Маргэри сидела на полу в чем мать родила, скрестив ноги. Отсутствующий взгляд был направлен в окно. Вид из него был живописный. Зеленые деревья, небольшая поляна, а вдали виднелась река. Эвери обнаружил свою жену в такой позе когда пришел домой.

- Прекрати, - сказал он, и голос его не сулил ничего хорошего. Он и так был раздражен, а тут еще она пытается давить на жалость. Мэгги сразу очнулась и уставилась на мужа испуганными глазами.

- Я знаю что ты делаешь, и мне это не нравится, - зловеще изрек лорд. - Думаешь, выставив на обозрение синяки, тебе удастся меня разжалобить?

- Ты так никогда меня и не простишь, - тихо отозвалась Мэгги. - Надругаясь над моим телом, ты показываешь свою силу?

- Ты получаешь что заслужила! Посмотри во что тв превратилась.

- Это ты меня превратил.

- Заткнись, или я тебя заткну, у меня плохое настроение.

- И что ты сделаешь? Снова изобьешь меня? Изнасилуешь? Лучше бы ты убил меня... А ведь когда-то я хотела от тебя ребенка.

- Хотела от меня ребенка, а спала со Смиттом? Не делай из меня дурака, паскуда! - рявкнул лорд, подскочив к жене. Он снял со стены хлыст и сильно ударил девушку по обнаженной спине. Мэгги вскрикнула и упала лицом на пол. Эвери стеганул еще два раза, в нескольких местах из рассечений пошла кровь.

- Оденься и подавай на стол. Здесь слуг нет, не заслужила ты жить в доме с прислугой.

   Сказав это, лорд повесил хлыст на место. Он не знал как ему дальше жить с неверной женой. С одной стороны она являлась ему женой, и как-бы надо попытаться и дать ей еще шанс, но с другой стороны он не мог ей простить измены. Один ее вид порой разжигал в нем желание забить ее до смерти.

- Я не могу так жить, - всхлипывала Маргери.

- Что ты предлагаешь? Убивать я тебя не хочу, хотя и следовало. Отпустить тебя на все четыре стороны я также не могу. Пострадает моя честь. Тебе знакомо такое понятие? - Эвери интересовался наигранно спокойным голосом. Он был вне себя от злости и мог забить ее до смерти в этом порыве. Неужели она этого добивается? Его дела при дворе и так идут из рук вон плохо, Алистер подозрительно молчит, ярл отправился на Север, что принудит Смитта к решительным действиям. А тут еще его милая гулящая жена пытается сделать из него, преданного мужа, которому она так нагло изменяла, сделать виновным. - Честь, это то, чего ты меня лишила. Я отбил тебя у самого короля, наплевав на нашу с ним дружбу. А ты так нагло наставила мне рога, выставив на публичное посмешище на весь двор! Поэтому заткни свое поганое хлебало, или клянусь попраной честью, откручу тебе башку!

   Последние слова он буквально прокричал.

- Тогда сделай это! - крикнула она. - Сделай, и не мучь меня больше!

   Эвери сильно пнул ее по почкам, после чего, захлебываясь злостью отправился в ближайший кабак. Надо было выпить. Даже хорошенько надраться в хлам. Иначе она его доведет. О, эта стерва знала как его довести. Особенно в последнее время.

 

 

 

   Загнав двух лошадей, ярл Орви примчался в столицу севера город Мур, в народе зовущийся просто Крепость.  Едва живая лошадь опустилась на задние ноги, позволяя старику слезть, а затем упала на бок. Изо рта у коня шла обильная пена, глаза закатывались. Ярл, любивший лошадей гораздо больше чем род человеческий, с сожалением посмотрел на верное животное, присел на корточки и погладил голову коня. Дождавшись когда лошадь испустит дух, он позволил лакеям проводить себя в замок.

