Это было поздним средничным  вечером. Женя, накинув на плечи шаль, спокойно раскачивалась в своем кресле-качалке в центре нарисованной пинтограммы.
Сегодня она выголядела особенно прекрасно в своих драных ботильонах и вишневых косточках под ногтями. Луна красиво насвечивала ей в глаз, заставляя его то и дело игриво щуриться.

Ботильоны танцевали польку, напевая какую-то незамысловатую мелодию.

Она ждала.
Сердце её трепыхало черной мухой, бьющейся отчаянно, но тщетно о жестокий холод стекла. В старом пыльном чулане.
Несколько тревожась о предстоящем свидании, Женя мечтательно заламывала руки в нескольких местах сразу, оставляя очаровательные синячки и капиллярные разрывы. Душа ей взлетела под самые небеса от этого сладостного предвкушения встречи, насрала людям на головы, как голубь и опустилась обратно.

Марина решительно зажигала свечи и готовила все к сеансу. В этот день она пришла с Женей, чтобы помочь ей. Собрав 5 кубиков Рубика, она разложила их равномерно и зажгла, посыпая пеплом голову. Жени.

***
Он являл собой воплощение любых девичьих грез и фантазий.
Будучи довольно небрежным в своих жестах он оставался превосходно тактичным и любезным. И вообще психом полным.
От него сладко веяло мускусом и маслом жожоба.
Его кафтан ручной работы отличался тонким вкусом и немалой говорливостью, что было весьма кстати на званых вечерах того времени.
Он обладал таким очаровательно затейливым чувством юмора, что когда он шутил все злились, плевали и отрыгивали маслом жожоба.
За щекой у него всегда найдешь пинту-другую отборного кокса в целлофановом пакетике, что понравилось Жене.
Хотя она и не была особенно падка до этого дела.
Мало ли что вы там придумали.
Это был Моцарт. Амадей.