Это цитата сообщения
tenderless Оригинальное сообщениеПисала моя подруга, мне понравилось...незнаю как вам просто ради любопытства выставил
Зацените.)
"Очищая луковицу"
Выбери жизнь.
Никогда не любил чего–либо начинать. Знаете? Говорят, начало книги играет важную роль и в большинстве своем кладет начало рассуждениям автора. Ладно, я начну так: лягте в наполненную горячей водой ванну, закиньтесь контрольной дозой дури и ждите. Через семь минут вы почувствуете, как сердце сильными редкими рывками вырывается из груди… через горло. Начинает тошнить, вены пульсируют, а на голову как-будто надели пакет. Дыхание останавливается, веки тяжелеют, глаза закатываются, и вы медленно сползаете в воду. Через день–два ваше стухшее тело найдут друзья или родители, вытащат вас из уже холодной воды и спустят ее в канализацию, воду, которая поглотила вас, ваши фантазии, мечты, желания. Эта вода была у нее в голове. Она часто мешала ей существовать. Голова с этой водой была слишком тяжелая для ее возраста. Ну, по крайней мере, ей так казалось.
Вы знаете, что значит хорошее воображение или как там его называют, фантазия? Нет, это ни когда на сером небе можно представить яркую радугу. У нее было по-другому. И вообще она была немного не в себе или «много». Ее наркотиком были книги, да, для нее это было просто ширево для мозга. Она не могла без них, как без дозы. Она всегда была одним из героев этих книг. Она жила их жизнью, у нее были их повадки, мимика, характер. Что это? Чертова индивидуальность? Если посмотреть с одной стороны, то какая к чету индивидуальность? Она копирует героев, живет их жизнью. А с другой стороны, только у нее была, пусть такая, но все же индивидуальность. А вообще, какая на хрен разница? Она очень боялась себя. Это была ее главная проблема. То, что жило внутри нее – мешало ей, и эта вода в голове. Она боялась закончить эту гребанную жизнь в психушке или в чертовой ванне со шприцом в руках. Знаете, а пусть, как бы я не любил ее, она будет нашим подопытным кроликом. Я сделаю так, что вы поймете какие же вы счастливые.
Марихуана.
Марихуана – действующее вещество каприбинол, который содержится в листьях и цветках конопли.
Очередной день. Будильник. Она встает с раздолбанной кровати, в своей маленькой комнатке, обклеенной постерами Rolling Stouns, Nirvana и Kiss. На столе куча дерьма: банки от пепси, тетради, учебники, ручки – все в кучу.
– Джейн, завтрак готов!¬
Так, кажется, крикнула ей мама в то утро, с которого все началось. Хотя, собственно, разве у нее оно могло начаться по–другому?
– А что это? – лицо Джейн искривилось в гримасе отвращения.
– Омлет с беконом, как ты любишь, – отвечала мать, – о боже, Джейн, ты опять выглядишь черт знает как. Я же купила на прошлой неделе тебе платье, так одень же его и снимай эти ужасные грязные джинсы, этим рваньем ты позоришь нашу семью!
– Отстань, – говорила ей Джейн, отодвинув тарелку с едой, – я пошла.
Она брала рюкзак, который не разбирала с прошлой недели и уходила к остановке школьного автобуса.
– Oh, Mrs. Potato–hat! – раздалось из автобуса.
Малышка Джейн ничего не отвечала, а просто пробиралась в конец автобуса через толпу орущих школьников.
Да, насколько я понимаю, в школе ее тогда не любили. Она была одним из многочисленных изгоев, или как их там – лузеры.
В начале автобуса сидел он, капитан школьной сборной с его куклой, и Джейн всегда смущалась, проходя мимо него.
Она села на последнее облеванное сидение и уставилась в окно. Она мне раньше рассказывала, как же ей надоел этот чертов город с его загаженными улицами и правилами, которые задавали те, кто там жил. Помню, ей всегда хотелось чего–то большего, она ведь знала, что заслуживает большего.
Этот день в школе как обычно не задался. На лестнице она поскользнулась и упала под общий смех всех тех, кто это наблюдал. А в столовой ее облили томатным соком, на глазах у него, и она чуть не заплакала. Да, она как обычно чувствовала себя неудачницей. В конце дня, как она мне говорила, к ней подошла одна девочка из команды болельщиц и сказала, что сегодня у нее дома в честь Дня Рождения будет вечеринка, и она ее приглашает.
– Нет, прости, я думаю, мне не стоит туда идти.
– Брось, Джейн, там будет Майк, – Джейн тогда застыла в оцепенении и уже для себя твердо решила, что пойдет.
– Ну и славно, увидимся там, – ответила та болельщица и ушла, виляя хвостом.
Джейн так и осталась стоять на месте. А ведь именно тогда она пришла, взяла мамину косметику и надела то самое платье, которое купила ей мама. Я видел ее, когда она стояла перед зеркалом, накручивала волосы и красила губы. Она была прекрасна.
Звонок в дверь:
– Джейн, это ты?
– Привет.
– Я тебя не узнала, ты отлично выглядишь – ответила та блондинка.
