Не дает покоя мне моя история "взросления". Тот момент, когда утонули мои грезы о чистой влюбленности, дающей полной грудью вдохнуть, и выдохнуть немеющими от переизбытка чувств легкими еще большую любовь.

Да, мы все до поры верим в истину, любовь, правду, благодарность. С первыми трудностями обрастаем циничной оболочкой, начинаем цитировать через зубы классиков с умным видом, хотя всего за год-два до этого с удовольствием излагали в неровные строчки то, что идет из сердца. Простите меня за нескладный слог, такие вещи обычно пишутся или в порыве сильного вдохновения, или отчаяния в бессильном алкогольном подпитии.

Когда-то и я встретила свою Музу, свою любовь, как назвала тогда её я. Хмурилась и лихо опустошала бутылку Катерина, прогуливала уроки в школе Катя, а Катюнчик умела нежно улыбаться и греть улыбкой все цветы вокруг. Запястья в фенечках, хрупкая шея, увешанная тяжелыми амулетами. Мягкие волосы, в которые, как ни прозаично бы это ни звучало, хочется зарыться навсегда, похоронить себя, лишь бы вечно наслаждаться запахом моей Музы. Неправильные, но такие располагающие черты лица. Красивые руки, манящий изгиб ключиц, шаркающая походка. И всегда моя Муза была слегка-ну-совсем-чуточку пьяненькой.

Мы весело переписывались, делились новостями, язвили. А Муза умела так ловко расставить весь диалог, что я чувствовала себя отнимающей время у такой прекрасной девушки. Я мучалась, казалось невозможным взять и рассказать ей о своих терзаниях, напугать ее, отвадить ее от себя. Я помню как вчера тот удивительный эпизод из одной из немногочисленных наших встреч. Мы шли по натоптанной дорожке, на обочине росли полевые цветы. Катерина нагнулась, сорвала один из них и протянула мне: "Вообще-то я за гринпис, но Вам бы хотелось преподнести цветок!". Она умела увлечь. В тот вечер я сказала Музе, что она подарила мне самый прекрасный день. Я неуклюжа на комплименты. Да, я помню ту снисходительную улыбку.

Она давала мне за собой ухаживать. Ненароком прикасаться к руке, шее, волосам. Я боялась дышать. Она делала все на удивление точно и быстро. Вот тонкие пальцы перебирают струны, вот эти же нежные пальчики открывают очередную бутылку. Вот детский ротик поет мелодичный незатейливый мотив, вот губы обхватывают горлышко бутылки, делают глоток. Пульсирует венка на шее.

Прошел год. Она отметила, что дни, проведенные со мной, были "довольно сумбурны, необычны и, несомненно, оставят след в твоей душе". Я не знаю, насколько искренне это мне сказала Катерина. Прошел год, у меня тупиковый отрезок, я сделала поворот. У меня постоянные отношения. И последнее лето с моей Музой.

Мы встретились. Я отвожу глаза. Мне было больно ощущать свое сердце, которое грозится вырваться из груди. Я предложила выпить за встречу. Ох уж этот постоянный "третий" - бутылка! У меня не было желания ее напоить. У меня не было желания так же напоить и себя, чтобы перестать отвечать за свои действия. "Катерина, ты удивительная девушка", - призналась наконец я. Я никогда раньше этого не говорила. "Я знаю", - ответила Муза. Мне показалось, что я вижу совсем другую девушку - повзрослевшую, но такую... Беспутную. Я обняла Катерину. Сжала плечи, заметно округлившиеся. И только в тот момент заметила, как изменилась моя Муза. Как и раньше, нежно провела пальцами по шее. Прослезилась.

"Мне всегда хотелось тебя обнять", - сказала Катя. Кажется, после этих слов я поцеловала ее. Все произошедшее далее выходит за грани приличия. Я не хотела, чтобы все это (я не знаю, что это было) закончилось таким образом. То, что закончилось, было понятно сразу.

Сказка, едва успевшая опериться, была поглощена похотью, диким желанием сжать тонкие запястья сильней, чтобы уж точно некуда было двинуться. Мне было противно. Я хотела слышать и дальше ее голос, наблюдать за дыханием. Я не хотела больше ее раздевать, не хотела. Мне больше не позволено любоваться на Катерину. У меня не было сил даже попросить прощения за свою слабость.

Вот и все, моя история закончилась как и большинство "неправильных" историй о подростковой влюбленности. Я больше не испытывала таких чувств.