Это цитата сообщения OrxideaIo Оригинальное сообщение
И сладко жизни быстротечной Над нами пролетала тень
Амалия Лерхенфельд,
первая возлюбленная Ф.И.Тютчева,
которой он посвятил стихотворение,
положенное на музыку
и
ставшее известным романсом
Федор Тютчев
К.Б.
Я встретил вас - и все былое
В отжившем сердце ожило;
Я вспомнил время золотое -
И сердцу стало так тепло...
Как поздней осени порою
Бывают дни, бывает час,
Когда повеет вдруг весною
И что-то встрепенется в нас, -
Так, весь обвеян духовеньем
Тех лет душевной полноты,
С давно забытым упоеньем
Смотрю на милые черты...
Как после вековой разлуки,
Гляжу на вас, как бы во сне, -
И вот - слышнее стали звуки,
Не умолкавшие во мне...
Тут не одно воспоминанье,
Тут жизнь заговорила вновь, -
И то же в нас очарованье,
И та ж в душе моей любовь!..
1870 год
http://lirika.biz/index/k_b/0-54
Из личного фотоархива OrxideaIo
Федор Иванович Тютчев мой земляк,
я родилась в этих краях,
здесь прошло мое босоногое детство
(23 ноября (5 декабря) 1803, село Овстуг Брянского уезда Орловской губернии -
15(27) июля 1873, Санкт-Петербург)
русский поэт, член-корреспондент Петербургской АН (1857).
Тютчев не был бароном. Но принадлежал к одному из древнейших дворянских родов своего отечества. Его пращур, герой Никоновской летописи "хитрый муж Захарий Тутчев", посланный в Золотую Орду к Мамаю с дипломатической миссией, словно предначертал в XIV веке карьерный путь далёкого потомка.
Потомок появился на свет в родовом имении Овстуг Орловской губернии 23 ноября 1803. Рос под присмотром сердобольного дядьки Хлопова, мужского воплощения духа няни русских писателей, витавшего над дворянскими усадьбами. Гуляя однажды с ним по роще, он и сотворил своё первое произведение. Его вдохновил главный "враг", показавший ему тогда только свою бледную тень. Но и этого было достаточно. Они нашли в траве мёртвую горлицу. Впечатление было столь сильным, что дядьке Хлопову пришлось покорно участвовать в бережных похоронах птицы, затеянных баричем. Над могилой из уст мальчика вдруг вырвался стих, эпитафия - пролетел по овстуговской роще ангел поэзии, нечаянно призванный на бой с ангелом смерти.
Позже поэзия призывалась уже под влиянием Горация и наблюдением домашнего учителя - Семёна Раича, поэта и переводчика античных авторов. Учитель вскоре нашёл способности своего воспитанника столь развитыми, что считал его, по собственному признанию, собеседником и другом. Так же сложилось и с профессорами Московского университета, который Тютчев с тринадцати лет посещал как вольный слушатель, а затем как студент. Наставником и другом стал для него профессор и поэт А.Ф.Мерзляков.
В восемнадцать Тютчев уже с университетским аттестатом уехал в Петербург. Там поступил на службу в Коллегию иностранных дел. Однако в доме своего родственника графа А.Ф.Остермана-Толстого, славного полководца, потерявшего руку в сражении с французами, он не прожил и пяти месяцев.
Произошло событие, которое перевернуло его жизнь. Летом 1822 лёгкий на подъём граф, отправляясь за границу, посадил в свою карету юношу Тютчева. На козлах устроился неотлучный дядька Хлопов. Юноша и предположить не мог, что он вернётся в Россию уже убелённый сединами. В старости он скажет об одноруком графе: "Судьбе угодно было вооружиться последнею рукою Толстого, чтоб переселить меня на чужбину".
Русское посольство в столице Баварского королевства Мюнхене не нуждалось в сверхштатном чиновнике. Однако влияния именитого родственника оказалось достаточно, чтобы при миссии появился "новый атташе г-н Фёдор Тютчев", и даже сам посланник пообещал шефу МИДа графу Карлу Нессельроде позаботиться о том, чтобы вновь прибывший чиновник "не зря потерял время".