Все смотрели на нее, когда она шла по комнатам, ища его своими детскими глазами. Толпа школьников, распивающих пиво, блондинки из команды поддержки – все уставились на нее. Она чувствовала, что сейчас провалится под землю. Она думала, как быстрее его найти и смыться куда-нибудь. Ей не пришлось долго ждать, он появился со своими дружками, как мне показалось, из воздуха. Играл, по-моему, какой–то рок’н’ролл и она плохо его слышала.
– Привет, Джейн! Мы тебя как раз ждали, как ты крошка? – Майкл не дождался ответа и протянул ей кулак, раскрыв перед носом, – смотри, что у нас есть! – дружки улыбнулись. В руке лежала травка, напоминающая петрушку, зеленая смесь сухих поломанных листков и соцветий.
– Что это? – спросила она тогда.
– Трава.
– Что? – переспросила она.
– Шмаль, вот что, – засмеялись друзья, – мы собираемся хорошо провести время, а для начала выкурить ее. Скажи, ты с нами?
– Но я не курю, – сказала Джейн, твердо решив для себя, что если пойдет Майк, то и она.
– Да брось Джейн, тебе просто станет веселее, развлечемся?
И они вчетвером пошли за дом около помойки, захватив с собой попутно три бутылки пива. Майк набил косяки и раздал всем.
Затяг раз. Учащение сердцебиения. Затяг два. Обрывки фраз. Затяг три. Смех без причины. Затяг четыре. Глоток пива. Еще. Затяг пять. Красные глаза. Как мне рассказывала потом Джейн, у нее закружилась голова, и эти три парня вроде бы изнасиловали ее прямо там и бросили, с размазанной помадой и рваным платьем.
Малышка Джейн больше не жила в этом городе. Они уехали с мамой в другую школу.
ЛСД.
ЛСД – мощнейший синтетический галлюциноген. Действующая доза всего лишь двадцатая миллионная доля грамма.
Это был 1963 год, сразу после убийства Кеннеди. Страна еще не отошла от шока. В Америке тогда царил хаос, как я помню. Все обращались к субкультуре хиппи и сходили с ума по психотропным веществам. Это был бум ЛСД и грибов, а они все были дети, которых он породил.
Джон и Том проснулись в двухместном номере гостиницы в предвкушении новых подвигов. Том потом говорил мне в больнице, что он не мог подумать, что все так обернется. Они заказали номер со вчерашнего вечера, потому что, по словам Джона, дома они не смогли бы это сделать. Он проснулся и, нащупав в кармане заветную коробочку, говорил:
– Сегодня мы порвем этот чертов мир, Том, – они оба засмеялись. Я это слышал.
Они включили телевизор, новости.
– Черт!
– Что?!
– Страна в трауре, а мы развлекаемся!
– Заткнись чувак и успокойся! – Том похлопал друга по плечу.
Том сказал ему, что в стране все слишком паршиво, чтобы осознавать это в здравом рассудке.
– Может, позовем старину Метью?
– Брось, мы сами справимся, ты думаешь, я не знаю, как эту штуковину использовать?
Они сели друг напротив друга на ковер, как сейчас помню, один из них вытащил из кармана чертову коробочку. Он открыл ее и включил музыку пультом.
– У нас будет улетный трип, чувак, – и на его ладони оказались два квадратика бумаги 5х5 мм, пропитанные кислотой.
Они одновременно улыбнулись, посмотрев друг на друга.
Дыхание. Язык. Марка. Дыхание. Язык. Вторая марка. Горько. Тишина.
– Ты что-нибудь чувствуешь?
– Ммм, нет. А ты?
– Я хочу в туалет, – Том поднялся и пошел по холодному кафелю в гостиничный туалет. Как он мне потом сказал, ему показалось, что это была не плитка, а лед.
Он зашел в туалет и посмотрел в зеркало – отражение ему улыбалось. И потолок танцевал. Том помотал головой, сделал то за чем пришел и быстро вернулся в комнату, по–моему, проверить как дела у Джона.
– Я люблю тебя, мама всегда говорила, любить тебя с детства, что? Да у меня язык не повернется съесть тебя!
– Джон, с кем ты говоришь?
– Я говорю с тем, кто никогда меня не оставит, он будет рядом всегда, всю мою гребаную жизнь.
– Но ведь это кусок хлеба
– Не называй его так! Свинья, он достоин большего, большего, чем ты! – Джон прижал хлеб к щеке и нежно поцеловал его. Тома начало тошнить и голова закружилась.
– Ты уверен, что эта дрянь была хорошего качества? – спросил Том.
– Ты имеешь в виду те семена, которые послала мне бабушка на прошлой неделе?
Том молча сидел на диване, уставившись на свои руки.
– Америка потеряла солнце, которое освещало пути наших граждан, этого солнца больше нет.
По–моему, они сидели так вместе минуты две, потом Джон неожиданно сказал, что даже я вздрогнул: «Солнце! Солнце, вот, что нужно Америке!»
Том потом говорил, что лучше бы он не включал этот чертов ящик.
– Солнце, да! Господи, как я раньше не додумался! Том! – Джон встал напротив него, загораживая телевизор, – это решение всех наших проблем, – Том продолжал смотреть, уставившись на руки, – Том, черт бы тебя побрал! – Том молчал, да, все так и было.
