Дело давно было, уже все как будто в дымке, но, до сих пор, воспоминания о прошедшем не дают спать спокойно.
Мы любили смотреть на фламинго. Что я, что она, могли часами стоять, облокотившись на ограждение и погружаться в хаотичную пучину мыслей в голове, наблюдая за этими прекрасными творениями природы. Я любил тех, что покраснее, ей нравились почти что белые. Собственно говоря, благодаря ним мы и познакомились.
Помню настроение было поганое, да еще и эта погода, серая, мокрая, все ходили с зонтами, а я, ну, конечно же, забыл свой дома. Маленькие капельки, холодно и отвратительно подло били по лицу, норовя попасть то в глаза, то в рот, и стекали одна за другой к подбородку. Шагая по влажному асфальту, я спешил к фламинго, только они могли прогнать унынье.
Зоопарк был открыт, но безлюден, что, в общем-то, учитывая погоду, нисколько не удивляло. Уже по привычке, я встал недалеко от их домика, выглядывая красноватую любимицу. Фламинго - удивительные птицы. Их тончайшие ноги, казалось, вот-вот надломятся под тяжестью тела, всегда изящно изогнутой шеи, увенчанной большим розово-черным клювом, таким большим, что кажется, будто головы и нет, а шея плавно переходит в клюв.
Я взял из кармана еще одну конфетку монпасье. С тех пор, как я бросил курить, я никогда не расставался с баночкой маленьких вечно слипшихся леденцов. Рот наполнился яблочно-земляничным вкусом. Перепробовав самые разные, я остановился на них, поскольку именно яблочно-земляничные никогда не надоедали.
Убирая баночку с монпасье обратно в рюкзак, я увидел ее в первый раз. Она стояла в нескольких шагах от меня, точно так же облокотившись на перила с непристойно печальным намеком на улыбку, и наблюдала за птицами. На ней было среднего размера платье темно-бордового цвета, черная полоска на шее из материала похожего на вельвет, и странные туфли. В детстве, когда я читал «Удивительного волшебника из страны Оз», мне представлялось, что волшебные туфельки Дороти выглядели именно так.
Что показалось странным, так это то, что она предпочла вымокнуть под дождем, несмотря на сложенный зонт в руке. «Простынет», - мелькнуло в голове. Заметив, что я уставился, она посмотрела мне прямо в глаза. Будто загипнотизированный, я не мог оторваться от ее лица. Мгновение затянулось.
- Монпасье? Я не нашел ничего умнее, чем предложить леденец. Она подошла чуть ближе.
- Не откажусь, - печальные глаза наряду с еле заметной улыбкой делали выражение ее лица неповторимо очаровательным, загадочным, будто она хранит самый важный в мире секрет. Она взяла леденец. Я еще удивился, как она могла настолько изящно это сделать, у меня так никогда не получится, даже если всю жизнь буду тренироваться в извлечении леденцов из банок.
Еще несколько минут мы молча стояли под холодным дождем, не отрывая взгляда от фламинго. Я не выдержал первым:
- У вас же зонтик в руке, зачем мокнуть? - она посмотрела мне в глаза, еще глубже, будто желая заглянуть прямо в душу.
- Вы не любите дождь?
- Люблю. Но сейчас холодно. Можно запросто простудиться.
Разглядывая фламинго, ее взгляд становился сосредоточенно тяжелым.
- Какие-то они грустные здесь.
- Может быть, они далеко от дома и скучают? – вечно я шучу невпопад.
- А где они живут?
- Не знаю. Наверное, в каких-нибудь прекрасных лагунах центральной Америки. Где всегда тепло, шикарные пляжи и куда не посмотри – везде лазурный океан.
- Здорово. Я бы хотела туда попасть.
- И я, - мы оба задумались. - Ничего, однажды мы туда попадем, случайно встретимся и узнаем друг друга.
- Однажды мы все туда попадем, – сказала она, не отводя взгляда от фламинго.
Мы замолчали. Спустя примерно полчаса она взглянула на время.
- Мне пора.
- Счастливо.
- До встречи, - она улыбнулась, будто зная, что еще увидимся.
Увиделись мы через восемь дней. Все та же серость, все тот же моросящий дождь и тотальное унынье. Автомобили неспешно останавливались у светофоров, наполняя мокрый асфальт отражениями оранжево-красных габаритов, привносящих хоть какой-то контраст в атмосферу подавленной печали. Входя в зоопарк, я надеялся увидеть там ее. Зонт я, как всегда, забыл, но к счастью оделся теплее. До последнего момента я шел, опустив голову, изо всех сил представляя ее на том же месте, что и в прошлый раз. Подняв взгляд, я увидел ее. Все в том же платье темно-бордового цвета и забавных туфельках. Тело наполнялось радостью.
- Привет, - я встал рядом. Она посмотрела на меня, будто бы изучая лицо. Еле-заметно улыбнулась в уголках губ. «Узнала», - почувствовал, как застучало сердце.