"И сладко жизни быстротечной Над нами пролетала тень"
Времени он не терял. Едва начав посольскую службу в Мюнхене, он закружился в водовороте событий и чувств первой любви. Избранницу звали Амалия. Ей было четырнадцать, когда восемнадцатилетний атташе впервые встретил её. Очень скоро увлёкся этой красавицей, происходивший из графского рода Лерхенфельд. Она расцветала на его глазах.
И не только он сходил по ней с ума. Был и соперник - секретарь посольства барон Александр Крюденер. Тютчеву грозила дуэль с ним, и было не до посольских депеш.
Встревоженный дядька Хлопов едва успевал слать свои депеши матушке барина Екатерине Львовне. Жаловался, что Федя, мол, обменялся с барышней цепочками - отдал ей золотую, а она ему - только шелковую. Амалия вернула "долг" чистым золотом поэзии. Русская литература обязана ей знаменитыми тютчевскими шедеврами, среди которых стихо творение "Я встретил вас...". С баронессой Амалией Крюденер (она всё же вышла замуж за cоперника) у него было немало встреч на протяжении жизни, но первая, обернувшаяся бурным романом, сроднила его с чужбиной.
Островок отечества, состоявший из икон дядьки Хлопова, его хозяйствования на московский манер и заботливых причитаний на русском, вскоре исчез. Дядька через три года, поехав с барином в отпуск, умер в России.
А Тютчев, вернувшись в Мюнхен на службу, женился на баварской аристократке, вдове Элеоноре Петерсон, урождённой графине Ботмер.
Нелли Ботмер к шестнадцати годам превратилась в стройную, весьма привлекательную особу с мягким голосом, осиной талией, белыми ручками, восхитительно сдержанными манерами и безупречным вкусом, умеющую тщательно разливать чай в гостиной, составлять букеты для салона и писать отменно вежливые письма на безупречном немецком и французском с приглашениями к чаю или обеду и поддержать любую беседу в присутствии важных сановников дипкорпуса, будь то дуайен или даже сам папский легат!
Об этой женщине, двенадцатилетней спутнице и хранительнице души замечательного русского поэта, дипломата, философа и публициста Федора Ивановича Тютчева известно очень мало, несмотря на все кажущиеся обилие документов и писем, хранящихся в обширных архивах усадеб Мураново и Овстуг…
У нее было три сына от первого брака, и она была старше Тютчева на четыре года. Но это была счастливая семья. У них родились три дочери.Элеонора боготворила своего Теодора, как она называла его.
21 апреля / 3 мая 1829 г. Элеонора родила дочь Анну, первенца Тютчевых, будущую жену писателя Ивана Аксакова. Элеонора родит Тютчеву ещё двух дочерей, Екатерину и Дарью.
Анна, Дарья, Екатерина Тютчевы. Рисунок А.Саломе. Мюнхен. 1843 год
Теодор же блистал в баварской столице, которую просвещённый король Людвиг I превратил, по словам современников, в "немецкие Афины", покровительствуя учёным, писателям, философам. Именно в этом кругу Тютчев снискал себе репутацию умнейшего человека. Русские путешественники, приезжавшие в Мюнхен, немало удивлялись, когда находили второго секретаря посольства (такова была теперь его должность) гуляющим под аркадами Королевского сада со знаменитым философом Фридрихом Шеллингом или узнавали, что дом Тютчевых на Karolinenplatz -известный в Мюнхене салон, завсегдатай которого, Генрих Гейне, называет Тютчева своим лучшим другом.