Джон посмотрел в зеркало, у него потекли слезы и расширились зрачки, шел уже второй час.
– Том! – заорал он, – я свечусь! Это дар! Чертов дар! – Джон начал стягивать с себя одежду, – Том! Я… я свечусь! Смотри! Этот свет внутри меня! Да! – Джон уже стянул с себя трусы и стоял обнаженным перед зеркалом, рассматривая себя. Вдруг слезы радости и улыбка переменились на гримасу ужаса. Я помню, я даже вздрогнул, – но что же мне сейчас делать, Том? Что мне со всем этим делать? Черт побери, что? Том?!
Том сидел на диване, схватившись за правое запястье. В его глазах был ужас. Мне стало страшно за этих ребят.
– Проклятье, Джон! Какая–то дрянь ползает у меня под кожей. Вот смотри! Она тут вот бежит! Черт! Джон, вытащи ее из меня, – он схватился за локоть другой руки, – Нет!– он катался по полу, у меня пересохло во рту, – Вытащи ее из меня, она ползает под моим запястьем, Джон, вытащи ее из меня!
– Том, я солнце! Да, я понял – именно это мое предназначение, светить людям! Да Том, я солнце!
– Джон, ааа! – Том истошно кричал, – где эти чертовы ножницы! Ааа!
– Том, это я, то самое солнце! – Джон открыл окно.
Тишина. Капельница и нервное пищание кардиологического прибора. Пульс уже в норме. Уборщица нашла обоих только наутро, одного в номере, с порезанными руками, венами, сухожилиями, запястьями, а второго уже на улице. Одиннадцатый этаж. В мясо.
Тома еле–еле смогли спасти. Руки перевязали и в реанимацию. Правда, много крови чувак потерял, бедняга.
А вот Джон лицом вниз, еле опознали.
В это утро светило солнце.
Кокаин.
Кокаин – мощный стимулятор, добывающийся из коки. Она растет только в высокогорьях Южной Америки, поэтому кокаин самый дорогой наркотик.
Она красила губы красной помадой, это и служило для нее точкой отсчета нового дня. В ее комнате царили запахи дешевой косметики, алкоголя, жареной еды и духов, но все это перекрывал запах сигаретного дыма.
Как я помню, она проснулась в тот день на месте, в своей однокомнатной квартирке в северной части Нью-Йорка. Она никогда не раздевалась перед сном, хотя и снимать то было почти нечего, разве что только сапоги могли мешать ей спать. Она вообще редко спала и еще реже у себя дома. Но в то утро ее разбудил звонок в дверь. Он трезвонил уже минут 20.
– Черт кого принесло в такую рань? – прохрипела она,– входите, тут открыто.
Дверь толкнули, и в комнату вошел мужчина лет 38 в незамысловатой синей рубашке и черном галстуке, на рубашке был бейджик. На локте висел изрядно потрепанный пиджак.
– Добрый вечер.
– Вечер?! – еле открыла глаза Кэт.
–Кэт? Кэт Уизерспун? – усомнился мужчина.
Кэтти подняла на него свои глаза с размазанной тушью.
– А кто же еще, а вы простите кто? Коп? Страховой агент? Чиновник? Или может быть бог? – Кэтти засмеялась, – Боженька, ты наконец пришел забрать меня? – она встала и подошла к окну.
– Нет, я из налоговой инспекции, – Кэтти закурила, это был ее завтрак, – в течении месяца вам приходили письма о том, что ваша мать скоропостижно скончалась, и если вы не дадите денег и не организуете ритуальные услуги для нее, нам придется похоронить ее в общей могиле, бесплатного места на кладбище нет.
Кэт ухмыльнулась. Она пустила дым через зубы.
– Послушай, добрый Боженька, моя мать бросила меня на улице, когда мне было 5, она была настолько пьяна, что просто забыла взять меня с собой… Я не видела эту проститутку больше 10 лет. И совсем не волнуюсь по этому поводу. Один раз, когда я ушла из приюта к ней, она просто не признала, что у нее, когда-либо была дочь. Паршиво, правда? – Кэт подошла к нему, выпустила дым прямо ему в лицо, скривила губы и посмотрела в его глаза, – Теперь я, живу в этом затхлом месте, шляюсь по улицам этого убогого города, который полон ублюдков, чтобы заработать на дрянь, а потом провожу ночи в клубах, нюхая ее. У меня нет денег на новые шмотки, которые наверняка покупает ваша хорошенькая жена каждый месяц, – мужчина закашлялся, – у меня нет денег на еду, да пошла она к черту эта еда – я вообще мало ем. Знаете что, а не пошли бы вы к черту дорогой инспектор? Проваливайте.
Мужчина развернулся и пошел к выходу, не говоря не слова, он вытер ноги при выходе. Я встретил его на обратной дороге – на нем не было лица.
