Утро застает меня у подъезда, слегка потрепанную и с туфлями в руках. Как назло, Вовка выглядит свежим и отдохнувшим, еще и ухмыляется, глядя, как я одной рукой копаюсь в сумке в поисках ключа от домофона.
Что он делает в шесть утра у моего дома?
Э, ну кажется он вызвался проводить меня (а точнее «доставить») до дома. Отказаться не получилось. Меня просто не слушали.
Вылавливаю наконец-таки ключ из хаоса дамской сумочки размером с небольшой чемодан и гордо открываю железную дверь подъезда номер семь.
Воронов, картинно вздохнув и пробормотав что-то об отсталости некоторых представительниц женского пола, потративших пол часа на поиск ключницы, галантно пропускает меня вперед и ныряет в бетонную темноту подъезда.
С дверью собственной квартиры на шестнадцатом этаже я справляюсь на удивление быстро.
«Вот что значит практика и вовремя найденные ключи!»
Вот-вот, и я о том же.
Переступив порог своего «логова», стягиваю туфли и блаженно ковыляю на скрюченных ножках на кухню.
Раз уж притащила в дом мужика, надо его срочно покормить.
«Правильно, а то еще кусаться начнет! Инфекцию какую занесет или откусит чего-нибудь ненароком! Ты у нас и так девушка не слишком габаритная!»-мой внутренний голос, как обычно, вносит сой неоценимый вклад в дело разрушения моей хрупкой и вобщем-то детской психики.
«Тоже мне дите! – обиженно хмыкает подсознание – Вот из таких вот «деток» потом вырастают серийные маньяки.»
Разворачиваюсь, открыв рот, чтоб спросить, Вовку о его вкусовых предпочтениях и оказываюсь нос к носу с Вороновым. Теплые губы прикасаются к моим...
И я отпрыгиваю, как ужаленная.
«Могла бы хоть раз не выпендриваться!»
Нет. Я не хочу никакой любви.
«А ночью ты была непротив» - хихикает мое второе Я.
Ночью я была пьяной и... И мне был так нужен хоть кто-нибудь!..
Парень настойчиво притягивает меня к себе. Упираюсь руками в его грудь:
- Вов, хватит.
- Почему? – в серо-зеленых глазах читается явное непонимание всей проблемности наших отношений.
- Потому что ты меня не любишь – выпаливаю я, как обычно забыв для начала хоть чуть-чуть подумать.
Да уж, звучит глупо. Прям, детский садик «Сопелька», а не вполне себе зрелая девушка!
- Люблю, - Вовка крепче сжимает мою талию.
- И давно?
Сарказм в моем голосе мог бы и бронепоезд остановить! Воронов растерянно отпускает меня и обиженно всматривается в мое ухмыляющееся лицо.
«Все-таки, ты стерва.»
Вполне может быть. Хотя я бы назвала это честностью. Мне очень жаль, но...
- Любишь? А кого еще ты любишь? Ты всех помнишь? – на его месте я бы сама себя убила, но остановиться я уже не могу. – Я тебя нужна сегодня. А завтра ты встанешь и уйдешь к кому-нибудь. И ей ты точно так же скажешь, что любишь.
- Аня, за что? – в низком хрипловатом голосе слышится явное непонимание и неожиданно для меня боль.
- Прости. Но мне надоело быть твоей игрушкой. Захочешь – позовешь, и я, как последняя дура, приду, устанешь от меня – и исчезнешь на неопределенный срок. Мы расстались. Ты помнишь это?
- Я вел себя, как последний идиот. Ты это хочешь услышать? Мне встать на колени и попросить прощения? – светлые глаза так серьезны, что я понимаю...
«Он действительно готов это сделать»
Вот теперь мне по-настоящему плохо.
- Не смей этого делать. Ты потом не простишь себе. Вов, я была не нужна тебе тогда, что изменилось сейчас?
- Я поумнел. – Воронов проводит рукой по моей щеке, лаская кожу.
Прикосновенье кажется таким знакомым, что я почти сдаюсь, в последний момент очнувшись и сделав шаг назад:
- Возможно. Но меня больше нет. От меня ничего не осталось. Не думаю, что тебе нужен мой труп. Уйди. Пожалуйста.
- Аня...
Отворачиваюсь, чтоб не видеть этих ищущих серо-зеленых глаз и шепчу:
- Пожалуйста.
Слышу, как парень уходит, негромко хлопнув дверью.
Пустота наполняет меня изнутри. Выскользнув из платья, оставляю черный атлас валяться на полу кухни, и не глядя захожу в ванну. Открываю кран. Избавляюсь от остатков одежды...



Теплая вода наполняет ванну, скользит по коже, поднимаясь все выше... Вынимаю руки из воды, рассматривая белые полукружья шрамов на ладонях. Я могу их свести, легко, одним взглядом... Но зачем? Эти отметины – ничто по сравнению с тем, во что превратилось мое сердце после ТОЙ ночи...
Зеленоватые капли тяжело падают в воду, расходясь кругами, словно эхо, затягивая назад, в память...