"Среди громов, среди огней, Среди клокочущих страстей"
На маскарадном балу в Мюнхене он знакомится с баронессой Эрнестиной Дернберг, дочерью баварского посланника в Париже барона Пфеффеля. Взрыв обоюдной страсти последовал незамедлительно. Эрнестина была женщиной не просто обворожительной, но мистически обворожительной. Русский интеллектуал-путешественник Александр Тургенев, которому она в это же время, как он записал в дневнике, "зашибла сердце", называл ее "мадонной Мефистофеля". Нечто мефистофельское проявилось с первых же шагов этого романа Муж "мадонны" барон Дернберг, почувствовав на одном из светских раутов недомогание, уезжает домой с галантными словами, обращёнными к кавалеру Тютчеву: "Поручаю вам мою жену".
Слова оборачиваются пророчеством. Через несколько дней барон умирает от тифа. Двадцатитрехлетняя вдова становится тайной любовницей Тютчева. Но тайна открывается так громко, что эхо долетает до министерских кабинетов Петербурга. Известие о романе дипломата и вдовы проносится по Мюнхену вместе со слухами о её беременности. Жену Тютчева это приводит в состояние сильнейшего аффекта. Она несколько раз вонзает в грудь кинжал. Истекая кровью, выходит из дома, бежит по улицам Мюнхена... После попытки самоубийства, Элеонора сутки находится между жизнью и смертью.
Её спасли. Но загасить скандал в обществе и страсть в сердце Тютчева было непросто. Жена писала письма его родным в Россию, внушая им, что Теодора спасёт лишь водворение с семьей на родину.
Из отпуска, проведённого в России, Тютчев возвращался осенью 1837 с парадоксальным чувством, которое он выразил в словах "ностальгия по чужбине". Жену с детьми он оставил в России до своего обустройства на новом месте - в столице Сардинского королевства Турине, куда он был назначен старшим секретарем посольства.
"Как океан объемлет шар земной, Земная жизнь кругом объята снами..."
О пожаре на пароходе "Николай I" Тютчев узнал июньским полднем 1838 года, сидя в своём посольском кабинете в Турине. Газеты сообщали, что судно сгорело ночью в море, сев на мель недалеко от Любека. На этом пароходе к Тютчеву возвращались из Петербурга его жена и дочери. Ужас затмил в нем все впечатления от недавних романтических свиданий в Италии с баронессой Эрнестиной Дернберг, с которой он печально простился в Генуе, готовый вернуться к прежней семейной жизни.
Когда, примчавшись в Германию, он узнал, что жена и дочери живы, он испытал острое ощущение счастья и покоя. Благодарил Бога и ещё больше - жену, которая в давке и панике сумела спасти себя и детей. Цену этого спасения судьба открыла через три месяца. Нервное потрясение от пережитой катастрофы обернулось для Элеоноры тяжёлой болезнью. Она умерла в Турине на руках у Тютчева. За несколько часов у гроба жены он поседел. С этого времени в своих письмах он беспрестанно повторял в различных словах две незыблемые формулы. Смерть - ужасна. Жизнь - сон.
Он не только горевал о жене, но и продолжал любить её - писал, обращаясь к ней, спустя многие годы: "Еще томлюсь тоской желаний, // Еще стремлюсь к тебе душой". Это было одно из свойств его странного существа Любимая женщина оставалась любимой навсегда, даже когда он влюблялся в другую. Непостоянство соединялось в нём с парадоксальной преданностью. Ни один драгоценный образ он не уступал разрушительному потоку времени, превращающему жизнь в сон. Такова была воля ангела поэзии.
Весной 1839, будучи уже главой миссии в Турине, Тютчев обращается к Нессельроде с просьбой дать разрешение на второй брак и на отпуск. Брак министр разрешил. В отпуске отказал. Но Тютчева это не остановило. Он запер посольство на ключ и покинул Турин вместе с баронессой Дернберг, приехавшей к нему из Германии. После путешествия по Италии и Швейцарии они обвенчались. "Мадонна Мефистофеля", с которой он год назад распрощался в Генуе, стала Эрнестиной Фёдоровной Тютчевой. Она дожила с ним до его смерти в браке, полном драматических событий. Одно из них - крушение карьеры -не заставило себя ждать. Самовольное оставление государственного поста повлекло отстранение от службы и лишение камергерского звания.