 

 

   Пока на Севере, где был ясный светлый день, старый ярл произносил пламенную речь перед своим народом, в дешевой таверне, где пахло клопами и людским потом, несвежим пивом и кислым вином, глубокой ночью, находясь в состоянии опьянения, Эвери расслаблял душу и тело. Его подруга, имени которой он не знал, да и знать не хотел, в чем мать родила посапывала на кровати, лежа на спине, а он с наслаждением вылизывал ее ступню. Обсасывая каждый ее палец на ноге, Эвери возбуждался все больше и больше. Она была также изрядно пьяна, лорд заметил как при вдохе соблазнительно поднимались ее небольшие молодые груди и перешел ко второй ступне. Очень медленно, облизывая ее ногу как изысканное лакомство, он начал медленно подниматься все выше и выше, пока не добрался до ее лона. Девушка тихо охнула, когда его язык погрузился в ее сокровенное место и мгновенно проснулась. Спать она уже не могла, ей ничего иного не оставалось как предаться наслаждению и стонать погромче... Наконец, после того как его семя разлилось по ее груди, Эвери допил содержимое бутылки, оделся, прихватил Зальберг и напоследок еще раз насладился видом ее обнаженного тела. Девушка снова заснула как ни в чем не бывало, даже не удосужившись вытереться. Перед уходом он ужасно захотел ее задушить. Сдавить ее шею своими руками и смотреть как жизнь будет уходить из ее красивых голубых глаз. Наслаждаться ее муками, конвульсиями голого девичьего тела...

   В этой таверне он был инкогнито, также инкогнито, под покровом ночи, оседлав своего гнедого, он вернулся в Лавру. Учитывая, что он не спал со своей неверной супругой, у него возникло желание удовлетворить свои потребности. Встретив в таверне довольно симпатичную шалаву, он потащил ее наверх, накачал вином, ни в чем не обделяя себя и скоротал полночи. Спать в этом месте ему не хотелось, и он решил вернуться домой.

   Последнее время Эвери не мог спать. Его мучили какие-то неприятные сны. На утро он просыпался со скверным настроением, но вспомнить что же ему снилось, Эвери не мог. Достаточно было знать, что сновидения не несли ему ничего хорошего...

   А девушка, с которой он провел ночь, не видела никаких сновидений и более никогда в этой жизни и не увидит.

 

 

   Алистер с графом Смиттом при свечах трапезничали в графских апартаментах наедине. В камине горел огонь, дрова весело потрескивали, еда на столе вкусно пахла. Смакуя вкусное южное вино, они разговаривали. Разговаривали на такую тему, от которой Эвери приснился бы еще ряд кошмаров.

- Вы должны его убить, граф, - заметил Алистер. В его актерских глазах горели огоньки.

- Держу пари, Алистер, ты недавно то же самое советовал и Эвери.

- Советовал.

- Так что же изменилось? - Смитт с любопытством смотрел на Алистера. О, этот персонаж был ему весьма интересен.

- Эвери - идеалист, - отвечал Алистер. - Все что он хочет, так это спасти задницу своему другу королю. Мне Ликий не по сердцу, он не несет лавританцам ничего хорошего. Вы - другое дело. В вас есть жесткость, то, чего требуется королевству. Поэтому, пока ярл не успел собрать Север, вы должны отдать приказ убить Эвери, а после этого и ярла тоже.

- Убить Эвери не составит никакой проблемы, - сказал Луис Смитт, промочив губы салфеткой. - До ярла дотянуться будет сложнее. Касательно же Эвери, ты сможешь отправить его к праотцам хоть завтра. Вопрос в другом - что изменится?

- Как что изменится? - вспыхнул Алистер. - Лорд Эвери - основная поддержка Ликого. Уберем его, и король останется один. А если ваши люди доберутся до Орви, победа будет ваша и без войны.

   Луис Смитт отправил в рот кусок соленой красной рыбы и глубоко задумался. В чем-то этот прохвост Алистер был прав. Но как верить человеку, предавшему своего хозяина?

- Ну что ж, сэр Алистер, - протянул Смитт, - в твоих словах есть здравый смысл. Час, когда Эвери перестанет топтать наш мир, близится. Ты предаешь своего лорда, и хочешь служить мне?

- Да!

- Мне нужны доказательства твоей преданности.

- Я готов сделать все что вы прикажете.

   Луис Смитт встал, неспешно открыл шкаф, достал оттуда небольшой кинжал в чехле и положил на стол перед актером.

- Обагри это лезвие его кровью, - сказал Смитт.

- Но я не убийца...

- Да, ты актер и интриган, предатель и лжец.

   Каждое брошенное обвинение было для Алистера как ударом хлыста по лицу. Он думал, что вот-вот и Смитт вонзит этот кинжал ему в грудь. Где-то в глубине души он уже начинал сожалеть о том, что предал Эвери. Впрочем, сожаление быстро прошло.

- Хотите чтобы я стал убийцей, я им стану. Ведь в противном случае мне не жить, так ведь? - наивно поинтересовался Алистер.

