Название: «Иллюзия греха»
Автор: Nakago_in_Kuto
Бета: Ворд & Мозг.
Фэндом: Naruto
Жанр: яой
Рейтинг: R...(?)
Пейринг: Kisame/Itachi
Предупреждения: зоофилия не? (@/~\@)
Дискламер: это гнусный плагиат
Статус: закончено
Саммари ака предыстория ака заказ ибо это с naruto kinks:
hurt-comfort. В первый год совместной работы в годовщину резни Итачи просит Кисаме жестоко его отнонконить, с ударами, укусами до крови и прочим. Кисаме отказывается (к Итачи он успел привязаться), и Учиха молча уходит из гостиницы. Когда до утра он не возвращается, Кисаме идет его искать и обнаруживает его в каком-то переулке, без сознания, в порванной одежде. В общем, Итачи сам нашел, что искал, и сопротивляться специально не стал. Кисаме, внутренне матеря Учиху и недоумевая, приносит его в номер. О причинах подобного поведения тот не говорит. На следующий год в
тот же день Итачи повторяет просьбу, на этот раз Кисаме от греха подальше соглашается. В общем, на каждую годовищу смерти клана Итачи устраивает себе "искупление".
Собственно, ситуация: Один из таких вечеров (сколько Итачи лет, сами решите), у Итачи руки связаны, подвешены к потолку. Whipping, завязанные глаза, удовольствие от самонаказания, ангст. Потом Кисаме не выдерживает, плюет на договоренность и вместо жестокости переходит к ласке. Итачи пытается сопротивляться, но в итоге поддается чувствам. Не стеб.



«Иллюзия греха»

Prolog:

- Я хочу, что бы ты избил и изнасиловал меня. С особой жестокостью. Ты это умеешь.
Такая длинная для него фраза, странная просьба, не касающаяся никаких наших миссий.
Его серьезный взгляд до сих пор стоит перед глазами… тогда я отказал ему. Напрасно как оказалось. Потому что он ушел. Так, ни сказав больше ни слова. Я ждал его до самого утра, а потом, движимый непонятным беспокойством отправился на поиски. Я искал везде. В барах, борделях, банях даже… на улицах и переулках… но нашел совершенно случайно, уже отчаявшись и решив уходить я обнаружил своего напарника лежащим в дорожной пыли возле мусорных баков. Хрупкий юноша больше был похож на сломанную куклу, или даже скорее на использованную и выброшенную за ненадобностью проститутку, чем на одного из десяти сильнейших шиноби мира. Мизукаге-сама не в счёт. Тут отдельный разговор… несмотря на приказ, я, наверное, впервые не донёс на напарника. Мне было непонятно подобное поведение, и я хотел разобраться в этом сам, а, кроме того, за год совместной работы, мальчик сумел вызвать у меня чувство уважения, симпатии даже…. Хрупкий, тихий мальчишка сумел удивить меня своей силой, а тут такое. Бережно, так, словно он был чем-то ценным, а, в общем-то, что греха таить, так и было, я отнёс его обратно в гостиницу. Вымыл, обработал раны…. И естественно он ничего не стал мне объяснять, как бы я не ругался. Вроде бы мы этот инцидент подзабыли… только через год, ровно в тот же самый день он снова попросил меня об этом. Черт. Он доверял мне себя, несмотря на то, что в прошлый раз я отказался. Теперь я понимаю, что он совсем не хотел случайно умереть, но терзаемый душевной болью, просто пытался заглушить её. Он не мог поступить иначе, просто не знал другого пути. И я, наученный горьким опытом с прошлого раза, согласился. Просто… опять отпустить его я не смог. Мысль о том, что он может не вернуться, была для меня невыносима, и я, не задаваясь вопросом «почему», просто выполнил его просьбу.
И на следующий год было то же самое.
И через…

History:

Тонкое тело болезненно вытянулось, кажется, босые ступни ног вот-вот коснутся холодного каменного пола, но не хватает буквально пары миллиметров. Изящные, словно у девушки, запястья перекручены верёвкой идущей к кольцу в потолке, а глаза закрытые черной лентой словно смотрят внутрь себя. Раз за разом повторяя события «того» дня. Невозможность видеть создаёт страшную иллюзию будущего, в котором не будет места свету и ярким образам реальности, ведь когда-нибудь ему останется только прошлое, те воспоминания, которые он не имеет права забывать.
Темнота болезненно обостряет ощущения тела, чувствуется малейшее колебание воздуха, лёгкое дуновение ветерка, указывающее на передвижение предметов в комнате… слышится шорох, чужие шаги… и собственное ровное дыхание.
- Приступай. – Юноша здесь по своей воле, его голос так же холоден и спокоен, как и в любой другой ситуации.

Высокий мужчина остановился напротив, чуть болезненно скривив губы. Он пытался настроиться на то, что он должен был сделать. Не так-то просто для него ударить этого темноволосого мальчика, с такой нежной белой кожей…. Чуть прикрыв глаза, он тоже вспоминал, вспоминал тот день, когда Мизукаге-сама приказал ему следить за ним. День, когда был раздражен на то, что его новый партнер просто сопливый юнец, больше похожий на девку чем на шиноби. Аристократично задирающий нос маленький гений, которому так и хочется свернуть шею… пробуждая, вытаскивая из подсознания эти старые чувства, Кисаме только сильнее сжимал в руках плётку, И когда раздался этот гордый, раздражающий голос, велящий ему начинать – ударил уже без малейших колебаний.