Кэтти села на матрац, потушила об него сигарету, надела сапоги и пошла в ванную. Подняла с пола помаду и накрасила губы. Она делала это по особенному– не так как другие девушки. Это было одни из самых красивых зрелищ, которые я когда– либо видел. После этого священного ритуала она вышла на улицу, на часах было 8 вечера, для нее это было очень рано. Она шла по грязному асфальту в сапогах на платформе, в колготках через которые просвечивали ее синие коленки, мини юбке и в коротком пальто, под которое постоянно задувало. Кэт ненавидела весну. На лице была только красная помада и черные очки. В пальцах сигарета, которая как будто приросла к ним. Она шла шатаясь, стирая с очков капли дождя. У нее была ментоловая конфета во рту. И она оставляла красные следы на сигарете, пятой сигарете за семь минут они заменяли ей еду, которой так не хватало. Хотя, когда долго нюхаешь, аппетит пропадает, под носом появляется белая еле заметная полоска.
Она весила 51 кг при росте 176 см. Ключицы, ребра, колени – все это было изящно, красиво и одновременно вызывало ужас. Я помню, когда она иногда заходила ко мне за просьбой об очередных деньгах, я насильно откармливал ее.
Она шла по мокрому асфальту, наступая на трещины, полупадая в полуобморок и курила. Она залезла рукой в карман и нащупала пять баксов.
– Проклятье, – сказала она, зайдя к Дениелу.
– Ты опять приперлась, я только вчера тебе давал.
– Ден, ты же знаешь, что мне плохо. Пожалуйста, в последний раз. Я все отдам, ты же знаешь. Мне нужно совсем немного, только чтобы прожить эту долбаную жизнь. Ты же знаешь, что я накроюсь без дозы.
– Ты мне и так за прошлый месяц семь штук задолжала.
– Я все отдам. Сегодня же пойду работать. Ден, пожалуйста, – она подошла к нему, расстегивая пальто.
– Черт, вот шлюха, – Ден улыбнулся и посадил Кет на колени.
Час утра. Музыка. Она меня глушила, я заткнул уши, и все было как во сне: вон Кетти сидит с друзьями, весь стол в белом порошке. Она заворачивает свои несчастные пять долларов в трубочку. И они все смеются. Я плохо их помню, но, по–моему, кто–то говорит: «Давайте на спор – кто больше». Девочки визжат, парни гогочут, музыка, толпа, алкоголь. Я утопаю во времени.
– Кетти, ты будешь первая.
– Да мальчики, – кричала им Кет.
Она сделала дорожку чей-то кредиткой.
Дорожка. Вдох. Зрачки расширены. Вдох. Вторая ноздря. Челюсти сведены. Вторая дорожка. Вдох. Испарина. Вдох, прилив энергии, откид. Она лежит на диване и слышит чьи-то голоса, хлопки, смех. Она в восторге от собственной жизни пока кокс действует. Через двадцать минут вы увидите, что случится. Я то знаю. Кет прибежит в туалет. Вот слышите.
Четыре часа дня. Ее шатает, каблук почти сломан, трясущимися руками открывает кран с холодной водой, опираясь грязными руками на грязное зеркало, оставляя на нем грязные следы. Она стирает грязь по середине и смотрит в его отражение. По ее личику текут слезы. Она смывает косметику, всю кроме помады, и та немедленно расплывается по ее лицу, как будто на свежую картину, нарисованную тушью, вылили стакан воды. Она садится на пол и рыдает. Мне тогда было ее очень жалко. Разорванные колготки, колено в крови и лица не видно. Она там просидела минут сорок пока не откинулась в беспамятстве. Ее вытолкали оттуда два парня – вышибалы и так и бросили на улице.
Кэт поднялась, из носа текла кровь. Колено опять разбито, не успев зажить. Да она была тогда не в самом лучшем виде, и тут как обычно, что может прийти в голову наркоману? Конечно, получить дозу. Она думала, что если не получит ее, то просто умрет. Она пошатнулась, денег не было, у нее был только один способ их заработать. Вы сами понимаете какой. Через 20 минут она уже оказалась на шоссе. Долго ждать ей не пришлось 2 минуты спустя около нее остановилась машина, как я думаю не столь из за интереса как из жалости. Но, тем не менее, Кэтти села в нее, даже не посмотрев на обладателя этой машины.
– Сто сойдет? – Кэт не поднимала глаз.
Молчание…
– Сто сойдет, черт побери?
Мужчина молчал, но она чувствовала его пронзительный взгляд на совеем лице. В воздухе пахло волнением, и царило напряжение.
– Кэт? Кэтти?
Она вздрогнула и посмотрела на него. Рядом с ней сидел именно тот человек, приходивший к ней утром.
– А это ты, Боженька? – выдохнула Кэт.
Пошел ливень. Она вовремя села в машину, они стояли у обочины.
– Нет вряд ли, я Дарен,– улыбнулся мужчины.
– Да, да, коп, то есть инспектор, привет, ну так что сто сойдет?
– Кэт, подожди малышка, у тебя кровь.
– К черту, или тебя это так раздражает?!
– Нет тебе больно, наверное? Давай платок намочу, – он достал бутылку воды, и опрокинул ее на платок.
– К чертуууу! – она отвернулась.
Я считаю, это было очень некрасиво с ее стороны.
– Не двигайся, пожалуйста, минуточку, – Даррен намочил платок и стал стирать кровь.
– Ссс, хватит, все, позаботился, может, делом займемся?– вывернулась Кэтти.
– А может, просто покатаемся? А?
– Что?! Да мне бабки нужны! Буду я с тобой зря терять время и кататься, какого черта? – она попыталась открыть дверь машины.