Золотистый туман перехода расступается, пропуская напряженное лицо с белыми с белыми вихрами коротких волос и небесно-голубыми глазами... Люцифер.
«Он знает»
Да, это видно по глазам.
Хранитель что-то говорит, но я не слушаю.
Ирвен. Я должна ей... Я должна ей принести то... То, что осталось от Даррена.
Я должна это сделать.
Мир наставницы все так же безмятежно светел, как будто ничего не случилось. Но ведь МИР изменился!..
Тело не слушается, по шее стекает холодный вязкий пот. Мне страшно. Да, страшно. Так страшно, как никогда не было в жизни.
Знакомый привкус крови во рту и горячие капли, пачкающие пальцы – привычные спутники последних трех дней. Я должна была бы упасть, но я все еще стою. Стою, и застрявшие в горле слова все-таки будут произнесены...
- Ирвен... – Голос спотыкается, мечется от хриплого крика к шепоту – Даррен...- звуки собственного голоса режут меня на куски – мертв...
Я протягиваю застывшей безжизненной статуей женщине зажатую в онемевших пальцах шкатулку из слоновой кости. Она еще теплая от моих лихорадочно горячих пальцев. Ирвен не шевелится, и я ставлю урну с пеплом Даррена у ее ног, затем снимаю с пояса перевязь с длинными чуть изогнутыми клинками с нефритовыми рукоятями переплетающихся змеек. Руки почти не дрожат, когда я кладу их рядом с прахом Наставника.
Со скрипом и тяжелой болью в каждой клетке тела разгибаюсь, встречаясь с янтарными глазами... И теряюсь в спасительной темноте обморока...

А капли стекают по запястью и ударяются о зеркальную поверхность воды тяжело и медленно, как камни. Как осколки воспоминаний, вспыхивающих и гаснущих в мутном болоте моей непримиримой памяти...























ЧАСТЬ ВТОРАЯ. ДАН.
Глава седьмая.
«Как только будущее становится привычным и настоящим, похороненное в шкафу прошлое начинает настойчиво стучаться в дверь»

- Илмаррин, пожалуйста, будь повежливее и... поспокойней.
Этот белобрысый зануда начинает меня раздражать. Сколько можно твердить: «Будь поспокойнее... Она этого не любит... Она... Эээ... Несколько нервная...»
Судя по его заиканиям, Рысь – просто психованная истеричка.
- Люцифер, ты не будешь так любезен, - вкрадчиво-ласково начинаю я, - объяснить, какого хрена я здесь делаю, если твоя подопечная впадает в бешенство при одном слове «напарник»???!!!
- Он ей нужен, - безапелляционно заявляет Хранитель с видом папаши отстаивающего свои методы воспитания.
Узкая тропинка петляет между деревьев и возвышенностей, скрывается за поворотом и выводит нас к чему-то бело-воздушному и невероятно изящному.
Что ж, по крайней мере, у нее есть вкус.
Люцифер первым ныряет в высокую резную арку из неопознанного мной белого камня. Следую его вдохновляющему примеру и оказываюсь в золотисто-белом зале. Стрельчатые окна искрятся искусными витражами и теплым солнечным светом, паркетный узор складывается в сплетение опавших листьев, сводчатый потолок теряется в высоте, застекленная терраса напротив входа светится разноцветными стеклами, резная утонченная мебель манит уютом бархатных обивок... В высоком кресле у камина, спиной к нам сидит Рысь. Легендарная хозяйка этого очаровательного строения. Как я определил, что это именно она? Потому что больше не кому.
- Не помню, чтоб я объявляла День открытых дверей.
Мдя... Не девушка – холодильник. Хотя какой еще должна быть легендарная Рысь?
- Аэрин, я привел твоего нового напарника, - максимально спокойно и бесстрастно выдавливает напрягшийся в ожидании предполагаемой бури Хранитель.
- Спасибо, я в нем не нуждаюсь. Забери его себе. Надеюсь, он в твоем вкусе.
Ну и мегера! И с ней мне придется работать??!
Люцифер сглатывает нервный комок в горле и, покосившись на мою гнусно ухмыляющуюся физиономию, выдает:
- Его одобрил Совет.
- Плевать я хотела на Совет!!! Пусть сами с ним и развлекаются!!! Ихт Ргхан аст нр’аззен!!! Ихз двалин нгрэм...
Явно сквозь зубы, но с потрясающим воображение мастерством характеризует Совет Стражи моя новая напарница, легко подхватившись с кресла и одаривая нас взглядом ярко-зеленых от ярости глаз...
Легкий серебристый шелк длинных волос оседает ей на плечи и спину, и я вздрагиваю, рассмотрев наконец лицо Рыси. А точнее, Анны Аэрин.
Ани...
Лицо, которое я так и не смог забыть: косая линия скул, дерзкий излом бровей, на бледной коже длинные тени от густых ресниц, пухлые губы сжаты и сложены, как для поцелуя. И глаза, загадочные, дикие, бездонные, горящие, преследующие меня в темноте, впиваются в мое лицо, вспыхивают и... гаснут:
- Я не буду с ним работать. – проснувшуюся было ярость сменяет безжизненная непробиваемая стена.
- Будешь, - неожиданно для самого себя выдаю я.
Нет, она все-таки изменилась. Это совсем не та девочка, с которой я когда-то целовался под дождем, это безжалостная, холодная, дерзкая, почти бешеная... и еще более совершенная Стражница.
- Люцифер, помоги ему выйти. – не отрывая от меня тяжелого пронзительного взгляда приказывает Аня.
- Оставь нас. – предупреждающе кошусь на Хранителя, игнорируя повелительный тон девушки.

