***

"В дни, когда его из подземелья
Вытеснял бушующий потоп"...

Р.М. Рильке


Библия лета дочитана, точка, amen.
Хляби разверзлись – вода вымывает свет,
звуки и запахи, точит червивый камень
ветхого града, где всюду сквозит фальцет
зябкого ветра. Как будто скулит звереныш,
чуя погибель. И хрупкий ковчег несёт
в тартарары…
С кем ты, тонущий в хлябях, споришь,
к небу лицо запрокинув? Обратный счёт
неумолим, он всё яростней, гуще, чаще.
«Время назад» – выбивает на бубнах крыш
ливень камлающий. Разве теперь указчик
он для тебя? Ну, так выкрикни в небо: кыш,
сука-тоска. Вспоминай, повторяй по слогу
притчи сверчка, обживавшего твой ковчег.
Ждать остается недолго, совсем недолго –
на полуслове умолкнет текучий век,
снегом застигнутый, и в тишине щемящей
всё остановится, всё прекратит свой бег,
даже отсчет – тот, обратный, что гуще, чаще,
разом прервется…
Лишь снег, невесомый снег
будет идти, незаметно слепляя веки,
будет баюкать и в сны погружаться сам.
Ну, а пока, слышишь, снова сверчок в ковчеге
притчу бормочет и тянется к небесам.





Alma mater

Откроешь окна – щебет, шелест, свист…
Все кафедры языческого марта
твоей кружимой в безднах alma mater
ведут свой диспут. Спорщик, полемист
от бога, вольтерьянец-ветер, то
запальчиво шумит, шатая липы,
то замирает, судорожным всхлипом
прервав тираду. Но веретено
вселенских прений крутится, урчит.
И носится с гортанной правдой ворон
в своей аудитории просторной –
на зябком пустыре. Закон причин
и следствий бытия горланит он,
но истины лукавы и капризны.
Всё льется и течет – бубнит в карнизы
дотошный дождь – днесь, присно, испокон.
Зима прошла, как не было зимы.
Восторженную блажь несет природа,
вскружив ошеломленным пешеходам
тщетою просвещенные умы.
А ты молчишь, глотая в горле ком,
всё тот же несмышленыш, первогодок,
глазами в небе ищущий кого-то,
и alma mater кормит молоком
густеющей словесности своей,
даёт вкусить насущной этой пищи
тому, кто в непроглядном небе ищет,
кого-то ищет до скончанья дней.