–Я тебе их тебе и так дам малышка.
Кэт замерла и оставила свои бессмысленные попытки открыть дверь.
– Зачем тебе все это? – спросила она.
– Не знаю, просто что-то тянет к тебе.
Кэт засмеялась. Глухо и хрипло.
– Черт, ты смешной.
– А ты была у океана? А на каруселях, а в кино? Махнем куда-нибудь!
Я помню, в тот вечер это лицо зрелого мужчины казалось непосредственно детским.
– Поехали черт с тобой, – и машина тронулась.
Ох уж этот дождь. Он разрывал асфальт на куски. Множество белых капель как насекомые семенили по дороге.
– А ты хочешь есть? А пить? Я знаю одно замечательное место! А хочешь я куплю тебе много одежды, хочешь? – Даррен не унимался
– Танцевать хочу – засмеялась она.
– А ты откуда? – спросил он.
– Из клуба… А ты?
– С работы…
– Ах! Ну да, как я не догадалась.
Они ехали так полтора часа. Дальше и дальше. Постоянно говорили и смеялись. Они нашли множество общих тем. И Кэтти раз за 10 лет вспомнила своего отца который умер когда ей было 10.Она была счастлива по настоящему впервые за долгое время. Она даже изредка хватала его за руку, тут они замолчали. Дождь барабанил по лобовому стеклу, дворники работали как сумасшедшие. За это короткое время они стали роднее близких. Такое ведь бывает, я знаю.
– Мне кажется, я тебя знаю уже сотню лет…–прошептала она сквозь шум дождя.
– Мне тоже малышка, – он улыбался и смотрел ей в глаза, – А знаешь что? У меня жена должна родить…
Кэт застыла.
И тут все загудело вокруг. Шум, он убивал мозговые клетки. Удар. Тормоза. Кэт закричала. Второй удар. Третий. Все закружилось перед глазами. Она посмотрела на руки – все было в крови. Удар, крики, дождь. Что–то больно ударило по голове. Она потеряла сознание. Тишина. Тишина. До боли.
Я смотрел на эту страшную картину, у меня бежали мурашки по коже.
Дарен очнулся спустя пол часа, он поднял голову. Перед носом был руль и разбитое в дребезги лобовое стекло, точнее, вместо него торчали ветки деревьев. Кажется, машина съехала в овраг и перевернулась раза три после столкновения. Капот и крыша всмятку двери тоже, все сплошь в крови. Даррен потрогал голову – цела, немного разбита, нос поломан, губа разрезана и нога сломана…и ребро четвертое, по–моему. Он тут же посмотрел на право. На сидении лежала Кэт. Бедная Кэтти. Я не мог на это смотреть. Тоненькая струйка крови стекала с ее виска. Лицо Дарена исказила гримаса ужаса его передернуло.
– Кэт?!– заорал он,– Малышка, очнись! Ты не можешь меня оставить! – он хлопал ее по щекам.– Кэтти, очнись, детка, открой глаза! – он тормошил ее что было сил.
Но Кэтти не подавала знаков жизни. Она была, несомненно, мертва. Он зарыдал, зарыдал как ребенок, потеряв девушку, которую знал от силы 3 часа. Он обнял ее и сидел так минут 15, его слезы смешались с дождем, которые через лобовое стекло попадал в машину. Потом он закрыл ей глаза, тыльной стороной руки стер с ее губ красную помаду. Взял мобильный телефон. Он набрал номер род дома:
–У вас девочка.
Амфетамин.
Амфетамин (на сленге: спид(ы), фен, скорость, порох, порошок, бибох) — 1-фенил-2-амино-пропан. Стимулятор Центральной нервной системы. Фармакологически является аналогом гормонов адреналина и норадреналина.
Лизи всегда была умницей. В школе она была отличницей. Носила юбки в клетку, гольфы и отглаженные рубашки. Ходила на кружки: рисование, бальные танцы, театральный кружок, французский язык. Никогда не пререкалась с родителями. Слушала и выполняла все непрекословно. Она всегда была правильной девочкой, как я помню. Воспитание родителей было блестящим, закончив школу она поступила в самый престижный ВУЗ города и училась там на отлично. Девочка с двумя косичками, выглаженной рубашкой, она не знала слова мальчики и дискотеки, да ей и не нужно это было. Вот помню только одну ее проблему: она всегда очень волновалась перед любыми контрольными, тестами, зачетами, я уже не говорю про экзамены. Когда она приходила на сдачу чего-либо, у нее начинал болеть живот, кружиться голова, потеть ладони, она буквально теряла сознание от волнения.
Это был первый день зимней сессии. Лиззи сидела с материалами, и целый день готовилась к математике, ничего не ела, не выходила на улицу, ни с кем не разговаривала. Она зубрила все от и до. Было уже 3 часа ночи, а в комнате у Лизи горел свет, и лежала тетрадка на коленях.
– Лиз, а ну быстро в постель, выключай свет, у тебя все получится ты же у меня умница. – сказала мама.
Лиззи выключила свет.
На следующий день она пришла в университет одной из первых и села в коридоре, дрожа от волнения. У нее как обычно резало в животе, и болела голова.
– Лиз, все будет хорошо! – успокаивала ее лучшая подруга Сара – Ты же знаешь, ты, как обычно напишешь на пять.
