан нет. Напротив, успокоение и деловитость. Приём, более-менее ясен. Ну как понять - ясен? Умом, глазами, а попробуй повтори! Помню узрел-таки я какой-то косяк у Рембрандта. Чё-то не то с рукой на одной из картин, не помню уж на какой. Обрадовался как ребёнок - ага! Не боги горшки обжигают! А подруга моя, потомственная питербурженка, из династии музейщиков, не на шутку разобиделась за великого художника: "Ты, дескать, кто такой, ваще!? Ты на кого батон крошишь, печенюшка ты стрёмная?! На Харменса Питерского? Да я за него мазу, в натуре потяну!" Я ей говорю - "Да ты успокойся. Пойми, Рембрандт велик не потому что о нём в энциклопедии пропечатали ещё при царе Горохе, а потому что он пишет клёво. Мне, вообще, навалить три кучи на  чьё-то там распиаренное величие и известность. Рембрандт для меня такой же художник как и все прочие, вне зависимости от места и времени. Они все со мной одной крови, пусть я пока и не добился чего хочу. Ну как-бы тебе это объяснить? Он бороздил то же море, где я купаюсь. Понимаешь? Он ставил те же задачи, решал те же проблемы. Как писал Моррисон: "И душа бродит там и тут, в поисках учителей и друзей". Рембрандт мне, именно мне показывает как это делается правильно, как будто этих веков больше нет. Понимаешь?"
    Вообще, Рембрандт один из моих любимых живописцев. В плане техники. Он необыкновенно современен. Посмотрите на его уверенный пастоз. Драпировки едва ли не флейцем намазюканы. Красава. А как лица вылеплены! Нет этой идиотской записанности. Степень обобщённости и формальной раскованности, круче чем у монстров Новейшего времени. На репродукциях это плохо видно, жаль.
    Почти сразу после голландцев я оказался в зале испанской живописи. Ну почему её у нас знают меньше, чем того же Рембрандта или Рубенса? Ну Веласкеса знают, Эль Греко (да и то ради приличия). Ёлки зелёные, но ведь Сурбаран и Рибера не хуже. Та же мощь и качество. Как форму сочно лепили! Ходил там как оглоушенный. Нафиг я сюда припёрся? Лучше б не знал всего этого. Пойду утоплюсь в Мойке. Или где они тут все топятся? Смогу ли я так хоть когда-нибудь? Хоть приблизиться к тому, как надо... Сразу врубаются механизмы защиты психики. Ходишь, как испанский ашкенази-хозяин ломбарда и оцениваешь: Сурбаран? Сурбара-а-ан. Мурильо? Ну да, вроде Мурильо. Неплохо, неплохо... И вдруг подходишь к Рибере и бац! Шедевр властным жестом срывает плёнку с глаз души и всё - капут. Стоишь подавленный, как восторженная институтка. И пока открытость перцепции позволяет - быстрей читать приём, пока опять внутренние шторки от усталости не закрылись и пластический образ не перестал быть виден воочию. Общее правило: быть в музее можно не больше 4-х часов. Ибо если не просто пялиться на шедевры, а вникать как это сделано, то усталость скоро настигает такая, как-будто мешки таскал. Я таскал мешки, я знаю.
    Общее ощущение от Эрмитажа как от пещеры толкиеновского дракона, набитой сокровищами до потолка. Это даже иногда просто злит. Ну на кой ляд, спрашивается, надо было из масипусечных каменных чешуек набирать целое флорентийское панно? Да ещё на какой-то дурацкой столешнице. Мозаичинки миллиметр на два. Нормальные люди? Заняться больше нечем было? Эпилептоиды, блин. Акцентуанты, однозначно. Или помню зал рыцарских лат. Честно говоря, из принципа не хотел туда идти, но подруга затащила. Там я, естественно, обалдел. Дело в том, что у меня куча приятелей-ювелиров. Я сам им чуть не стал. То есть я помню - показывает друг своё очередное достижение, скажем перстень - ну круто, ничего не скажешь. Тончайшая резьба, идеальная эмаль, пайка что надо. А тут целый доспех с головы до пят в великолепной, тонкой резьбе. Представьте себе площадь кольца и площадь кирасы. Дурятник какой-то. В голове не очень укладывается. Помню, в зале было лишь три посетителя - я с девушкой, и какой-то пожилой джентльмен, явно европеец. И вот он ходит, внимательно рассматривает все эти поразительные кунштюки и вдруг резко машет рукой, разворачивается и быстрым шагом уходит из зала. Смешно. Хотя, по-честноку, я понимаю мотив старых ремесленников. Вот взять, скажем, готические соборы. Ведь они покрыты каменной резьбой до самой верхотуры, до самых крестов. Хотя, большинство шпилей-то были закончены уже в XIX веке, включая шпиль Нотр-Дам-де Пари. Но дело не в этом. Ведь эти изощрённые скульптуры не видно не только с нулевой отметки, но и с галлерей. Ну вот зачем это тогда? Можно, конечно, подвести, как Фулканелли, алхимическую базу. Но, думается мне, это прежде всего дар человеческого духа Богу. А Господь-то - Он всё видит. Но всё равно, странная усидчивость старых мастеров - это что-то с чем-то.

Опять не дописал, ёлы-палы. Остапа понесло :)