Это цитата сообщения Меламорькин Оригинальное сообщение

прозаичное

Вчера вернулась к жизни на прозеру. Удивилась... Я же безумно талантлива! ( XD) почему же тогда количество комментариев 34, в то время как у всяких совершенно бессмысленных, бездарных и неинтересных произведений(за редким, но приятным исключением) их количество за сотни заходит? Нет, я уже смирилась с этим фактом на фотосайте, но там-то всё понятно. Чтобы привлечь внимание сотен людей картинка должна быть яркой, безбашенной, веселой, откровенной, нестандартной, с сиськами или действительно талантливой(такое тоже бывает, хотя не часто). Но как привлечь внимание к произведению? Как людям это удаётся?

Если у кого-то есть лишнее время и желание почитать - не составит ли вам труда оставить мне рецензию? Не прошу это делать на прозеру, хотя бы здесь.

Дом на холме

[319x479]

Храп разносился по всему дому, поднимаясь под своды высоченных потолков, ныряя в глубину подземелий, стелясь по каменному полу бесконечных коридоров и проникая во все незаметные глазу уголки. Он был настолько привычным и родным, что совершенно не пугал и не раздражал. Но, не смотря на то, что он повторялся каждую ночь, привыкнуть к нему и не замечать, не было никакой возможности. Я давно забросила все попытки отыскать этого загадочного храпца, столько ночей заставляющего меня вставать и покорять неисчислимые винтовые лестницы, спиралями уходящие в многочисленные башни, бестолково бродить по километрам коридоров. И куда бы не пошёл, как бы высоко не поднимался и как бы низко не спускался, храп не становился ни тише, ни громче, потому и направление оставалось загадкой, самой большой тайной дома. Уже многие годы, как я забросила ночные похождения. Храпец проявлял себя только по ночам, всё остальное время он не напоминал о себе, и, по правде говоря, перестал меня интересовать. Я была ему благодарна хотя бы за то, что благодаря его громкому сну, открыла для себя тайные комнаты и потайные двери, о факте присутствия которых не имела ни малейшей догадки. Что странно, храп этот не только не раздражал, но и приносил с собой гармонию и спокойствие, а также доставлял ни с чем не сравнимое удовольствие. И смысл поиска состоял не в том, чтобы попросить загадочного храпца спать тише, а скорей, чтобы увидеть его, прикоснуться, обнять. Храп стал частью меня и при этом он не был во мне, и мне хотелось вернуть недостающую часть. Возможно, чтобы стать полноценной. Сегодня, после стольких лет ничегонеделанья, я не смогла совладать с собой, поднялась с постели и отправилась на поиски. Мягкий бархатный храп пролетал сквозь меня, как будто я была бестелесной, а он, наоборот, обладал небывалой плотностью. Шагая по коридору, я вся была слухом. Неожиданно яркая волна ворвалась в мои мысли, на неописуемо короткое мгновенье перекрыв собой даже храп.

…Одетая в свет и узорчато-переливчатую паутину, я стояла в главном холле, как никогда сером, неосвещённом и запущенном. По ступеням спускался он, в тёмном камзоле и высоких сапогах, сжимая в длинных пальцах шляпу-котелок…

Лишь короткое мгновенье, яркая вспышка. И снова коридор, освещённым слабым электрическим светом настенных канделябров. Я резко остановилась, возвращая себя в воспоминания. Но картинка не возвращалась. Вернувшись к действительности, я поняла, что храп прекратился. Волна невообразимого животного страха и тоски накатила на меня. Я стала крутиться на месте, прислушиваться, всматриваться, как будто звук можно увидеть, осязать. Я бы сошла с ума, если бы звук не вернулся. Но прошло всего несколько секунд и родной, согревающий душу храп возобновился. Моему облегчению не было предела. Я продолжила свой путь, бессмысленно преодолевая метр за метром, открывая и закрывая двери, заходя в комнаты, спускаясь по лестницам. Следующая вспышка настигла меня в одной из десятков спален. Она была продолжительней и детальней.