– Я ничего не знаю, я так боюсь… А если…
– Никаких если! Все будет хорошо.
– Сара, помоги мне, – сказала Лиз полу еле дыша, – я же все забуду как только зайду.
Сара замолчала и посмотрела на Лиз. В ее глазах загорелся огонек.
– Ладно, подожди, у меня кое–что есть для тебя!
И Сара ушла. Прошло совсем не много времени и она вернулась.
– Я принесла тебе кое-что, – и Сара достала из кармана джинс маленький прозрачный пакетик, в котором носят украшения. Там лежали две розовые таблеточки с каким то рисунком, кажется, в виде молнии, я точно не помню.
– На!– Сара вытащила одну и протянула Лиззи.
– Что это?
– Сьешь и у тебя все получится, я обещаю.
Лизи посмотрела на нее с недоверием. И улыбнулась.
– Обещаю тебе, Лиз, доверься мне.
У Лизи не было выбора, она вздохнула и они вместе проглотили таблетки.
Экзамен прошел на отлично. Лиззи почувствовала такой прилив сил, что написала экзамен вдвое быстрее положенного. Они вместе вышли из аудитории.
– Что это было? Что ты мне дала? Допинг? Успокоительное?– засмеялась Лизи
– Можно и так сказать, – улыбнулась Сара
Так продолжалось и дальше. На каждом экзамене. Лиззи больше не волновалась, она знала, что волшебная таблетка спасет ее. Она сдала сессию на пятерки. Родители были счастливы, как и сама Лизи.
На следующую сессию Лиз тоже полагалась на эти волшебные таблеточки. Бедная, бедная Лиз, как же мне было потом ее жалко.
Она пришла на первый экзамен. Села в коридоре, улыбаясь, и ждала Сару. Сара появилась.
– Ты пришла! – подскочила Лизи, – принесла?!
– Что? – удивилась Сара.
– Как что?! Таблетки!!!
– Ах да, забыла тебе сказать, халява закончилась теперь ничего не бывает бесплатно.
– Сколько?!– ничуть не смутилась Лиз, засовывая руку в карман.
– Пятьдесят баксов.
Она достала из кармана родительские деньги и всучила Саре.
– На, давай быстрее.
Сара дала ей таблетку и ушла на экзамен.
Лиз, теперь платила. И все карманные деньги она просиживала на наркотики. Тогда ее это ни чуть не волновало, она не могла без них.
Одним утром, я помню, это было как раз после весенней сессии, которую она естественно сдала на одни пятерки. Она проснулась и поняла, что если сейчас не съест таблетку, то просто умрет. Да такое бывает.
– Мне срочно нужны СП! – заорала Лиз в трубку Саре.
– Сколько?
– 2 грамма
– 600 баксов, заходи.
Лизи оделась и побежала к подруге. Она помчалась к Саре, с деньгами, со своими последними деньгами. С этого дня Лиз жила на таблетках, пила их не только на экзаменах, но и в обычной жизни. Ее это устраивала, она была счастлива. Утром она ела одну таблетку, в обед другую, на ужин третью. Совсем скоро родители начали замечать, что их дочка постоянно суетится, из рук все валится, она не сидела на месте и всегда была возбуждена. Зубы постукивали, когда Лиз быстро говорила, а, приходя домой вечером, она была очень угнетена, и у нее была сильнейшая депрессия. Лиз всегда ревела и причитала о бездарно прожитых днях. А на утро опять все было хорошо. Сначала они думали, что во всем этом просто виноват возраст, даже хотели отправить ее к врачу, но когда они стали замечать что из шкатулки, в которой они копили на машину, стали пропадать деньги, они кое-что заподозрили.
– Лииииз!!! Иди, пожалуйста, ко мне!
Мама с отцом стояли в гостиной. Рядом с креслом. Лиз подошла к ним.
– Да, мам?
– Мы с папой хотели поговорить на счет твоего самочувствия.
– Мам, ну сколько раз можно повторять! Со мной все хорошо! Просто учеба трудная, по-этому мне иногда не здоровится
– Мы конечно все понимаем, – сказал отец, – но не сходить ли тебе к врачу, он просто посмотрит, пропишет витамины.
– Я ненавижу врачей пап, я никуда не собираюсь идти, скоро все пройдет. Я могу идти?
– Нет! У нас тут возникла проблема – деньги из шкатулки стали пропадать.
Глаза у Лизи расширились. И щеки покраснели. Я помню, она застыла как вкопанная. Мне тогда стало ее очень жаль.
– Понятия не имею мама,– и Лиззи побежала в комнату.
Она распахнула дверь и начала судорожно искать таблетки. Снизу доносились крики родителей
– Лиииизи! А ну вернись сюда немедленно!
Лиз выпила одну. Таблетка не действовала. Она выпила еще одну. Прошло 10 минут. Приступы паники сдавили ей горло. Лиз сглотнула и схватила трубку.
– Сара????? Сара, черт побери, почему они не действуют???