"О Север. Север-чародей, Иль я тобою околдован?"
В Россию после двадцати двух лет жизни за границей он вернулся в 1844, чувствуя себя, как он выразился, "присяжным туристом". Жену он шутя пугал пространствами "скифской равнины"...
В петербургском свете Тютчев заблистал так же ослепительно, как некогда в мюнхенском. Князь Вяземский, назвавший его "львом сезона", ошибался. Он стал львом эпохи - неугасимой звездой аристократических салонов северной столицы, где всерьёз помышляли издать собрание его острот. Скоро были налажены связи с императорским двором. Тютчеву не только возвратили камергерское звание, но и назначили его чиновником особых поручений при государственном канцлере, а позднее и председателем Комитета иностранной цензуры. "Наше положение в обществе таково, - писала жена в Германию, - что ни о чём подобном я и мечтать не могла бы".
"О ты, последняя любовь! Ты и блаженство, и безнадежность"
В письме к брату Карлу Пфеффелю, который восхищался публицистикой Тютчева, Эрнестина Фёдоровна сообщала в 1850, что муж вдруг забросил трактат "Россия и Запад" так же поспешно, как и начал. Тогда она ещё не знала истинной причины. Летом этого года в жизнь Тютчева ворвалась, затмевая сны об империи, яркая комета - новая и последняя любовь. Это была двадцатичетырехлетняя воспитанница Смольного института Елена Александровна Денисьева - Лёля, как он её назвал.
В Смольном институте учились дочери Тютчева - будущие фрейлины двора Анна и Дарья. Навещая их, он и познакомился с Денисьевой. Её тётка была инспектрисой института. Она руководила классом его дочерей. Племянница жила вместе с ней в институтских апартаментах, куда Тютчев захаживал для бесед за чаем. Он увлекся Лёлей полушутя. Жена поначалу даже поощряла это увлечение, полагая, что оно отведет от него других соперниц - львиц большого света. Денисьева соперницей не представлялась. Она была полусиротой, рано потерявшей мать. Отец - отставной майор - безвестно жил в провинции. Но душа Лёли обладала той способностью к взрывной страсти, которая таилась в самом Тютчеве. В июльский день, который он потом назвал "блаженно-роковым", она ответила на его легкую влюбленность безоглядной и самозабвенной любовью. "Буйная слепота страстей" охватила Тютчева в такой же степени, как и Лёлю.
Сами события действительности были проникнуты поэтическим безрассудством. Для любовных свиданий с Денисьевой Тютчев нанимает квартиру неподалеку от Смольного института. Но весной 1851, незадолго до выпускных торжеств, после которых Лёля должна была стать фрейлиной двора, приметливый институтский эконом выследил их. Тайная квартира была обнаружена, имена любовников - разглашены. В петербургском обществе (как некогда в мюнхенском) разразился грандиозный скандал. Однако всё презрение обрушилось только на Лёлю - Тютчевым свет слишком дорожил.
В ту же весну Денисьева родила первого ребенка от Тютчева - дочь Елену. С этого времени его семейная жизнь раздвоилась, словно отображая глубинную раздвоенность всего его существа. Он не порывал со своей законной семьей. Как и прежде, жил с Эрнестиной Фёдоровной на Невском проспекте. И продолжал любить жену ("милую кисаньку" его писем), тосковал по ней, сходил с ума во время разлук, писал ей стихи, исполненные обожания. Но в другом доме, в другой семье, где впоследствии появились ещё два сына, были тоже и любовь, и обожание. Впрочем, к любви Денисьевой примешивалась религиозная экзальтация. Она считала себя его истинной женой - "от Бога" и страдала, что не может владеть им безраздельно. Временами создавалась полная иллюзия законного брака.
Лето и осень Денисьева нередко проводила вместе с ним за границей. В отелях во время этих поездок она часто подписывалась: "М. et Mme Tutcheff" (г-н и г-жа Тютчевы). Детей регистрировала в церквstrongи под его фамилией, хотя никаких родовых прав им это не давало. Она своеобразно относилась к его стихам - жадно ценила только те, которые были посвящены ей: "Денисьевский цикл", как впоследствии назовут их литературоведы.