…Я стояла в центре холла, за моей спиной с заунывным протяжным стоном захлопнулись входные двери, паутинки взметнулись вверх, укутывая меня вихрем пыли. Он остановился на середине верхнего пролёта лестницы и, сузив глаза, рассматривал меня. Губы его блуждали в немного ехидной улыбке. Он переложил шляпу в другую руку, освободившейся рукой взялся за перила и продолжил спуск…

Тишина. Ни с чем не сравнимая тишина, и тающая картинка холла. Как я не пыталась задержать воспоминание, оно вновь ускользнуло от меня. А вместо храпа давящая пустота. Мгновенья проходили, сменяли друг друга, но ничего не происходило. Я выбежала из комнаты, но выход в коридор ничего не изменил. Я бежала по коридору, но даже не слышала звука своих шагов, как будто их не было вовсе. Чтобы хоть чем-то заполнить тишину я хлопала дверьми, открывая их, и, со всей силы, отправляла обратно. Они скрипели, громыхали, но, точно на зло, подозрительно тихо и коротко.

И вдруг с глубоким вздохом по холодному полу заскользил храп. Нежный, родной, присущий только ему, больше похожий на глубокое дыхание. Его, сжимающего свой извечный котелок, сужавшего глаза и улыбающегося одной половинкой рта. Понимание пришло вместе с храпом, резко и отчаянно. Не представляю, как я раньше не могла его вспомнить! Сейчас я прекрасно помнила его, величественного, надменного, но только не со мной. Со мной он всегда был нежным и чутким. Таким как я хотела его видеть.

Дыхание его изменилось, храп почти прекратился. Теперь это дыхание стало сродни дыханию спокойно спящего человека, но иногда оно надрывалось.

Но вместе с этим пониманием вернулись и прежние мысли. Мысли о том, что от него мне осталось всего лишь дыхание и эти стены, радовавшие меня все эти годы и навивающие тоску. Из ниоткуда явились безответные вопросы. Кто я? Откуда пришла к нему? Почему, почему мои руки легко проходят сквозь стены, хотя я раньше никогда не замечала этого? Что я так сильно хотела забыть и почти добилась своей цели? Я хотела забыть его или себя? И что значит «Лишь один хозяин. Один дух. По-другому не бывает.»? К чему эти слова?

Я сбежала вниз по лестнице в ярко освещенный зал холла. Следующее воспоминание так сильно встряхнуло меня, что я не удержалась на ногах и упала на колени.

…Я была прекрасна, я была молода и независима. Я наслаждалась, когда приносила им удовольствие. Я пыталась всячески услужить, лишь для того, чтобы мной восхищались, любовались, любили, но никогда не воспринимали меня как должное. Я смягчала углы ступенек, когда их дети падали и метили в них головой. Я распахивала двери, когда они не могли попасть ключом в замочную скважину. Я включала свет, когда они с занятыми руками спускались в подвал. Я раздувала камин, когда они засыпали возле него, не думая о том, что могут простудиться. Я выгоняла сквозняки и не пускала холод в дом. Разгоняла пауков и снимала паутину. По ночам я прогуливалась по коридорам, съезжала по перилам, танцевала в холле. А однажды я залезла на крышу и неожиданно для себя увидела его. Странно, что прежде я никогда его не замечала. Возможно, я была слишком влюблена в себя, чтобы замечать кого-то ещё. В эту ночь я любовалась звёздами и наверно как-то по особенному открылась для мира, разрешила себе заметить что-то кроме себя.

Он стоял на холме напротив. Он был гораздо старше меня, лет на триста, не меньше. Но было в его образе что-то такое, что заставляло смотреть, нагло рассматривать, не отводя взгляд. С этого дня всё изменилось. Я каждую ночь залазила на крышу и смотрела на него. В доме раздавались крики, кто-то упал со ступенек, кто-то ударился о дверной косяк, кто-то не мог понять, откуда дует… Меня это уже не интересовало. Я искала встречи. Днём он не появлялся. Только ночью выходил в окно в самой высокой башне, прямо под часами, снимал шляпу-котелок, отвешивал мне шутовской поклон, показывал на небо и что-то кричал, но из-за большого расстояния я не слышала ни слова из того, что он говорил. Уют пропал из дома, а за уютом ушли и они. Но меня это не расстроило. Мне было уже откровенно всё равно. Я уже не уходила с крыши. Сидела день и ночь на пролёт. Ночью смотрела на него, днём ждала его появления. А потом внезапно в доме что-то очень громко треснуло. Это обвалился потолок второго этажа. За то время, на которое я забыла о доме, он состарился на добрых несколько сотен лет, хотя вряд ли успел пройти и десяток. Мой дом умирал, и тому виной была я.