– Прости Лизи…– Сара повесила трубку
Лиз, моя бедная Лиз, она сидела в оцепенение и слушала гудки в трубке секунд 20, они врезались ей в мозг, разъедая его. Проступил холодный пот, она сидела вся мокрая и тряслась. Зубы стучали как бешенные. Голова закружилась. Она попыталась встать, но упала на пол. Тройная доза таблеток с утра была явно лишней. Мне кажется. Глаза налились кровью. Она закричала. Ее трясло. Вбежала мама. Дальше Лизи ничего не помнила. Помнила только сирену скорой и шланг, который совали ей в горло. Помнила плач мамы. В больнице Лиз совсем свихнулась, и ее перенаправили в психиатрическое отделение. А в скорее и в псих больницу на принудительное лечение. Сара еще много раз к ней приходила, но родители Лиз ее не пускали. Как мне известно, Сара скоро покончила с собой. А Лиз до сих пор в психушке.
Героин.
Меня зовут Уильям. Хэнгсон ели это кого-то интересует. Можно про Уилли. Я думаю, что нет смысла рассказывать что–то про себя, ибо вы все поймете, прочитав книгу до конца. Энжи – это моя девушка точнее сейчас ее уже нет. Я один. Я поведую вам как это случилось. В моем далеком детстве у меня была отличная подружка, мы вместе с ней смотрели фильмы в машине, ели поп корн и слушали Пинк Флойд на берегу океана. Ее звали Джейн и она любила другого, который, по моему изнасиловал ее потом. Моя любовь осталась безответной, а Джейн уехала в другой город. Но я не долго мучался. В юношестве у меня не было девушек, зато было 2 отличных друга Джон и Том, потом они подсели на ЛСД, и один из них выбросился из окна, а другой порезал вены. Том выжил, и я потом часто ездил к нему в больницу. Когда Томми выздоровел и узнал что я до сих пор без телки. Он взялся найти мне ее. Ее звали Кэтти. Она была отличная, то что мне нужно. Но когда я узнал что она сидит на кокаине, я ее бросил. Позже она разбилась в афтокатастрофе с каким то мужиком. Я не пришел на ее похороны. Я тогда совсем отчаился, ведь и моя любимая сестричка, умница, отличница, попала под плохое влияние, а затем в психушку. Я ее предупреждал, чтоб она никогда не прикасалась к этому дерьму, она не знала что делает. Знаете, я тогда совсем загнулся, пил каждый день, был один. Все время один. Много писал и курил сигареты.
И тут появилась она. Ее звали Энжела. Я называл ее Энжи. Один раз, я помню, гулял около озера с сигаретой в зубах. Была золотая осень, я ходил, курил и думал о насущном. И тут я вижу: бледная кожа, светлые длинные локоны, сарафан – она ли лежала на листьях одна и смотрела в чистое небо.
Я был поражен, как никогда.
Я стоял по отдали, и смотрел на нее минут 10, пока она строила из ладоней птичку, которая махала крылышками.
Я был в оцепенении и не мог сделать даже шага в ее сторону. Потом я собрался с силами. И подошел к ней. Сел рядом на листья.
– Я тот, кто вам нужен, – сказал я решительно.
– С чего вы взяли, что мне вообще кто то нужен? – ответила она, не посмотрев и в мою сторону, продолжая махать крылышками из ладоней,– у меня есть осень.
– Но ведь осень скоро закончится, что вы тогда будите делать?
– Тогда и приходите.
Я ушел. И постоянно думал о ней. Ее портрет ее нежные черты лица рисовались перед моими глазами. Я ни о чем не мог думать кроме нее. Это были самые сумасшедшие дни в моей жизни.
Мы встретились с ней в конце осени. Она лежала на том же месте. Она лежала, смотрела в бесконечное небо и провожала глазами осень.
– А вот и я,– я сел рядом, как и в прошлый раз.
– Я ждала вас, так замечательно, что вы пришли, – ответила девушка.
Я лег рядом с ней.
– Небо, оно как безграничный океан, свобода, – начала она, – вы свободны?
– Уже нет, – мое сердце застучало.
С этого момента мы были вместе. Мы наслаждались друг другом. Пожирали до единого кусочка. Утопали в глазах, в волосах, в запахах. Мы не расставались не на минуту. Занимались любовью. Везде гуляли вместе, я читал ей свои рассказы, она рисовала меня. Я раздевал ее глазами, и нас кружило в страсти. Мы целовались с дымом во рту, и огнем в глазах. У нее было самое прекрасное тело на свете. Тонкие запястья, изящные ключицы, шея, самые прекрасные на свете ступни и ладони с самыми тонкими и нежными пальчиками. Ребра, грудь, спина, плечи. Я не мог оторваться от нее. У нее была одна татуировка на бедре ближе к бедренной косточке. Там была нарисована маленькая луковица, цветная. Она ни когда не говорила мне, что она означал, а мне и не надо было. Я был весь ее, а она была вся моя. Моя Энжи, как же я по тебе скучаю. Я помню, мы стояли у меня в квартире, она стояла лицом к окну и курила, я подошел и обнял ее сзади. Мы стояли так 5 минут. Я глотал сладкий дым, смешанный с запахом ее духов, исходящий из ее губ.
– Знаешь, я никогда не думал, что скажу это девушке, – прошептал я, почувствовав ее горячее дыхание и биение сердца, – Я люблю тебя.