- Оставь нас.
От звуков криогенно-ледяного голоса по телу пробегает дрожь. И почему-то очень хочется беспричинно расплакаться.
Люцифер с застывшим лицом послушно и бесшумно исчезает, оставляя меня один на один... С кем?
Кто он мне?
Из темного омута памяти выплывает на поверхность короткое имя.
Дан...
Дан. И привкус дождя на губах. Дан. И ожог от поцелуя на губах. Дан. И день, когда я похоронила просто Аню и стала Аэрин...
Тишина сдавливает виски и раскаляется, обжигая молчанием. Всматриваюсь в смертельно-идеальные черты лица, пытаясь разглядеть далекий летний день в непроницаемых черных глазах. А в тот день они были сводящего с ума оттенка летних сумерек – пронзительного темно-голубого...
Мне нечего ему сказать. Нечего сказать этому безжалостно красивому Стражнику со стеклянным взглядом – я его не знаю.
- Почему ты сбежала от меня? – неожиданно спрашивает, замерзший напротив незнакомец, заглядывая мне в глаза, как будто в поисках чего-то, и, похоже, не находит.
Сердце на мгновение сбивается с ритма...
И что, я должна оправдываться?
Устало опускаюсь на пушистую белую шкуру полярного медведя и, зарывшись пальцами в ласковый мех, отвечаю:
- А почему ты не догнал меня?
Наши взгляды сталкиваются в накалившемся добела воздухе и остывают. В черных провалах устало поблескивает безразличие...
Все правильно. Нам УЖЕ все равно, что было тогда... пятьдесят семь лет назад.

Стражница еще несколько минут бессознательно гладит густой белоснежный мех. Медленно и устало, но почти вызывающе дерзко вскидывает непроницаемые темно-зеленые глаза и безжизненно чеканит:
- Я не буду с тобой работать.
- Будешь.
В ее лице мелькает что-то яростно-дикое, но я не отвожу взгляда.
- Не терпится умереть? – в ледяном голосе впервые слышатся отблески эмоций, как будто тихо рычит разъяренная дикая кошка. Рысь.
Девушка одним текуче-стремительным движением оказывается на расстоянии ладони от меня. Так близко, что я вижу странный лунный отблеск в ее глазах.
Да, она и правда, невероятно похожа на большую по-кошачьи грациозную хищницу.
- Это угроза? – хладнокровно вскидываю бровь.
- Это вопрос. Пока что... Ты знаешь, почему я работаю одна?
И снова ни тени эмоций на идеальном лице.
- У тебя больное самомнение, ты маньячка-психопатка и еще ты постоянно ищешь приключений на свою... – оценивающе пробегаюсь взглядом по гибко-стройной фигурке – симпатичную задницу?
В ответном взгляде бесцельно кружащей по комнате Ани мелькает заинтересованность, губы изгибаются в язвительно-циничной улыбке. В два шага она оказывается рядом. Надменные зеленые глаза просвечивают меня насквозь...
- У меня БЫЛО двое напарников - жесткая издевательская улыбка становится еще шире. – Теперь, я работаю одна. До свидания. Дверь у тебя за спиной.
БЫЛО двое напарников. Странно... Обычно, если погибает один из Разделенных, то второй автоматически становится трупом.
- Я остаюсь. Знаешь, я очень по тебе скучал и теперь... просто не могу с тобой расстаться! – ослепительно улыбаюсь, упрямо столкнувшись взглядом с остекленевшими черными глазами Сфинкса на точеном лице статуи.
- Выйди вон. – не двигаюсь с места, игнорируя приказной тон и минусовую температуру голоса хозяйки помещения, - ВЫЙДИ ВОН ИЗ МОЕГО ДОМА!!!! – Ого!!! Оказывается можно орать и шипеть одновременно!
Из противоположного угла комнаты доносится недвусмысленное рычание... Рысь. Большая серебристо серая кошка скалит клыки, угрожающе вздыбившись и до странности напоминая свою хозяйку, которая тоже похоже готова разорвать меня на части. Во всяком случае, слышно как девушка скрипит зубами.
Кошка медленно и, угрожающе рыча, скользит по паркету...
- Мифрил! – тяжелый взгляд Стражницы светлеет до пронзительно зеленого и хищница послушно присаживается у ног Ани, затихая под уверенно-нежной рукой.
Улавливаю слабый отзвук ментального вызова.
В дверях показывается напряженно-растерянный Хранитель, вопросительно уставившийся на подопечную, просверливающую во мне дырку.
- Забери его. – Девушка исчезает в арке, на мгновенье смерив Люцифера уничтожающим взглядом.