В течение четырнадцати лет Эрнестина Фёдоровна стоически переносила драму этой "убийственной любви". Она дольше обычного оставалась в деревне, чаще уезжала за границу. Позволяла себе только грустную иронию. "Чаровник" - дала она мужу прозвище. Да ещё сожгла все свои письма к нему.
"Душа не то поет, что море, И ропщет мыслящий тростник"
Драма завершилась трагически. Летом 1864 в Петербурге Денисьева умерла от чахотки на руках у Тютчева, видевшего её агонию. Это был час, когда ангел смерти показал ему всю свою силу. "Что это такое? Что случилось? - писал он. - Во мне все убито: мысль, чувство, память, все..." По свидетельству родных, отчаяние довело его до состояния близкого к помешательству. Меньше чем через год, в один и тот же майский день умерли дети Денисьевой и Тютчева: четырнадцатилетняя дочь и младенец сын. Другие утраты - дочери Марии и сына Дмитрия, рожденных в браке с Эрнестиной Фёдоровной, любимого брата Николая, матери - приводили его уже не в отчаяние, а в состояние душевного оцепенения: "В моем существе сокрушено чувство бунта против смерти".
У Ф.И.Тютчева образ жизни был исключительно европейским, он реагировал на политические события, вращался в обществе, особого значения не предавал православным обрядам и не любил деревенской жизни. Суть своего понимания он выразил в стихотворении:
"Умом Россию не понять,
Аршином общим не измерить:
У ней особенная стать —
В Россию можно только верить."
Стихотворения, которые вошли в так называемый "Денисьевский цикл"
Предопределенье
Любовь, любовь - гласит преданье -
Союз души с душой родной -
Их съединенье, сочетанье,
И роковое их слиянье,
И... поединок роковой...
И чем одно из них нежнее
В борьбе неравной двух сердец
Тем неизбежней и вернее,
Любя, страдая, грустно млея,
Она изноет наконец...
Я очи знал, - о, эти очи!
Я очи знал, - о, эти очи!
Как я любил их, - знает бог!
От их волшебной, страстной ночи
Я душу оторвать не мог.
В непостижимом этом взоре,
Жизнь обнажающем до дна,
Такое слышалося горе,
Такая страсти глубина!
Дышал он грустный, углубленный
В тени ресниц ее густой,
Как наслажденье, утомленный
И, как страданье, роковой,
И в эти чудные мгновенья
Ни разу мне не довелось
С ним повстречаться без волненья
И любоваться им без слез.
О, как убийственно мы любим
О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!
Давно ль, гордясь своей победой,
Ты говорил: она моя...
Год не прошел - спроси и сведай,
Что уцелело от нея?
Куда ланит девались розы,
Улыбка уст и блеск очей?
Все опалили, выжгли слезы
Горючей влагою своей.
Ты помнишь ли, при вашей встрече,
При первой встрече роковой,
Ее волшебный взор, и речи,
И смех младенчески живой?
И что ж теперь? И где все это?
И долговечен ли был сон?
Увы, как северное лето,
Был мимолетным гостем он!
Судьбы ужасным приговором
Твоя любовь для ней была,
И незаслуженным позором
На жизнь ее она легла!
Жизнь отреченья, жизнь страданья!
В ее душевной глубине
Ей оставались вспоминанья...
Но изменили и оне.
И на земле ей дико стало,
Очарование ушло...
Толпа, нахлынув, в грязь втоптала
То, что в душе ее цвело.
И что ж от долгого мученья
Как пепл, сберечь ей удалось?
Боль, злую боль ожесточенья,
Боль без отрады и без слез!
О, как убийственно мы любим,
Как в буйной слепоте страстей
Мы то всего вернее губим,
Что сердцу нашему милей!
  |
| |
| |
| |
| |
| |
| |