- Здравствуй.
- Эко мы ловко опять встретились, - улыбнулся я.
- Я здесь часто бываю. Живу недалеко. У вас еще остались те леденцы?
- А как же, – я полез в рюкзак за баночкой монпасье, взял одну себе, и предложил ей.
- Вы так изящно это делаете, я бы никогда не смог так доставать леденцы из банки, даже если бы всю жизнь тренировался.
Она засмеялась. В уголках глаз появились маленькие морщинки, а глаза наполнились мимолетным весельем.
Мы смотрели на фламинго. Под дождем. Он даже шел как-то картинно, наискось.
- Жизнь - фейерверк, - сказал я.
- Что?
- Фейерверк. Как большой салют. Мы взлетаем вверх и разрываемся на тысячи маленьких огоньков-событий, разноцветных, сияющих. И чем больше огоньков, чем красивей мы разрываемся на них, тем красивей салют.
- Тем красивей жизнь?
- Да.
- Как-то грустно получается.
- Почему?
- Салют прошел, и не осталось ничего, только темное небо.
- Такова жизнь. Зато останется воспоминание у всех тех, кто видел фейерверк.
- И на что похож твой салют?
- Не знаю. Говорят, на бабочку.
- Какую бабочку?
- Ну, знаешь, маленькие такие, полетают немного - и в снег.
Она снова засмеялась.
- А на что похож твой?
- Разве можно такое знать, пока еще летишь? Это только очевидцы смогут сказать. Дай лучше еще один леденец.
Мы стояли около часа, уплетая один леденец за другим, и болтали обо всем на свете. Ее любимым был самый белый фламинго. Красный казался ей слишком высокомерным, гордым. А белый будто бы знал, что самый лучший, но не красовался.
Потом я сказал, что мне пора. Не то, чтобы мне действительно было пора, просто я банально замерз, да и уже хотелось домой.
- Оставь мне свой номер. В следующий раз, как только соберусь к фламинго, я позвоню тебе.
- Конечно, буду ждать звонка. Хотя я здесь часто бываю, особенно в последнее время.
Она продиктовала номер телефона.
- До встречи.
- Пока, - в глазах мелькнула тень печали, нет, скорее фатальности.
Подходя к выходу, я обернулся. Она все еще стояла на том месте и смотрела на фламинго. Все так же мокла под дождем, сжимая в руке сложенный зонт.
Прошла неделя или две, как я был в зоопарке последний раз. Я окончательно соскучился по своей красной птице. Утром написал сообщение девушке с предложением увидеться в том же самом месте, что и в прошлый раз. На этот раз погода была не лучше. Ветер усилился, а дождь из слабо моросящего превратился в настоящий ливень. Я взял зонт, оделся и пошел в сторону метро. Лица людей в вагонах стали еще угрюмей, одежда еще бесцветней, как будто весь мир погрузился в траур. Я взглянул на экран телефона. Сообщение дошло, но ответа не было.
Выйдя из метро, я раскрыл зонт. Глубокий вдох. Я люблю этот запах, мокрый асфальт и ионизированный воздух после грозы. Запах свежести. Такое не часто бывает в подобных городах. Подходя к зоопарку, я снова опустил взгляд на землю. В прошлый раз помогло, может и в этот, я подниму голову и увижу ее там? Дошел до ограждения. Оглянулся. Ее не было. На пруду, как всегда, плавали фламинго. Среди них был мой красный, и ее белый. Я вытащил телефон и вызвал ее номер, доставая в то же время очередной леденец монпасье из рюкзака. Гудки. Спустя вечность на том конце ответил какой-то мужчина. Я назвал ее имя и попросил передать ей телефон. Голос мужчины дрогнул.
- Она умерла.
Что-то внутри меня оборвалось. Как будто лопнула тонкая леска, закружилась голова, а ноги стали ватными.
- Что случилось?
- Три дня назад. Инсульт, - мужчине с трудом давалось каждое слово.
Положив трубку, я опустил зонт. По щеке ко рту спустилась слеза, сердце било с такой силой, что, казалось, вот-вот вырвется наружу. Каждая капля дождя смывала с меня болезненную горечь. Я ее практически не знал, но боль была такой, будто я потерял самого близкого человека на свете.
Я стоял, опершись на ограду, и смотрел на птиц. Я любил тех, что покраснее, ей нравились почти что белые.
Иногда, закрывая глаза, я вижу фламинго. Много-много фламинго на берегу лазурного океана. Каждый из них стоит на одной ноге, изящно изогнув шею. А среди птиц - она. Беспечно счастливая, еле заметно улыбающаяся. В уголках ее глаз маленькие морщинки. Но если присмотреться, то можно увидеть тень грусти в ее лице. Ведь салют прошел, и не осталось ничего, кроме воспоминания.