- Ирвен, Люцифер...
- Я знаю, - не даю влетевшей на бешеной скорости Рин договорить.
Воспитанница резко тормозит, задыхаясь от злости и непонимающе заглядывая мне в глаза. Мифрил шуря зеленовато-янтарные глаза нахально растягивается у купели.
- Это я посоветовала Илмаррина Люциферу.
Рин отшатывается с таким лицом, как будто, я ее ударила. В зеленых глазах мелькает обида смертельно раненного животного.
- Ринни – гордая Стражница вздрагивает всем телом, - Я не позволю тебе умереть, как умерла Иррейн – из-за своей и чужой глупости. Даррен и Лер сказали бы тебе то же самое.
Аэрин оседает на траву и, подняв на меня смертельно больные глаза, шепчет:
- Я не хочу убивать его.
Убивать... Она так и не простила себя. Каждый раз, когда она смотрит на меня, я чувствую тугую, упрямую волну боли и вины, исходящую от нее... Лесь говорит, что она почти не спит, а если и засыпает, то просыпается от собственного крика, мокрая от пота и дрожащая. Рин перестала петь, танцевать, слушать музыку... В ее доме тихо, как в склепе...
А недавно напугала Люцифера до разрыва сердца, применив «Бурю», находясь в центре волны! Нет, армию вампиров она, конечно, разнесла в пыль, но при этом сама едва не погибла...
- Аэрин, Стражи умирают каждый день, каждую минуту кто-то отправляется в Свет, и ты здесь не причем.
Обхватившая руками колени девушка на полу моей гостиной, кажется ребенком, девятнадцатилетней девчонкой... Растерянной и испуганной. Такой же, как пятьдесят семь лет назад...


- Рин, успокойся, ты несешь черт знает что, - тонкие изящные пальцы скользят по серебристо-пепельной гриве волос.
Я, как дурак, застываю в дверях. От бешенства темнеет в глазах.
Какой-то рыжий вконец обнаглевший эльф, успокаивающе гладит удобно устроившуюся у него на коленях Аню. Причем она даже не пытается оторвать ему руки!!! Мало того, ее «милая» ручная кошечка трется у ног остроухого нахала!!!
- Лесь, ты останешься у меня?
ЧЕРТ!!!! В мягком, переливчатом голосе я с трудом узнаю Рысь. Девушка трется щекой о рубашку обнимающего ее мужчины и вопросительно заглядывает мятно-зелеными глазами в его глаза с такой бесконечной нежностью, что мне хочется провалиться сквозь землю.
- Конечно... – мое появление наконец соизволили заметить. Эльф одаривает меня внимательным изучающим взглядом, новоиспеченная напарница хмурится и прицельно стреляет в мою сторону враз потемневшими глазами, но даже не пытается сменить позу на более приличную – только теснее прижимается к широкой груди рыжеволосого эльфа.
- Я не буду вам мешать – тонкие пальцы остроухого хмыря ласково скользят по гладкой коже, он целует упрямо и недовольно нахохлившуюся Стражницу в макушку и осторожно снимает ее с себя. Легкая вспышка света – и эльф исчезает. В сверлящем меня взгляде девушки ясно читается: «Мне мешаешь ты, а не он!»
Кошка угрожающе топорщит шерсть, но не двигается с места, остановленная тонкой рукой хозяйки и повелительным: «Миф!»
Да уж, повезло – психованная напарница с непомерным самомнением и ее ручная рысь, поглядывающая на меня с заинтересованностью голодного людоеда! Зашибись!..
Девушка соскальзывает с удобной кушетки и скользя босыми ногами по паркету застывает напротив:
- Во-первых, не рассчитывай на дружеское отношение. Во-вторых, в моем доме можешь появляться только в случае крайней необходимости. В-третьих, никакого Разделения не будет... – изумленно вскидываю брови. Как это не будет??? – Я договорилась с Советом, - хладнокровно отвечает непрошибаемо спокойная Аня на мой невысказанный вопрос. – И еще, меня зовут Анна Аэрин Сулуиал. Тебе разрешается звать меня Аэрин или Рин. Ни на какое другое имя я не отзовусь. Я все понятно объяснила?
Издевательский тон собеседницы выводит меня из себя:
- Во-первых, меня зовут Даниэль Илмаррин, Смерч. Так уж и быть, можешь звать меня Дан. Во-вторых, не зли меня девочка. – Угрожающе нависаю над бесстрастной упрямой нахалкой, но не вызываю никакой ответной реакции. - И в третьих, я не знаю, какие у тебя связи и отношения с Советом, но сразу предупреждаю, что мне абсолютно параллельно, что там кто решил.
- Ну, хоть в чем-то мы сходимся, - ухмыляется Рысь, закрепляя стянутые со стола ножны с клинками за спиной.
Может, все и не так плохо. Во всяком случае, чувство юмора у нее осталось. Глядишь, и с киской договорюсь... Как Рин ее зовет? Мифрил?.. Хмыкаю, косясь на разлегшуюся у кушетки рысь. Та в ответ недобро щурит хищные глаза. Ничего, мы еще посмотрим, кто кого...