- Пусти кровь Эвери, и я приближу тебя к себе на столько, на сколько ты заслужишь. Но если попробуешь меня предать, пожалеешь что родился на свет. Я достану тебя на краю света и ты проклянешь всех богов и свою собственную мать, родившую тебя.

   Дрожащими руками Алистер взял кинжал, вытащил его из чехла и посмотрел на лезвие.

 

 

   Многотысячная толпа, собравшаяся у дворца ярла, громко шумела. Кто-то требовал войны, некоторые звали ярла, другие скандировали "Смерть Ликому!", третьи возмущались причине вече. Народ прождал почти полдня и угомонился только тогда, когда ярл появился на балконе дворца. Мгновенно воцарилась мертвая тишина. Никто не посмел себе ее нарушить. Все ждали слова своего ярла, и это слово не заставило себя долго ждать. Орви поднял вверх руки, подобно жрецу, благословляющему кого-то и начал:

- Народ гордого несломленного Севера! Обращаюсь к вам в неспокойные для нашего королевства времена. Вы все догадываетесь по какой причине я созвал вас сюда. Мы все знаем как ныне слаб король Ликий, и как он нуждается в чьей-то поддержке. Знаю что вы сейчас скажете. Что король слаб и занимается только собой, что он не заслуживает на наше сочувствие и поддержку. Я не буду вас переубеждать, все так. Вы думаете мне нравится Ликий? Нисколько. Мало того, недавно я вернулся от графа Смитта, который затеял великий заговор против короны. Последние кровавые деяния, которые происходили у нас, чинились приверженцами заговорщиков, король же не имел к ним отношения.  Однако ежели сей заговор реализуется, он грозит обернуться кровавой гражданской войной, в которую будет втянуто все королевство. Не важно север или юг, восток или запад, вся наша страна погрязнет в крови, насилии и анархии. Не буду перед вами ничего скрывать, вы знаете меня много лет, вы избрали меня ярлом и вам в случае чего меня и смещать, но хочу попросить вас, потому что приказывать вам не смею, просто попросить - поддержите короля, не дайте случиться войне. Войне, в которой не будет победителей, зато в которой будут тысячи побежденных, тысячи убитых и покалеченных, изнасилованных и лишенных крова. Дайте шанс Ликому, давайте поднимемся и пойдем на Лавру дабы свергнуть Смитта, который планирует взять столицу штурмом и короновать себя. На его стороне бароны и армия, но на нашей - мощь вечного холодного заснеженного Севера!  Если вы считаете что я не прав, и моя просьба для вас является неприемлемой, низвергайте меня сейчас и выбирайте другого ярла. Но если вы уважаете меня и уважаете мои решения, я приказал бы вам, все кто может нести оружие, готовиться к походу против заговорщиков!

- А что потом, ярл?

- Ликий будет сидеть на троне и далее?

- Да, Ликий останется на троне, - ответил Орви толпе. - Но я обещаю вам вырвать у короля еще больше свобод для наших земель.

- Независимости! - заорал кто-то из толпы. Вслед ему начали повторять сотни голосов. - Независимости! Независимости! Требуем независимости!

- За независимый Север! - кричали слева.

- Дай нам независимости, ярл!

   Орви не ожидал таких требований. Он знал, что северяне не любят Ликого, но не знал до какой меры граф Смитт устроил так, что северяне возненавидели короля. Если Орви согласится, и северяне помогут Ликому, разве король отпустит Север? Все равно гражданской войны не избежать, но если ее можно отстрочить, почему бы и нет? Эвери хотел чтобы северяне поднялись, они поднимутся. А что будет завтра - посмотрим.

- Да будет так! - крикнул ярл. - Я сделаю все зависящее от себя, чтобы король Ликий, после того как спадет угроза его короне, дал нам независимости. Я ничего вам не обещаю, но сделаю все что смогу.

   После этого народ еще долго кричал у дворца, мешая заснуть уставшему с дороги ярлу. Люди разошлись ближе к ночи, планируя собраться через два дня во всеоружии, пешими или конными, готовыми во имя древних северных суровых богов идти в боевой поход. В поход, который должен был возглавить ярл Орви. Старый ярл Орви. Если бы он был немного моложе, или если бы боги не вмешались в человеческие планы... Но случилось иное. Ярлу Орви не суждено было пережить эту ночь.  Он умер тихо, во сне. Никого не докучая, не болея. Просто его сердце остановилось, и история будущего изменила свой ход. К лучшему ли? Ответ знают лишь боги, но они отвечают лишь избранным. Зачастую хранят могильное молчание.

