- Эй, - как-то слишком уж направленно крикнули из тени колоннады, - Эй!
- «Эй» - это что значит? - Ритка подняла голову и прищурилась в сумрак.
- «Эй» значит «о, прекрасная незнакомка, имя которой для меня пока скрыто, не хочешь ли ты спастись от безжалостного светила под сенью этой величественной архитектурины и испить со мной божественного напитка?» Проще говоря, портвейн будешь?

Его звали Алекс. (Лёха, мысленно перевела Ритка). У него было загорелое лицо лисьего очерка, тёмные волосы, собранные в плотный хвост, в точности как у Ритки, а еще тельняшка на длинном туловище и выгоревшие защитные штаны с кучей карманов на тощей заднице. На худых запястьях две фенечки: залоснившийся кожаный шнурок со множеством мелких узелков и бисерный чёрный браслет. Такие браслетики Ритка и сама умела плести, по детской книжке \"Бусинка за бусинкой\", на четыре бисерины или на шесть, только на третьем ряду обычно сбивалась. Ещё у него была гитара с надписью \"Из крысы прямо в ангелы\" и да, портвейн. Полбутылки. Без стаканчика. Вот без стаканчика - это просто хуже не бывает. Когда дома с ребятами покупали пиво, брезгливая Ритка правдами и неправдами выторговывала себе банку, потому что к банке реже пытаются присоседиться.
- Прекрасная дама считает, что мы ещё не дошли до нужной степени близости и обмен жидкостями тела не допустим? Нет проблем, сей кубок сохранит чистоту ваших уст, - он покопался в сумке и вынул металлический стаканчик. - За что пьём?
- За памятник, - сказала Ритка.
- Этот или этот? - он указал поочерёдно на Кутузова и Барклая.
- За нерукотворный, Александру Сергеевичу Пушкину. Я по нему сегодня сочинение писала.
- Герцовник? - он помахал рукой за спину, в приблизительном направлении педвуза.
- Ага.
- Хорошо. Мы пьём это вино за ваш памятник, дорогой Александр Сергеевич, который Вам воздвиг и гордый сын... нет, внук славян, и финн, и ныне дикой тунгус, - тут Алекс оценивающе взглянул на Ритку, - и друг степей калмык. Да, пожалуй, что тунгус.
- Я нет, я… этот… финно-угр, с мордовской примесью.
- Ну какой ты финно-угр, я же это и не выговорю. Ты типичный тунгус. Пока - дикий. Но я тебя буду понемножку приручать и в Летний сад гулять водить. Пойдём, я тебя поприручаю в Летнем саду.
В летнем Летнем саду лебеди лениво вылавливали из воды размокшую слойку, солнце пятнало нимф с подклеенными носами, и вообще было так благостно, что даже милиция не обернувшись прошла мимо скамейки, на которой мальчик и девочка, бурно жестикулируя, самозабвенно орали: «Я памятник! Себе! Воздвиг! Нерукотворный!»