- Аррррр! Ргхан ихт шсайн!!!.. Рррррр!!! – Рин влетает в шатер, матерясь, рыча и снося все на своем пути. Брайнд растерянно наблюдает за тем, как взметнулись полы шатра и разворачивается. Мдя... Краше, как говорится в гроб кладут. Вопросительно кошусь на побелевшее лицо адъютанта его Величества Императора Хиддина:
- Его Величество просило меня проводить миледи Аэрин в укрытие.
Ааа!... Тогда понятно, почему она в таком бешенстве. Пытаясь сохранить серьезное лицо доверительно наклоняюсь к Брайнду:
- Видишь ли, миледи Аэрин считает своим долгом участвовать в сражении.
- Но она же ЖЕНЩИНА!!!! – изумленно выдыхает ошарашенный придворный.
- Кто тут что говорил про женщин? – вкрадчиво интересуется незаметно выскользнувшая из шатра напарница, напугав беднягу адъютанта до разрыва сердца.
Длинные волосы Рин собраны в множество мелких косичек и на каждой имеется по маленькому стальному коготку, так что когда она тряхнет своей шевелюрой во время боя – у кого-то сильно испортится лицо. Черный кожаный костюм обтягивает стройную фигурку, как вторая кожа, поверх куртки надета почти невесомая сеть колец, перехваченная широким кожаным ремнем – мифриловая кольчуга выдерживает почти все виды оружия, а весит, как куртка из плотной кожи. На груди закреплены наспинные ножны с ар’райнами, в широких наручах прячется еще с десяток узких и сметрельно острых метательных ножей, еще пару «приятных» сюрпризов скрыто в многочисленных карманах и отворотах длинных сапог.
Прелесть, а не девушка! В зубы даст и скажет, что тебе так лучше, оторвет голову и даже не заметит! Зато собирается вон как быстро – всего две минуты назад она залетела в наш общий шатер упакованная в темно-зеленое бархатное платье со шлейфом и заманчиво-глубоким декольте.
- Где Хиддин? – пригвоздив Брайнда к месту одним взглядом, интересуется Рин. Адъютант хотел было возмутиться такой нахальности – называть Императора по имени! – но передумал под прицельным огнем раскаленных зеленых глаз.
- Император в своем шатре, у него Военный Совет.
Глаза Стражницы угрожающе темнеют. Она встречается со мной взглядом... Хищно улыбаюсь в ответ. Нельзя так Хид, нехорошо – дворянство позвал, а нас бедных Стражей?
Одновременно срываемся с места, легко огибая препятствия в виде костров, палаток и воинов. Это своеобразная игра на перегонки – пепельные косички, то мелькают впереди, то исчезают из виду. Я быстрее, но она гибче. На секунду опережаю Аэрин и галантно пропускаю ее вперед. Девушка насмешливо фыркает и ныряет в полусвет императорского шатра. Ах, да, телохранители, кажется попытались нас остановить, поэтому совершенно случайно оказались обездвиженными и мирно разлегшимися у порога....
Так, все в сборе. Графы, бороны, маркизы и герцоги столпились у большого стола с картой, пихаясь, как склочные девицы на распродаже.
- Ваше Величество, - негромко и максимально вежливо зову старичка Хида. По-медвежьи огромная фигура Императора с всклокоченной седой гривой поднимается над толпой согнувшихся в три погибели придворных.
- Илмаррин? Аэрин? Что вы здесь делаете? Как вы... – до ошеломленного Хиддина наконец дошло, что мы самовольно вторглись в его обитель.
- Извините, Ваши телохранители временно... недоступны. Видите ли, нас забыли пригласить на Совет, а ваши телохранители почему-то отказывались нас впускать. – Абсолютно невинно поясняет ситуацию Рин. Если б я ее не знал, я бы даже и не подумал, что она издевается...
- Итак, где будут НАШИ стратегические позиции? – продолжаю «пытать» Императора.
- Эээ... По правде говоря, Илмаррина я поставил рядом с собой, под охрану кавалерии графа Мадьяра... А леди Аэрин... – Хиддин замялся и напарница вмешалась в ход событий:
- Ваш адъютант развеселил меня очень удачной шуткой – он сказал, что вы отсылаете меня в укрытие, потому что я ЖЕНЩИНА!
Стражница наигранно ужасается и заливается переливчато-звонким смехом. Ухмыляясь, наблюдаю, как в напарнице пропадает великая актриса.
- Рин, ты останешься в лагере. – Хиддин резко обрывает спектакль. И на этот раз в нем проснулся Император, а еще, по-моему, заботливый папаша.
- Что???? – Глаза Аэрин полыхнули тьмой, воздух в шатре стал почти невыносимо горячим.
- Это не обсуждается!!! Тебе не место на поле боя!!! И мне плевать, насколько хорошо ты махаешь своими клинками!!!! – Император орет. Банально орет, как простой смертный родитель, столкнувшийся с несгибаемым упрямством собственных детей.
- Я – ведьма!!!! Я уже не первое десятилетие «размахиваю» железом!!!! – Рин, тоже срывается на крик, в бешенстве сжимая кулаки.
- Ты девчонка!!!! И ты останешься в лагере, даже, если мне придется вырубить тебя лично!!!! – Дворяне вжимаются в полог шатра, убегая с дороги надвигающейся громады Хиддина.
Напарница упрямо встречает темно-карий взгляд глубоко посаженных глаз Императора, и резко развернувшись вылетает из шатра.
- Она нужна нам, Хид, - встаю на сторону напарницы.
- Я сказал, НЕТ! – отрезает разъяренный мужчина, и вернувшись к столу с картами, продолжает. – Вы маркиз, возьмете на себя лучников...