Алое на белом. Тонкая полоса, расчертившая изящную спину, смотрится просто восхитительно. Даже такой мало интересующийся искусством человек как Кисаме, способен оценить это. Учиха не издал ни звука, только сжал зубы, напрягаясь всем телом. Удар заставил его неприятно раскачиваться на верёвке, сразу же захотелось коснуться пола, что бы остановить это движение, но это было невозможно. Грубые пальцы до синяков сжали его локоть, останавливая, заставляя замереть.
Больно. Но недостаточно. Этого мало, что бы заглушить ту ноющую глухую боль в груди. А перед глазами стоят мёртвые, стоят и смотрят с немым укором на своего убийцу. На предателя запятнавшего свои руки их кровью, да и не только руки. Всего себя. Так, что никогда не отмыться, даже если содрать с себя кожу, всю целиком и полностью, эта грязь никуда не исчезнет. Тут не важны даже самые благородные мотивы.
- Ещё.
А его невольному мучителю только этого и надо. Размахнувшись как следует, он ударил его ещё раз, и ещё и ещё… уже не желая останавливаться, словно впитывая его хриплое дыхание и невольные рваные стоны.
Словно подтолкнув напарника к опасной пропасти, Итачи сначала молча терпел порку, лишь вздрагивая и судорожно выдыхая сквозь с силой сжатые зубы. Его тело, бёдра, ягодицы были уже ярко расчерчены кровавыми полосами. С каждым разом Кисаме бил всё сильнее, и когда боль души и тела сравнялась, из горла юноши вырвался горестный громкий крик, эхом метнувшийся по комнате.
Только так он мог почувствовать себя живым в этот день, только сквозь собственную муку, сквозь боль мог хоть как-то извиниться перед ними за свой бесчеловечный поступок, только так, крича от разрывающей душу боли, он мог внутренне просить прощения перед своим одиноким брошенным младшим братом… перед своими мёртвыми родителями и уничтоженным, стёртым кланом.
Сейчас они все смотрели на него, принимающего своё извращенное искупление в день их смерти.
Плётка в последний раз обвилась вокруг худенького тела, буквально выдирая полосу тонкой кожи и Кисаме, вздрогнув от его крика, больно и неожиданно хлестнувшего по ушам, каким-то отчаянным жестом бросил плеть на пол.
«Стоп… стоп... надо остановиться…»
Учиха глухо всхлипывал, мерно раскачиваясь над полом, из ран оставленных ударами напарника медленно и тягуче, словно нехотя, сочилась кровь, тёмными потёками украшая изуродованную белую кожу, смешивалась, и, стекая по изящным, аккуратным ногам, как-то особенно звонко капала на пол, создавая маленькую лужицу. Падение каждой капли, словно удар колокола, отзывалось в голове Хошигаке.
- Итачи-сан… - Кисаме подошел к висящему юноше практически вплотную, - сколько это ещё будет продолжаться? - не вполне осознавая, что делает, но точно не то, о чём его просили, мужчина осторожно поймал Итачи за бёдра, прекращая его раскачивание. – А? Итачи-сан? - подняв руку, мужчина неуклюже погладил его по щеке.
- Что… - Итачи отдёрнулся бы, если мог, - Кисаме, мы не закончили… что ты делаешь? – сейчас он страстно желал предать своему голосу его обычную холодность, но почему-то не получалось.
- Итачи-сан, я больше не могу тебя бить… - в голосе мужчины слушалась какая-то непонятная ему грусть, и Итачи напряженно замер, словно стараясь через ощущения тела постичь неожиданное, не запланированное настроение, посетившее напарника. Его рука, осторожно поглаживающая его щеку… тембр его голоса… всё было не так. Сейчас он должен был…. Итачи не успел додумать свою мысль, потому что чужие тёплые губы накрыли его рот. Поцелуй был мягким и нежным, словно Кисаме пытался искупить перед ним свою вину за содеянное. Но ведь Итачи сам хотел этого, разве Хошигаке было, за что просить прощения?
- Нет… прекрати. – Едва разорвав поцелуй, прошептал Итачи. «Сегодня всё пошло не так. Он не должен был целовать меня. Что скажут на это они….»
- Нет, Итачи-сан, прошу тебя, не заставляй меня больше делать это. - Кисаме не дал ему ответить, запустив большую грубую ладонь в шелковистые волосы, он снова поцеловал юношу, на этот раз глубоко и страстно, не оставляя ни малейшего пути к отступлению. Свободной рукой скользнул ладонью по дрожащему телу напарника, осторожно лаская израненную спину.
Задыхающийся в своей боли мальчик не хотел ласки, но всё же, что-то в самой глубине его существа, хотело тепла. И сейчас, могучей волной поднималось из подсознания, яростно сметая с дороги все разумные доводы. Он и не заметил, когда напарник отвязал его. Уложив его прямо на пол, Хошигаке покрывал осторожными, нежными поцелуями каждую ранку на его теле оставленную его руками, целовал затёкшие посиневшие ладони с багровыми кольцами синяков на запястьях, словно желая сцеловать с этих изящных пальчиков боль, и выпить её всю без остатка.
- Итачи-сан. – прошептал мужчина, аккуратно стягивая повязку с его глаз, в его голосе столько несвойственной ему нежности, что Итачи невольно запутался в её мягкой паутине.
- Только сегодня… - тихо шепчет он в ответ, и закрывает бездонные омуты глаз, в которых нет ничего кроме боли и пустоты.
И всё же, Хошигаке кажется, что сегодня там родилось что-то новое… а может это всего лишь иллюзия….

The end.

Продолжения не предусмотрено. (@/~\@)