Навеяно Айю, Ветром и многими, многими, многими...

Моя комната...она пустая и белая. в ней нет ничего. только стены, пол, потолок, рама окна и кровать. на кровати лежу я. я свернулась в эмбрион, зажала колени руками и зажмурила глаза. я ночами кусаю одеяло, чтобы никто не услышал моих криков. я ночами утыкаюсь в подушку, чтобы никто не видел моих слез. я ночами комкаю платки, а потом их прячу. я ночами выключаю свет и жмурю глаза, сильно-сильно, чтобы не видеть белую стену пустой комнаты. там, на этой стене, вбит железный крюк. а на железном погнутом крюке висит Маска. деревянна Маска, раскрашенная всеми цветами мира, напоминающая тотемы древних племен. это мой тотем. мой деревянная маска. ее черты раз и навсегда застыли в изрезанной улыбке, и мне иногда видится, как эта улыбка превращается в оскал...

я отворачиваюсь к стене, чтобы не видеть ее ухмылки. ведь эта Маска прекрасно знает, что мне не уйти. никуда и никогда.

ночь. еще ночь. иногда я просыпаюсь в бреду и гадаю: откуда она взялась на этом крюку??? и потом с ужасом осознаю: это ведь я сама, сама, собственными руками столько лет создавала ее. оттачивала все черты. вырезала деревянную улыбку, которая сейчас смеется надо мной. я собствеными руками вырезала это. и мне не уйти...

это мой бред. мой крест. мое убежище. но и моя тюрьма.

иногда мне хочется сорвать Маску с железного крюка с голой стены и вышвырнуть в окно. не встречать ее больше никогда. иногда мне хочется. но чем дольше я смотрю в ее застывшие черты, тем яснее понимаю, что никогда этого не смогу сделать.

настанет новый день. я надену маску и ей, ей, не мне, будут говорить свое Здравстуйте окружающие. это ее знают. это ей принадлежат те пусть жалкие, но все же ее, кусочки мозаики участия, капельки видимости присутствия. это с ней здороваются. это ее песням подпевают, не моим. я не пою те песни, что поет Маска. и записи в школьном дневнике, такие родные, пропитанные болью и чем-то, похожим на близость - эти записи тоже ее. все то, что составляет социум - ее прерогатива. потому что я снимаю Маску только в одиночестве. а люди видят ее улыбку, и отвечают встречной улыбке тоже ей.

а впрочем, я бы никогда и не улыбнулась без этой маски доброй половине моего окружения. потому что не за что. потому что то жалкое розовокожее существо, которое таиться под деревянной оболочкой, оно не такое. оно правдивое. и оно не может улыбаться просто так, разменивая цветы радости между ними всеми. улыбку этого жалкого дохляка может вызвать только что-то стоящее, настоящее, вечное: рассвет, закат, природа...но не они

и чем ближе рассвет, тем яснее я понимаю, почему я никогда не выброшу Маску в окно. потому что я боюсь, что если я хотя бы один-единственный день забуду одеть Маску, меня никто не узнает. пройдут мимо, не кинув привета. а если кто-то, особенно внимательный или просто праздный, заметит в блеклых чертах, вдруг потерявших свет и краски, что-то похожее и даже бросит привет, то все равно пройдет мимо. все знают деревянную дубовую кору. все знают улыбку Маски. и никому нет дела до тонкой кожи, что под ней. что можно ткнуть пальцем и порвать, измять, потревожить, разрушить тонкую розовую кожу. никто не задумается об этом, потому что от деревянной коры все отлетает. и если хоть раз поутру я не одену Маску, все будут идти, идти нескончаемым потоком. мимо.

но что это? светает. я начинаю различать железный крюк на стене. и некуда бежать, крик срывается и улетает. сумасшедшие губы шепчут то ли  молитвы, то ли проклятья, сумасшедшие пальцы трясутся и тянутся уже к Маске, тянутся, тянутся...

щелчок ослабевших рук, секундная вспышка боли, отчаяния, потом смирение...

ОООО!!!ЗДРАВСТВУЙТЕ!!!!А КТО ЭТО ТУТ У НАС???ЭТО ТА-ТИ-ТА-РИ-ТА-ТА, А ЛЁЛЬКА МОЛОДЕЦ!