В этом месте я не чувствую себя чужим или не правильным. Это будто моя квартира, одна из прошлых. Или чья то, знакомая. И я знаю. Знаю, что комнат тут много. Обычных квартирных комнат, с окнами на шоссе, на фонари, укутанные ночью и снегом. И свет. Его нет. Только тусклый свет от работающего монитора. На нём одна из комнат, видео на ожидании. Я в ожидании на софе. И я тебя знаю. Точно, совершенно. Но твоего лица рассмотреть не могу, будто его рисовали масляными красками, а потом шёл дождь. И я сижу в полутьме комнаты, в темноте из твоих слов, шёпотов, усмешек. Не могу разобрать ни единого твоего слова. А ты всё ходишь вокруг, то прямо, то наклоняешься к моему уху, или смотришь мне прямо в глаза. И даже с расстояния пары сантиметров - я не могу понять твоего лица. А ты всё говоришь, говоришь, говоришь. И в твоих руках, в твоих крепких пальцах мерцает игла. Короткая, невыразимо-острая, обжигающая под моей кожей. Ты пережимаешь над сгибом одним крепким хватом, второй рукой ловко пронзаешь мою кожу и глубже. И всё повторяется, слова, фразы, интонации, инъекции, слова, как на повторе, раз за разом.

Я буду звать тебя Лягушонок. За твой рот. Ты усмехаешься мне в лицо, поднимаешься. Хватаешь меня за руку. Ты всегда был таким, изнутри. Ты обвинял не того. Ты тащишь меня с софы, а у меня ноги как без костей. Меня штормит, ведёт отчаянно по направлению к полу. Ты останешься тут навсегда. Знаешь, света больше не будет... День не настанет. Ты шепчешь мне это на ухо. И снова тянешь стоять, идти. К двери, через коридор. Ты говорил, что тебя обижали, но ведь это ты всех обижал, говнюк. Потому тебя и перевели. Я забываю о твоём лице. Ты ходишь за моей спиною. От уха до уха. А у меня в руке тусклый фонарь. Дня больше не будет. Солнце не взойдёт. Ты тут навсегда. Тебе не выбраться. Обречён ходить из комнаты в комнату. Сосчитаешь все двери? И я хожу. Из комнаты в комнату, дверь за дверью. По темным гостиным и спальням, коридорам, трапезным, гостиным. За окном метёт. Фонарь еще там. Но будто в другом измерении. Мои руки болят, вены будто надуваются, вот вот лопнут. А ты только голос в моих ушах. Не надейся, прими это. Выхода нет. Света нет. Ты чувствуешь вечность, пылью оседающую вокруг тебя? Ты давно смотрел в зеркало? Давно там видел кого-то? Давно ты начал видеть чудовищ? Ты не замолкаешь, не замолчишь. Голова моя кружится, в глазах все мелькает, плывёт. Тусклый фонарь освещает столы, шкафы, обои, телевизоры и диваны, кресла и стулья, занавески. Тут никого нет. Ни кого нет. Никого нет. Ты тут один. Ты тут на вечно. И разве это так плохо? Разве это не похоже на колыбельную, которую мама пела тебе, когда ты засыпал на диване в гостинной, в её объятиях. В темноте ловя ее силуэт, подсвеченный тусклой лампой... И темнота, Тьма... Она кутает. В глухое ватное одеяло, тепло. В тишину. В необратимость и бессмысленность действий. Обвивает меня по рукам и ногам, просачивается внутрь через рот и нос, через слёзные протоки. Ты не можешь жить. Ты призрак. Ходячий труп, наполненный дерьмом и разлагающейся плотью, взбухшими мыслями, зловонными желаниями. Ты призрак, ты всё равно уже мёртв. Как нелепо. Я буду звать тебя мальчик-лягушка. препарированная, вскрытая на столе лягушка. Я открываю двери. Дверь за дверью. Дёргаю шторы. А двери захлопываются, стоит мне лишь перейти в другую комнату. За окнами на пустых ночных улицах свет никогда не наступит. Нет ни людей, ни машин, ни призраков. Я возвращаюсь в комнату с монитором. Меня мутит. Я хочу упасть, но снова открываю дверь. Воспоминания - как дешевые проститутки. Ты вызываешь их, платишь временем и частью себя. А они делают то, что ты захочешь. И никогда не покажут истины. Свет никогда не покажется, рассвет не наступит. Ты там, где на самом деле должен был оказаться. Я всё хожу и хожу. Тишина плетёт крепкую паутину в моих слуховых каналах. Я перестаю слышать голос. Шаги, скрип дверей. Я оборачиваюсь, хотя уже знаю, что тебя нет. Нет твоих запачканных рук. Нет отблеска иглы. Нет слов и закрытых дверей. Есть только одеяло из темноты и снега.  Из вечности. 

И я просыпаюсь от этого бреда мокрый. И все слова будто эхом внутри моих жил.