- Рин, - тонкая фигурка на вершине холма не шевелясь всматривается в темноту.
- Рин, я справлюсь, - осторожно касаюсь ее плеча. То, что Аэрин, перестала меня воспринимать, как элемент интерьера, не значит почти ничего. Мы до сих пор абсолютно чужие, незнакомые друг с другом люди. И все мои вопросы разбиваются об ледяное высокомерное молчание, как о стену. Мы просто работаем вместе. Мы можем умереть друг за друга; мы можем двигаться, как продолжения друг друга; мы можем понимать друг друга без слов; но стоит мне чуть выйти за рамки «рабочих» отношений...
- Дан, случиться что-то плохое, - резко обернувшись девушка тревожно заглядывает мне в глаза, не замечая, что сжимает мои пальцы до боли.
От прикосновения холодных тонких, не по-женски жестких пальчиков и этого вынимающего душу взгляда, у меня перехватывает дыхание:
- Ринни...
Стражница вздрагивает всем телом, зеленый взгляд вспыхивает бирюзой, девушка отшатывается, но тут же прильнув ко мне жарко продолжает:
- Я чувствую... Что-то должно случиться...
- Рин, я знаю, как и что надо делать. Это не первое мое задание. Я 73 года обходился без напарника.
Борюсь с желанием притянуть растерянную, лихорадочно вздрагивающую напарницу к себе.
Аэрин отпускает мою руку и, одарив еще одним пронзительно-воспаленным взглядом, тихо и очень серьезно шепчет:
- Береги себя.
Секунда – и Стражница растворяется в сырой весенней ночи.

Весенний ветер, ледяной, но кружащий голову непередаваемым соцветием запахов, раздувает плащ, забираясь холодными пальцами под одежду.
Лицо немеет, глаза слезятся от белого солнца, рожденного предрассветным небом.
Я жду. Чего? Я не знаю. И от этого еще страшнее. Да, мне страшно. Страшно и больно, ожидание вытягивает из меня силы, разрывая тревожным сомнением натянутые нервы. Я боюсь. Боюсь, потому что инстинкты, кричащие во мне не имеют ничего общего с ролью Стражницы в круговороте событий. Это предчувствие человека. Предчувствие, переданное мне по наследству и впитанное с материнской лаской, наследство двоюродной бабушки-целительницы.
Хид не пустил меня на поле, но... Но я должна успеть. Успеть предупредить и отразить... Что? Если бы я знала!
Верные полукругом расположились за моими плечами. Хиддин позаботился об охране. Причем неизвестно, чего он опасается больше: того, что до меня доберутся восставшие или того, что я доберусь до них.
Миф, трется спиной об мои затекшие ноги, напоминая о своем присутствии и успокаивая одновременно. Конечно, ей не стоило бы участвовать в этом побоище, но... Она моя единственная надежда не опоздать.
- Бешенная... – Верный буквально выплевывает слово, прозвучавшее неожиданно громко в напрягшейся утренней тишине.
Бешенная. Женщина, которая убивает детей. Сумасшедшая, одаренная Темным пламенем. Женщина... Такая же, как я.
Орда нежити, шипит и беснуется, ежась под солнечными лучами, а на острие летящего «клина» тварей верхом на темно-рыжем варге Она... Белые волосы флагом мечутся за спиной, на кукольном личике мечтательная улыбка... Тварь. Такая же нежить, как и те, кого она ведет за собой. Не убийца – ненасытный палач...
«Клин» набирает скорость, топот ног, лап и копыт становится оглушающее громким, как стук остервенело бьющегося сердца... Женщина растягивает губы в неестественной улыбке... И я понимаю, что она мертва. Мертва!
Мысли еще бегут, спотыкаясь и запаздывая, а рука, скользящая по рыжевато-серой пятнистой шкуре, намертво цепляется в колючий мех. Легко запрыгиваю на услужливо подставленную спину рыси, не слыша ничего, кроме гула крови в ушах. До столкновенья остаются секунды, а Мифрил уже несется вперед, туда, где замер конный Император с зажатым в руках копьем.
Это не она! Это зомби! Очередная жертва Бешенной, а это значит... Что обезумевшая тварь прячется где-то рядом, готовя сюрприз...
Я вижу, как бледнеет Дан, услышав то же что и я – звук понятный только нам двоим – стон прогибающейся земли и шелест корчащейся травы... Нас накрывает. И весь мир сужается и взрывается потоком боли, потому что я в который раз совершаю смертельную глупость...

