Человеческое сознание, восприятие, психика интенциональны. Собственно говоря, это искусственное разделение – на сознание, восприятие и психику. Поэтому я буду говорить лишь о восприятии (так мне удобней). Ещё раз – восприятие всегда направлено на что-то внешнее ему. Поэтому само восприятие увидеть нельзя. А если и можно, то лишь опосредованно – в виде уже абстрактной модели. Естественно, эта модель, в силу своего отчуждения, уже не есть само восприятие, как таковое.  Чтобы глаз себя узрел, нужно внешнее зеркало. Таким «отзеркаливанием» и выступает рефлексия (от позднелат. reflexio – обращение назад, отражение), с её моделированием. Но «отражение» восприятия уже вторично и мнимо, то есть уже выступает как виртуальный объект самого же восприятия. Такие дела.   
    Стало быть, восприятия феноменологически просто и нет. То, что у меня есть какое-то там восприятие, я узнаю лишь из поясняющего говорения Другого. А феноменологически, фактически, есть только вещи, явленные нам в восприятии. То есть феномены: вещи реальные и вещи виртуальные. Повторяю – самого восприятия мы при этом не воспринимаем.
Так вот, я утверждаю, что восприятие направлено не на вещь, а на вещи, в пределе на весь мир. Это вовсе не банальность. Тут штука вот в чём. Статистически (не онтологически, а именно статистически) легко заметить, что наш взгляд цепкий. Мы выхватываем из сонма вещей, наваливающихся на нас в восприятии, лишь несколько (чаще всего это число Миллера: 7±2), то есть выделяем эти вещи в фигурный гештальт, остальные погружая в фон. То есть наше восприятие избирательно. Как говорил кастанедовский дон Гуан: «наш глаз – это глаз хищника». Такое восприятие спазматически сужено.
    Но это вовсе не обязательное качество нашего восприятия. Когда я чуть выше сказал «в пределе на весь мир», я имел в виду не универсум (каковой, конечно же, есть лишь воображаемая модель). Я имел в виду Lebenswelt – жизненный мир. Что это такое? Это тот мир, что дан мне в моём же восприятии. Не в чьем-то другом, а только в моём. Почему тут важно именно моё восприятие? Да потому что только мир, данный моему восприятию и никакому иному, обладает для меня самодостоверностью. В существование города Нью-Йорка я могу только верить (исходя из косвенных доказательств), поскольку я не в нём сейчас нахожусь, и я там никогда не был. За моим окном другие виды.
    Как известно из данных экспериментальной психологии, жизненный мир обычно ограничен углом актуального зрения примерно в 54º плюс периферийное зрение. То, что ограничивает восприятие, Эдмунд Гуссерль назвал горизонтом жизненного мира. Прекрасное название. И горизонт, кстати, и в буквальном смысле. Та граница, где сходятся земля и небо есть граница жизненного мира. Сверху небосвод, внизу земля – тоже очевидные пределы восприятия.
    Казалось бы, человек в такой посткантианской модели есть солипсист. На самом деле, ровно наоборот – феноменология как раз позволяет прорваться к реальному миру, к вещам. Но для этого необходимо сначала теоретически утвердить источник восприятия и его держателя – как некую невидимую для него пустую ось жизненного мира. Такой подход, кстати сказать, позволяет интерпретировать источник восприятия как внечеловеческий, поскольку мы не знаем, кто смотрит нами. Например, Лейбниц считал, что каждая человеческая монада есть точка восприятия самого Бога (отсюда русское словосочетание «точка зрения»). Но я всё же останусь в рамках обычного здравого смысла и житейской опытности, и продолжу своё размышление вне богословского контекста.
    Помните ли вы своё пробуждение? Я имею в виду ежедневное пробуждение по утрам. В момент, когда человек переходит от долгого здорового сна к яви, есть небольшой зазор – краткий миг (максимум несколько секунд) – когда сознание совершенно чистое. Натуральная tabula rasa; сознание до такой степени незамутнённо, что человек, как правило, в этот момент даже не помнит как его зовут. Феноменологически это выглядит просто как чистота восприятия и пустота сознания, отсутствие в нём любых субтильных предметов ума (представлений), отсутствие мыслей и движений ума. Сопровождается это состояние тонким блаженством; но не эйфорией, а скорей чем-то, что родственно хорошему ровному настроению (сами понимаете, товарищи, для передачи этого состояния слов у меня не хватает, по понятным причинам).
     Но через какой-то квант времени, в сознание наваливается как-бы некая плита, или ком. Буквально откуда-то сверху и спереди в сознание падает привычное его содержание. Каждое утро в человеческое сознание инсталлируется память, как некая программа, откуда-то извне. Проверьте себя, и убедитесь в моей правоте. Это есть не что иное, как ежедневное вторжение культурального Символического в психику. В сознание врывается виртуальный ОМОН и водворяет в нём конституционный порядок. Так человеку вновь присваивается его indentity, поддерживаемое легитимным насилием внутренних войск Министерства очень внутренних дел – Суперэго. Это и называется – прийти в себя. То есть прийти в этот выездной паспортный стол – в память, и получить собственный аусвайс и своё личное дело из архива. «А то ишь хорошо устроился тут. Развёл, понимаешь, анархическую пустоту! Не положено. Ты тот, про кого написан твой паспорт. Вставай и иди арбайтен унд дисциплинэн!»
    Эта оккупация немедленно проявляется телесно, в виде мышечных зажимов. В телесное из Суперэго отправляется ментальное подразделение полицаев и устанавливает свой гроссе дойче орнунг, в соответствии со спущенным сверху «образом тела». Тем самым, плотское приобретает спазматическую конфигурацию, наиболее удобную для функционирования в обществе Господства и Рабства. Так каждый день мы бессознательно несём внутреннее «бремя белого человека».
    Я пока лишь слегка касаюсь этой лакановской и феноменологической тематики. На самом деле она огромна, и, надеюсь, я ещё буду к ней возвращаться – придётся показывать механизмы функционирования отчужденной психики, как превращённой формы. Пока нам следует осознать самое простое – роль Символического прежде всего цивилизаторская. Каждое утро спазм ума выталкивает нас из Эдема на мороз Истории. Мы должны идти вперёд, длить общественное и личное становление. Но делаем мы это пока невротически. По другому не умеем.