[550x367]

В мире моды есть закон «двенадцати лет» – именно с такой периодичностью обращается мир тенденций, заставляя нас перерывать бабушкины сундуки и мамины чемоданы на антресолях. Примерно через такой промежуток времени находки и особые приметы перекраиваются на юные худощавые фигуры тех, кто слишком молод, что бы успеть поиграть в это всерьез. Примерно столько времени должно пройти, чтобы из безнадежного старья и вопиющей безвкусицы вещь снова превратилась в писк сезона. Примерно через двенадцать лет вместо усталости и раздражения, когда-то уже намусолившие тебе глаза вещи, снова начинают вызывать улыбку. Примерно двенадцать лет нужно чтобы забыть, для того, чтобы вспомнить снова.

Рейв возвращается. Электро, главный тренд танцевальной музыки последних лет, уступает место новому звуку. Я уверен, у любого внимательного и идеологически подкованного человека удивлённо поднялась бровь на слове «новому» в предыдущем предложении. Упс, мы все это уже сто раз слышали. Я первым брошу камень в того, кто скажет, что музыка Klaxons или Hadouken открывает новую страницу мировой музыкальной культуры. Иногда задаешься вопросом: разве модные клише всё-таки применимы к музыкальным тенденциям? Действительно ли законы подиумов переместились в студии звукозаписи?

Если подумать, то эти законы уже давно властвуют над всем, что касается массовой культуры. Мода – это ветер, гоняющий волны в океане потребления. А поскольку мы имеем дело с самой массовой на данный момент частью музыкальной культуры – танцевальной музыкой, здесь, очевидно, никто не ищет ничего нового. Главный закон танцевальной музыки – она должна работать, то есть заставлять людей танцевать. Как только танцевальный гимн приедается и начинает звучать из каждой радиорубки, его приходится заменять на свежий, еще не занявший свое почетное место в магнитолах тонированных «девяток».

Да, нью-рейв, разумеется, не «нью». Если вспомнить многочисленные попытки классифицировать танцевальную музыку, «рейв» вообще музыкой не является. Рейв, в общем-то, это танцевальное мероприятие, на котором может звучать эйсид-хаус, техно, транс, рок, да что угодно еще. Что же звучит на новом рейве? Все то же самое. Да, электро-рок сменился диско-панком, электро стало злее, истеричнее и теперь вместо того, чтобы просто мерно настукивать по черепной коробке, звук вырывает её вместе с позвоночником. Где разница между новым и старым рейвом? Умирал ли вообще старый рейв, чтобы возродиться из забытья через 12 лет? В общем-то, не умирал. Имена Hardfloor и Underworld по-прежнему что-то значат для многих клабберов, городские администрации уже, наверное, завели новую статью доходов для городского бюджета от сдачи внаем пустующих фабрик, ангаров, газгольдеров и силосных хранилищ. Это не похоже на забытую тенденцию, которая пылится и ждет своего часа.

Что же тогда возрождает новый рейв?

Ответ один – музыка есть неотъемлемая часть стиля жизни. Музыка без идеологии – в лучшем случае удовольствие для эстетов. Махать флагом в наше время чуть ли не важней, чем играть на гитаре, именно поэтому так мало в наше время знаменитых гитаристов. Нью рейв возрождает именно идеологию первого рейва, которую уже действительно успели подзабыть. Многое изменилось со времён Paradise Garage и Hacienda – танцевальная музыка стала самой коммерческой музыкой на планете. Миксы диджеев продаются лучше, чем альбомы музыкантов. Клубы, сцены которых знакомы лишь с ножками стриптизерш и гоу-гоу-денсеров, а не с ножками стоек с музыкальными инструментов, забиты под завязку семь дней в неделю. Приставка DJ к имени уже просто неприлична, а вертушки не стоят разве что в «Макдональдсах».

Гигантские дорогостоящие клубы стали похожи на конвейеры, танцы стали неотъемлемым продолжением рабочей недели в офисе, они перестали быть чем-то необычным.

Нью рейв – бунт против обыденности танцевальной культуры, тоска по празднику и безумному хеппенингу, которым являлись первые рейвы. Рейв был самой первой попыткой убежать от корпорации Sony и Virgin, у которых ты под колпаком, попыткой спрятаться от серых будней, глобализации, музтенденций и трендов, именно такая безумная музыка и аляповатая одежда была гарантией того, что ее не скопируют и не пустят в расход. Музыку делали такой жесткой, чтобы ее невозможно было крутить по радио, пластинки печатали задом наперед, чтобы их нельзя было воспроизвести на бытовом проигрывателе, Underground боролся за то, чтобы его оставили в покое. Время расставило все по своим местам. Теперь рейв – весьма гламурное мероприятие, проходящие под сенью рекламных щитов элитных алкогольных брендов в заброшенных ангарах с обогревателями и бархатными шторами на заводе «Арма». Новый рейв уже не пытается убежать от коммерциализации – он лишь стоит в стороне и насмехается над всем.

Насмешка – современная форма протеста. Underground resistance с их суровыми спецназовскими масками в попытках защитить свои владения, увы, снискали участь индейцев в резервации, на чьей земле туповатый белокожий народ теперь строит казино. Кто теперь боится детройта? На новых рейвах звучат изуродованные до неузнаваемости МТВ-хиты. Да и сам новый рейв не пытается открещиваться от МТВ. Если в Boom Box придет потанцевать Перис Хилтон, никто его не закроет и не станет поливать напалмом место, на которое наступали каблуки ее Jimmy Choo. Однако на новом рейве не место гламуру, а cлово «фэшн» можно употреблять только не в серьез. Эго устарело. Суть первого рейва – безымянные безумные коллективные танцы без идолопоклонничества и растворение в толпе. Однако объектом преклонения стала фигура скромняшки - диджея в мятой майке и джинсах, и это стало началом конца. Мы уже один раз проходили этот путь, мы знаем, что он неизбежен, но нам хочется танцевать, поэтому мы поставим за пульт старую кобылу Princess Julia, или твоего соседа, а на себя повесим столько украшений, сколько помещается на рождественскую ёлку на Трафальгардской площади.

Нью-реверов часто сравнивают с клаб кидс, но принципиальная разница заключается именно в диком эгоцентризме, который пульсирует внутри каждого клаб кид и отсутствует в душе истинного рейвера. Клаб кид приходит на вечер, чтобы блистать. Ему абсолютно насрать, где он находится, пока он получает там достаточно внимания, и он уходит сразу перед тем, как его успели сфотографировать все представленные на мероприятии издания. Яркие наряды рейверов – способ подчеркнуть несерьезность происходящего, отделить праздник от будней, способ убежать от обыденности. При помощи наряда рейвер не отделяет себя от окружающих, а сливается с ними. Детские кубики на шее и глупый макияж – это вериги клубного персонажа, одеваясь как идиоты под кайфом, мы пытаемся избавиться от комплекса внутренней значимости и немного вернуться в детство, где все равны, несерьезны и одинаково счастливы, а тот, кто всерьез пришел похвастаться своим Гуччи, похож на малыша, которому богатый папа покупает новый домик Барби каждую неделю


[c] Дима Японец