После этого дня она еще больше полюбила меня. Мы танцевали, пели вместе, писали друг другу стихи и записки, ходили в художественные школы для умственно отсталых детей и помогали им рисовать, смотрели на их рисунки, мы купались в том самом небе, брызги которого на ее коже таяли словно снежинки. Любовь унесла нас в далекую страну, страну счастья, где нет зависти, повседневных проблем, В страну, где были только яркие краски, смех, счастье и любовь.
Но постепенно краски начали бледнеть, а любовь растворяться в воздухе. Знаете, это как если красную футболку долго стирать она станет розовой. Так произошло и с нами. Все стало в бледных красках, мир вокруг нас, да и мы сами – как сквозь пелену. Голоса больше не звучали так громко, смех так звонко, отношения больше не казались такими идеальными: мы часто ссорились и находили друг в друге массу недостатков и изъянов. Энж была в панике – от былой страсти почти ничего не осталось. Она искала прежних ощущений, прежней любви и прежнего неба.
Она нашла утешение в героине. Она не говорили мне, что сидит на этой дряни, я был рад, что к ней вернулась прежняя пылкость, свежесть. Мы занимались любовью как вновь познакомившиеся. Гуляли, смеялись и писали друг другу стихи. Я вновь любил ее так сильно, как тем утром.
Трагедия случилась осенью. Я застал ее у меня в квартире. Рука была перетянута жгутом чуть выше локтя, конец жгута был натянут зубами, а в другой руке был шприц с коричневой жидкостью. У меня потемнело в глазах, и закружилась голова. Ноги стали ватными.
– Что ты стоишь. Вилли? Заходи. Ужин готов, – улыбнулась она.
Я ненавидел, когда она произносила мое имя с буквой «В»
После этого она уже не скрывала, что принимает наркотики. Она приходила ко мне домой и делала это на моих глазах, ничуть не смущаясь. Мне было больно смотреть на это, но я ничего не мог сделать, я любил ее всем сердцем. Один раз я даже чуть не сорвался и не вколол это дерьмо себе, чтоб почувствовать, зачем она это делает. Я благодарил господа позже, что не сделал этого. Знаете, как же это паршиво, когда на глазах у вас, ваша любимая девушка, засаживает иглу себе в вену, в вену, по которой течет наша любовь теперь смешанная с героином.
Порошок. ложка. зажигалка. шприц. игла. жгут. черный. рука. вена. Она, нажимая на шприц, выдыхает и откидывается на пол.
Я подбежал к ней однажды:
– Энжи, не делай этого больше, пожалуйста, – я рыдал как 6 летний ребенок, видя, как родители ссорятся, – пожалуйста, ради меня не делай этого больше, родная, ради нашей любви. Энжи, брось эту дрянь,– тараторил я захлебываясь.
Она открыла глаза, погладила меня по волосам и засмеялась. Прежде ее сладкий смех резал мне слух и убивал нервные клетки. Теперь ее порошок был смешан с моими слезами, моей болью и ее кайфом.
На следующей неделе мне надо было ехать в Лондон на писательскую конференцию, читать один из своих романов. Накануне я умолял ее не брать в руки героин и не прикасаться к наркотикам хотя бы в мое отсутствие. Она долго ломалась и в конце согласилась, говоря, что и так все будет хорошо. Она поцеловала меня на прощание, встав на носочки, я почувствовал ее дымный поцелуй на своих губах и как ее животик коснулся моего тела. Я верил ей.
Я вернулся через неделю. Я нашел ее в ванной. С момента ее смерти прошло уже дня полтора. Я даже не стал ее тормошить и откачивать, смерть была на лицо. Ее обнаженное безупречное тело с бледной иссиня белой кожей лежало полубоком, наполовину воде. На поверхности была макушка волос. Прекрасные золотые длинные волосы расползались в воде как узоры, переливались как наши мечты. У нее были прекрасные, широко открытые глаза, и полуулыбка на пухлых бледных губах. Я подошел ближе к ванне, у меня подкатила тошнота, что–то хрустнуло под ногой, это был шприц, передоз. О Энжи! Я же предупреждал тебя. Я заплакал и взял ее за холодную ручку с прелестными тонкими пальчиками. Слезы капали в воду, в мутную с ржавым оттенком воду. Я наклонился, чтоб поцеловать ее и увидел луковицу, ту самую, которая красовалась у нее на бедре. Я так и не узнал, что же она означала. О Энжи, у нас еще столько впереди, помнишь, ты хотела такого мальчика как у миссис Трэмбл маленького в кудряшками ангелочка. Помнишь, мы хотели поехать с тобой в Венецию и плавать на лодках по каналам, а как же твои родители, которые ждали нас в это воскресенье на обед? Слезы лились градом. Я вскрикнул. Ее нежная кожа, тонкая четко очерченная талия, ребрышки, которые можно было пересчитать, длинная шея, расслабленные запястья, руки, которые я целовал. Глаза, которые пожирали наше небо, наш океан, теперь этого всего не было. Моя девушка умерла с улыбкой. Моя девушка умерла в погоне за удовольствием. Моя Энжи.
Я спустил воду.
А теперь вынырните из холодной воды в ванне, сделайте глубокий вдох. Стук сердца. И почувствуйте, какие же вы все-таки счастливые