Выцветшая пленка делает новый оборот, калейдоскоп поворачивается, заставляя крупицы мелкого цветного стекла собраться в новый рисунок. Перед глазами всплывают совершенно рандомные события и люди. Я смотрю на это как ребенок, родители которого устроили очередную сцену на кухне и мне необъяснимо грустно.

Я поднимаю голову и на меня смотрят темные глаза. Смотрят грустно и слегка непонимающе. Мы сидим в прокуренной маленькой комнате, большую часть которой занимает кровать, на которой лежит наглый и злющий черный кот. В комнате нет штор - точнее, они есть, но гардина упала и никому нет особо дела до того, чтобы прибивать ее на место. От этого, фонари за окном создают причудливые тени, ползущие по потолку и по стенам этой маленькой комнаты. Может быть из-за того, что тени создавали сюрреалистичную атмосферу мне и показалось, что тогда происходило нечто важное и особенное. А может оно и происходило, кто его теперь разберет? А кто разберет - не соберет обратно. На столе стояла импровизированная пепельница, но опустошалась она не в мусор, а в ящик стола, который со временем оказался набит окурками и пустыми пачками красного мальборо. Все это было нужно тебе для антуража и фотографий, а я, смотря на это все твердо решил бросить курить.

Май набирал обороты, все в воздухе дышало теплом, и солнце заглядывало в окна старых хрущевок маленького спального района. Первые по-настоящему солнечные дни заполнили дворы и скверы мамашами с колясками и бабушками, которые недовольно провожали нас взглядом, когда мы проходили мимо. Мы часто гуляли в этом сквере, но чаще это было ночью, когда там никого не было. Качались на качелях и болтали о разном.
Мы свернули в твой двор с фиолетовыми скамейками и стояли какое-то время, разглядывая друг друга. Ты предложил проводить меня до остановки, мне показалось, что я слишком резко сказал нет.
Впоследствии, проезжая мимо, я буду каждый раз ловить себя на том, что ненарочно оглядываюсь на именно эту остановку и уходящую от нее вниз улицу с домом и фиолетовыми скамейками.