Время замедляет ход, останавливаясь, разбиваясь на осколки, четкие и острые, как профессиональные фотографии на выставке.
Серой молнией пролетает Рин, вцепившаяся в всклокоченную шкуру своей любимицы...
Стражница кубарем слетает на землю, вскакивает...
Земля стонет, шелест травы эхом отдается в голове...
Я вижу в ее расширенных темных глазах отражение собственного ужаса...
Напарница вскидывает руки, опередив меня на песчинку времени и....
Это похоже на взрыв бирюзового огня. Аэрин выгибается дугой, так, как не мог бы живой человек... Тело немеет от ужаса, но я сталкиваюсь с ослепительно-зелеными светящимися глазами и вздрагиваю... Никто не должен чувствовать ТАКУЮ боль! Но, она жива. Еще жива...
Жива, несмотря ни на что. Несмотря на багрово-красный, цвета запекшейся крови, вихрь давящий на бледно-бирюзовый щит...
Беззвучный крик Стражницы пронзает кровавое небо, время сдвигается с мертвой точки и на бешеной скорости несется вперед...
Сила наполняет меня, разливаясь теплом, переполняя и вселяя уверенность. Ярко-синий луч срывается с моей вскинутой в воздух ладони и пронзает воронку насквозь. За шумом беснующегося вихря слышен женский крик ярости и боли. Заклинание распадается на смертоносные осколки. Взгляд Рыси становится осмысленным, сжатые кулаки медленно разжимаются, девушка выпрямляется, медленно и напряженно... Расцарапанные в крови руки Рин, резко взлетают в воздух, словно толкая вперед невидимую стену – щит выпрямляется и расплетенный смерч срикошетив врезается в орду несущуюся орду нежити... Аэрин тянется рукой к большой дикой кошке, замершей у ее ног и беззвучно оседает на землю.
Соскакиваю с черного иноходца, не видя ничего, кроме неестественно белого лица девушки в ореоле темно-серебряной гривы разметавшихся волос... И врезаюсь в массивное тело Императора. Мужчина наклоняется к Рин, но его останавливает грозное рычание Мифрил. Заглядываю в зеленовато-янтарные глаза хищницы:
- Я помогу ей.
Рычание стихает и неожиданно превращается в жалобное мяуканье, больше подошедшее брошенному котенку. Хрупкое тело напарницы кажется невесомым. Рысь просительно трется о мои ноги.
8 женщин
Сиена Миллер
- Даг, увези ее отсюда…
Звенящая тишина опустившаяся на поле после разрыва смерча понемногу обретает звуки, и х’эссен в моих руках оживает, вытягиваясь в бритвенно острый двойной меч.
Бородатый мужчина с теплым и твердым взглядом серых глаз кивает и уносится с поля боя, забрав с собой Аэрин, похожую на сломанную фарфоровую куклу и до странности беззащитную...
Большая серая рысь скользит по траве рядом с удаляющейся фигурой всадника.
Мгновенье и я снова в седле, и впереди еще очень долгий день...
А в воздухе сумасшедшее пахнет весной...

Боль. Она везде. Воздух обжигает кожу, расплавленным свинцом разрывает легкие. Глаза... Такое ощущение, что мне их выжгли. Боль-боль-боль... В такт моему неуверенному осторожному пульсу.
Тело не слушается, беззвучно крича о немыслимой боли каждой клеткой, но я всегда была слишком, нерационально упрямой...
Оказывается свет – это тоже больно, даже такой, от факела приглушенного темнотой опустившегося вечера. По щекам течет неконтролируемый, кипящий поток слез, но я упрямо смотрю сквозь водную пелену.
Дан. Его лицо заслоняет меня от пытки светом. Впервые открываю рот и понимаю, что не в силах выдавить из себя ни звука. С пятой или пятнадцатой попытки я все же шепчу:
- Мой щит... Я накрыла не всех... Там, на холме...
Напарник наклоняется так низко, что его иссиня-черные волосы щекочут мне шею. Это прикосновение неожиданно мне нравится.
- Аэрин... – глаза Дана темнеют до непроглядного черного и прицельно сужаются, в бархатном голосе прячется неконтролируемое бешенство – Если ты еще раз сделаешь, то что сделала сегодня, Я САМ, ЛИЧНО, ТЕБЯ УБЬЮ.
«И правда убьет» О, наконец-то ты очнулся, любимый! А я уже обрадовалась, что стала нормальной.
«Ты-то??? Да, ты и без разговоров со мной совершенно чокнутая! Почему ты просто не расплела «мясорубку»?» - недовольно ворчит подсознание.
«Сам прекрасно знаешь. Пока я искала б слабый узел, я бы, конечно, была в безопасности, и Дан наверняка успел бы отгородиться щитом... Вот только не думаю, что он сумел бы накрыть всех...» - вздрагиваю, несмотря на боль.
Перед глазами мелькает видение совсем другого смерча. Маленького и угольно-черного... И трех человек, не успевших уйти с его траектории. «Мясорубка»... Их не убило. Их вывернуло наизнанку в самом прямом смысле этого слова. Они превратились в окровавленный, комок вывернутой на зло всем Богам плоти, все еще живой и шевелящейся...

