Моцарт, уподобившись Юле, бегал и орал, держась за сердце и свою дурацкую голову с отсутствующем на ней париком.

Он был в панике, а паника была в нем.
Он был на панике, а паника была на нем.

Моцарт бил стаканы, тарелки, стулья, в почки, чашки, очки (и склеивал), хуком, с ноги и причитая.

Всё было плохо.
Худо дело, брат мой горемычный.

Наконец, он замкнулся в себе и успокоился.

Алексей сочувственно похлопал друга по спине, дал салфетку вытереть глаза и отвел в паб нажраться до чертиков.