В этот день я спустилась с крыши, ходила по грязным коридорам, где пыль можно было собирать лопатой, но мои шаги как всегда даже не задевали её, стёкла были выбиты, хотя я не заметила, когда это произошло. В доме несколько раз побывали воры, последние вынесли остатки мебели и мрамор с подоконников. Это было царство пауков и пыли. Я осторожно выбралась обратно на крышу, только сейчас увидев, что черепица уже на половину осыпалась. Я стала кричать ему, надеясь, что он услышит. Но до ночи он так и не появился. Ночью он вышел в окно, снял с головы шляпу, поклонился мне и указал на свой дом. Я в последний раз прошлась по прогнившему паркету, открыла входную дверь и, впервые со своего рождения, переступила порог. Едва мои ноги встали на осеннюю траву, дом за моей спиной рухнул, но я даже не обернулась. Непривычно шагая по траве, я не могла оторвать глаз от огромного средневекового замка, стоящего передо мной. Величественный, прекрасный, всегда зрелый, но не стареющий. Входные двери приветливо распахнулись, едва я подошла к ним. Я вошла в огромный холл, запущенный и не освещённый. Двери за моей спиной с заунывным протяжным стоном захлопнулись, паутинки взметнулись вверх, укутывая меня вихрем пыли. По лестнице спускался он, точно такой, каким я видела его прежде, каким представляла себе и дорисовывала образ, в тёмном камзоле и высоких сапогах, сжимая в тонких длинных пальцах шляпу-котелок. Он остановился на середине верхнего пролёта лестницы и, сузив глаза, рассматривал меня. Губы его блуждали в немного ехидной улыбке. Он переложил шляпу в другую руку, освободившейся рукой взялся за перила и продолжил спуск. Я не шевелилась, не дышала и даже, кажется, ничего не чувствовала. Только смотрела, как его ноги ступают по запылённым ступеням, поднимая маленькие облачка пыли. Он был более живым, чем я. Он подошёл ко мне, вновь опускаясь в поклоне.

- Позвольте, - проговорил он, снимая камзол, и одевая его на мои голые, одетые в одну лишь паутину, плечи, сам при этом остался в сероватой рубашке с жабо.

Я дрожала, как когда-то в детстве, когда в дом впервые приехали они. Мне хотелось столько сказать ему, но он, не переставая улыбаться, произнёс:

- Очень жаль, что нам не удастся с вами поговорить

.

- Но почему же? – Я не нашлась, что ответить ему, кроме этого глупого вопроса.

- Я же не мог оставить вас на улице. Увы, но лишь один хозяин. Один дух. По-другому не бывает. Но без него тоже нельзя. Устраивайтесь! – Теперь он улыбался двумя половинками губ. Сделал несколько взмахов рукой со шляпой перед лицом и взорвался фонтаном света и пыли.

Я искала его весь остаток ночи и следующий день, но безуспешно. А на вторую ночь я впервые услышала его храп…

Я сидела под лестницей и рыдала в голос, уронив голову на колени. Не знаю, сколько это длилось, время совершенно изменило свой бег, исчисляясь уже не в секундах, минутах и часах, а в каких-то новых, не известных прежде мерах исчисления. Я встала на ноги и поднялась на несколько ступенек, поглаживая перила. В ответ дом замурчал, словно огромный кот и размеренно спокойно задышал. Я увидела тонкую паутинку, спускающуюся от перил к ступенькам, и убрала её рукой.

Чай-трава

[699x466]

Солнце скатывалось за крыши теплиц, стоящих на самой высокой части холма. Долину залило тусклым золотом, и выгоревшая трава блеклыми волнами шевелилась под дуновениями затихающего ветра.