Она не должна мне казаться такой... хрупкой. Но... Она похожа на смертельно больного ребенка. Невыносимого прекрасного и умирающего с каждым биением сердца...
Темные ресницы на фарфоровом почти прозрачном лице чуть дрожат. Секунда и Рин распахивает большие ярко-зеленые глаза, полыхнувшие бирюзовым так ярко, что держащий факел Даг вздрагивает.
Слезы градом стекают по ее лицу, но она упрямо всматривается в темноту. Взгляд Стражницы становится осмысленным, Аэрин впивается в меня усталым, но привычно твердым взглядом. Очень долгим взглядом. Раскосые глаза напарницы темнеют от напряжения и я наклоняюсь, чтоб услышать почти беззвучный шепот Рыси:
- Мой щит... Я накрыла не всех... Там, на холме...
Впервые в непроницаемых глазах Рин мелькает боль смешанная с таким беспросветным отчаяньем, что я холодею.
Перед глазами мелькает вспышка бледно-голубого огня и тоненькая фигурка, выгнувшаяся дугой, распахнутые ярко-зеленые глаза и искривленные в беззвучном крике губы...
Странная щемящая тоска отпускает, и я захожусь в почти неконтролируемом приступе бешенства:
– Если ты еще раз сделаешь то, что сделала сегодня, Я САМ, ЛИЧНО, ТЕБЯ УБЬЮ.
Мертвенно бледное лицо Рыси застывает безжизненной маской, не реагируя на мои угрозы.
До боли сжимаю кулаки, пытаясь удержаться и не придушить чокнутую напарницу в приступе ярости.
- Помоги мне встать...
Нет, Я ЕЕ ТОЧНО УБЬЮ!!!!! Какое встать – ей, еще недели две будет больно даже дышать!!!
- Нет – ледяным голосом отвечаю я, сталкиваясь с упрямым взглядом безмятежно-спокойных глаз... и, тяжело вздохнув, поднимаю тоненькое тельце Стражницы. Голова Рин бессильно опускается мне на грудь, и напарница неожиданно тепло и неловко улыбается. Да уж, беспомощность – это не то чувство, которое характерно для Рыси.
- Отнеси меня к ним... Я должна видеть...
Мягкий шепот, бледное изможденное лицо Рин так близко... Ее косички щекочут мою шею... Все куда-то отступает, растворяясь в неловкой интимности этих случайных прикосновений.
Девушка смущенно опускает глаза... Я отмираю и неуверенно улыбнувшись, ныряю в темноту ночного лагеря...
То, что раньше было Верными выглядит так, что к горлу невольно подкатывается комок рвоты, а голова начинает кружиться. Ей не стоит этого видеть...
Рин слабо дергается на моих руках и вдруг неожиданно сильно отталкивается, брыкаясь с завидным упрямством. Напряженные раскосые глаза приказывают опустить ее на землю. И я в который раз за сегодняшний день вынужден уступить перед ее ослиным упрямством. Бережно ставлю девушку на землю, продолжая поддерживать хрупкое тельце. Напарница недовольно вырывается и едва не падает. Я нервно дергаюсь вперед, но раскачивающаяся, как маятник Рин упрямо шагает вперед. Три очень медленных шага и ноги девушки подкашиваются. Рысь падает на колени и долго, упрямо смотрит на искалеченные, вывернутые на изнанку трупы Верных. Не вздрагивая, не отводя взгляда. Из темноты выныривает Мифрил, которую я напоил снотворным, чтоб она позволила личному лекарю Императора осмотреть Стражницу.
Она виновато трется лбом о плечо застывшей Аэрин. Тонкая рука напарницы бессознательно скользит по густой шерсти, пальцы сжимаются и, вздрогнув всем телом, Рин прячет лицо в пушистом боку своей любимицы. Помедлив подхожу к двум диким кошкам, опускаюсь на колени и осторожно обнимаю дрожащие плечи девушки. Стражница резко оборачивается, ища что-то в моем лице, и утыкается мне в грудь, заливая беззвучными слезами мою потрепанную рубашку. Она дрожит и горит, как в лихорадке, судорожно цепляясь тонкими пальцами за ткань. Миф тихонько поскуливает, тычась носом в спину хозяйки.
Скользкие шелковистые косички скользят сквозь пальцы. Мокрая рубашка липнет к телу. Выдохнувшись, Рин затихает Руки бессознательно скользят по тугим змейкам ее волос...
Девушка отмирает и запинаясь шепчет, уткнувшись мне в шею:
- Что ты сделал с ней?
Приподнимаю ее голову, вглядываясь в мокрое заплаканное лицо и смертельно больные бирюзовые глаза:
- Я оставил Бешеную наедине с тем, что она сделала. Она умерла черз минуту, когда они притронулись к ней. От страха.
- Я сделала бы так же.
Голос Рыси обретает твердость, глаза угрожающе темнеют. И я понимаю, что долгая холодная война кончилась.
Поднимаюсь, чувствуя, как руки напарницы смыкаются у меня на шее. Мифрил, неслышно скользит рядом.
Невыносимо долгий день подходит к концу...