   Если бы об этом знал граф Смитт, то его счастью не было бы предела. Смитт узнал об этом позже. Прознав о смерти ярла, Север постиг траур. Боевой поход был отложен на неопределенный срок. На повестке дня стояли выборы преемника Орви. При жизни старый ярл никого себе не присмотрел, предоставляя это вече.

 

 

   Алистер погрузился в собственные мысли и не обращал внимание на окружающую суету. Он не обратил внимание как карета обрызгала его недешевый камзол грязью (а ведь совсем недавно он носил лохмотья), не заметил двух чумазых сорванцов, снующих за ним по пятам, очевидно на спор стремящихся ограбить рассеянного богача, не заметил группу стражников, с подозрением глазевших на него, не заметил миловидную леди, ехавшую в карете со своей престарелой матушкой или гувернанткой, небрежно уронившую платок прямо в грязь с явным намерением чтоб его кто-то поднял и вручил ей.... Всего этого бродячий актер Алистер не замечал. Он размышлял над тем, перешагивать ли ему линию морали и принципов или нет. Сказав Смитту о том что он не убийца, Алистер не лгал, хотя солгать мог. Не впервой, чего только с ним не приключалось во время невеселой жизни. Никому не нужный всеми брошенный и всеми презренный сирота, бродяга, вечный скиталец... Сколько раз он замечал как люди отводили взгляд, чтобы не замечать его. О, если бы за каждый такой взгляд ему бы давали монету, Алистер стал бы богатым, не хуже того же Эвери. Но нет, судьба была жестока к нему, несправедлива. Постоянно била его, заставляла мытарствовать, слоняться от одного места к другому. Если где-то происходило какое-то преступление, подозрение прежде всего падало на него, вслед за этим следовал арест, избиения, допросы. Пока не найдут настоящего преступника или пока не убедятся что Алистер не способен на совершении того, в чем его подозревают. Естественно, после такого он не мог оставаться на прежнем месте. Надо было снова собирать жалкие вещички и покидать насиженное место.

   Он считал что общество было обязано ему. В то время как он, несчастный голодный странник бродил одетый в обноски, общество жирело и каталось в каретах. В то время как он ночевал в приютах и тюремных камерах, все то же общество спало в своих теплых постелях, ни в чем не нуждаясь. Не счесть сколько раз Алистер испытывал настоящий голод, а общество хорошо питалось. Когда актеру удавалось собрать толпу и сыграть какую-то пантомиму, для него был целый праздник ощущать в своем кармане монету-другую, за которую он мог себе позволить купить еды и может быть, если повезет, найти более менее приличный ночлег. Все же это освобождало от спанья в чистом поле, где можно быть запросто избитым ни за что не про что стражниками или забулдыгами, или злыми детьми, которым только дай волю в кого-то пометать камни.

   И все же он чем-то приглянулся Эвери. Или же лорд просто его использовал? Но он доверился ему, простому бродяге, в делах государственных. Да и не вина Эвери в несчастьях актера. Да, он благородный, он член этого презренного общества, которое всегда смотрело свысока на тех, кто по положению ниже, которым на все наплевать, кроме собственной задницы. Обязан чем-то Алистер этому обществу? Нет. Но обязан ли он лорду Эвери, который вытащил его из ямы? Алистер был вынужден признать, что да, обязан. Поэтому он брел по улицу, снедаемый угрызениями совести. Сейчас у него было два варианта - предупредить лорда Эвери о готовящемся на него покушении, или же привести это покушение в исполнение. И в том и в другом случае он рисковал жизнью. И в том и в другом случае он мертвец. Смитт теперь уж точно подошлет к нему убийц, если лорд самолично не расправится с ним.

   Алистер зашел в кабак, опрокинул там пару стаканов вина и вышел на оживленную улицу. По дороге несся экипаж. Двойка гнедых неслась, понукаемая плетью кучера. Бродячему актеру нужно было сделать всего два шага, чтобы вся эта кутерьма прекратилась. И он это сделал... Алистер не услышал ни ржания лошадей, ни криков толпы и кучера... Страдания в этом мире для него прекратились... Этот акт был для бродячего актера Алистера завершен.

[700x465]