Игорь сидел перед входом в коровник и заталкивал табак в свёрнутый в трубочку лист бумаги.
Дверь коровника открылась и на улицу вышла Аля. Она сняла холщовые варежки, измазанные навозом и села рядом с Игорем.
- Ты ещё чувствуешь этот запах? – спросила она, кладя варежки между собой и Игорем.
- Не знаю. – Игорь поджёг самокрутку от спички, втянул и выдохнул густой вонючий дым. – Какой запах ты имеешь в виду?
Аля взяла из его рук самокрутку и без удовольствия затянулась.
- В коровнике. Я имею в виду запах в коровнике. Помнишь?
- Помнишь… Помню. Идём в дом.
Игорь дотянул самокрутку и втоптал её в пыль под ногами…

…Аля сняла чайник с огня и разлила воду по эмалированным кружкам.
- Может сходим сегодня к Вишнякам? – Игорь встал с кушетки, принимая из Алиных рук кружку.
- Давай. Правда ребёнок может уже спать. Не помешаем?
- Да на! Я сегодня видел Люську, она жаловалась на скуку.
- Да? Ты мне не говорил. Где это вы встретились. – Аля в предвкушении рассказа любопытно сощурилась и уставилась на мужа.
Игорь усмехнулся, ему редко удавалось рассказать что-то новое, что произошло с ним без участия Али.
- Сегодня на выдаче. Люська оставила ребёнка на Диму, он как раз на обед пришёл, а сама тут же смылась. Ты же знаешь, как ей редко это удаётся.
Аля понятливо закивала.
- Как только Дима зашёл, она тут же сунула ему ребёнка и, ссылаясь на раздачу, сбежала. Люська просила передать, что у неё есть фантастическая новость!
- Так и сказала?
- Ага, и была безумно возбуждена.
- А что она ещё сказала? – Аля уже забыла о своём чае и во все глаза смотрела на мужа.
- Ещё она сказала, что пока это секрет и никто ещё не знает… боится ошибиться… но как только убедится…
- Она что, снова беременна?
- Ну, это было бы уже слишком! Тем более ребёнку-то всего шесть и два.
- Ну да… так не бывает, наверное.
- Насколько я помню – нет. Но моей памяти нельзя доверять, ты же знаешь. Я и о встрече с Люсей совсем забыл, хотя это было всего-то пол дня назад.
Они замолчали, вспомнив о чае.
Забывать о чае последнее дело. Если бы не эта трава, то кто знает, мог ли этот разговор вообще состояться.
Чай открыли всего пять лет назад, только после этого люди перестали дохнуть как мухи. Чай пили, курили, его жгли в кострах и вдыхали вонючий дым.
- Так что же мы сидим? Новость! Мы узнаем новость. Настоящую новостную новость. Фантастически новостную новость.
Аля быстрыми глотками допила чай и подскочила к зеркалу. Стянула зелёный комбинезон, вместо него надев тёмно-зелёное шерстяное платье.
Игорь сидел на кушетки и с нескрываемым интересом следил за её действиями. Аля одела на голову тонкую вязаную шапку. Последним штрихом стали толстой линией нарисованные брови.
- Готова! - улыбаясь и рассматривая себя, наконец проговорила она.
Игорь отставил пустую чашку в сторону, встал с кушетки, отряхнул комбинезон.
Они закрыли дверь на задвижку и, пригибая головы, двинулись по коридору.
Замки давно потеряли свою значимость, и люди просто отказались от них. Мир, в котором последние годы жили Игорь с Алей, изменился настолько, насколько он вообще мог измениться.
Замки были нужны только первое время, когда творился хаос. Люди, озверевшие от нечеловеческих условий существования, быстро пустились во все тяжкие. Уже за два года истощился, а затем и совсем закончился запас оружия. Решение вопросов с помощью физической силы так же быстро изжило себя, и в итоге люди пришли к мирному сосуществованию. Это был своего рода коммунизм. Огромная коммунальная квартира с общей едой, водой, одеждой. Каждая новая семья получала комнату и общежитие разрасталось. В конце - концов не осталось ничего личного, ничего за что можно было убить или на что хотя бы позариться.
Пройдя мимо десятков дверей, многие из которых были открыты, Игорь с Алей попали в общий зал, в котором и сейчас находилось множество общающихся или молча сидящих и наблюдающих людей. В свете аварийных ламп непокрытые лысины светились красным.
Люся с Димой жили в двумя ярусами ниже Они не так давно образовали пару, поэтому комнату они получили на нижнем ярусе, в самой плохо оборудованной части.
- Их бы стоило перевести повыше. – Высказалась Аля, спускаясь по узкой винтовой лестнице.
- Я думаю, так и будет. У них же ребёнок! Наверное, ждут, пока что-нибудь освободится.
Теперь комнаты освобождались редко. Самые старые и слабые исчезли из убежища в первые же годы, остальные же, поддерживаемые чаем, своей смертью от болезней и старости почти не умирали. О каждой смерти скорбели всем убежищем.
Дверь в комнату ребят была открыта нараспашку, кроме них в этой части нижнего яруса было занято всего несколько комнат, все же население убежища за первые годы сократилось катастрофически.
Некоторые погибли позже. Самые непоседливые, ощутив и поверив в силу чая, решились поселиться наверху. Ни один из них не выжил. Находиться на поверхности можно только тщательно просчитанное и установленное время. Для каждого оно было разным. Выживали наверху только некоторые виды животных, да и то сильно мутировавшие. Из-за них, и за травой-чаем люди поднимались на поверхность. Что странно, чай, в отличии от многих других растений, в подземных теплицах не рос.
Люся ходила по комнате с ребёнком на руках и убаюкивала его. Дима сидел на кушетке и читал книгу. Над его головой ярко светилась лампа.
- Какие люди! – Негромко сказала Люся увидев друзей.
Аля подошла к Люсе, чмокнула её в щечку и рассматривала ребёнка.
- Она так быстро растёт. – Изумилась Аля.
Ребёнок, завёрнутый в тёплое одеяло, лежал на руках Люси и рассматривал мир своими огромными светло-серыми глазами. Спать девочка явно не собиралась.
- Да, она у меня чудо! – подтвердила Люся, - растёт не по дням, а по минутам, по секундам. Нам сегодня новую шапочку подарили.- добавила она, поправляя светлую вязанную шапочку с яркими цветами, натянутую почти по самые глаза.
Игорь подошёл к Диме, тот отложил книгу в сторону, пожал руку и тут же указал рукой на лампочку.
- Да, я заметил, - подтвердил Игорь, - на солнечных батареях?
- Ага, нам на пол года подарили.
Прошло некоторое время, прежде чем Аля решилась спросить о новости… не могла же речь идти всего лишь о лампе.
Ребёнок лежал в своей кроватке, но всё также отказывался спать.
- Так что, Люсь? Что произошло?
- Ой… - вспомнила Люся. Дима недовольно посмотрел на неё.
- Всё-таки проболталась? Мы же договаривались!
- Но когда-нибудь всё равно это заметят! Это станет заметно, когда ребёнок вырастит.
Ребёнок, точно поняв, что говорят о нём, издал несколько радостно-булькающих звуков.
- Да, ты права.
Игорь с Алей нетерпеливо переглянулись.
Дима кивнул, давая добро. Люся подошла к детской кроватке.
- Кое-что произошло, - сказала она, снова поправляя детскую шапочку. – У нас кое-что произошло. – Двумя пальцами Люся сняла с ребёнка шапку. – У нас появились первые волосы.
Голову малышки украшал лёгкий светлый пушок.
Аля тихо ахнула и подошла поближе. Она потянула руку к детской головке. Люся нервно следила за её действиями.
- Можно? – спросила Аля, не решаясь дотронуться.
Люся молча кивнула.
Ребёнок широко распахнутыми глазками смотрел на приближающуюся руку и улыбался.
Аля дотронулась до мягкого нежного пушка и тут же отдёрнула руку. Игорь подошёл к ней и обнял за плечи.
- Первые волосы. Вот это новость. Это прям самая новостная новость, фантастически новостная новость.
На скорую руку попрощавшись, они пошли домой. Молча поднялись по ступенькам, прошли через общую комнату, отодвинули щеколду на двери и вошли в комнату.
Игорь сел на кушетку, Аля зажгла огонь и поставила чайник. Когда чайник закипел. Аля разлила чай по кружкам, отдала Игорю его порцию и села рядом с ним. Она долго молча смотрела на его гладкую безволосую кожу головы, надбровные дуги, лишенные бровей, зелёные глаза без ресниц.
Игорь снял с неё шапку и погладил голую кожу.
- Вот это новость, да? – проговорил он наконец. – А мне и так нравится.

Через несколько часов они снова пойдут наверх, будут курить и работать в коровнике.

моя страница на прозеру