Одним из признаков весны в последнее время, несомненно, можно считать.. именно запах краски!

Да, запах краски, разливающийся повсюду, когда душманы, нанятые вместо честных граждан Российской Федерации, начинают каждый раз перекрашивать в желтый и зеленый покосившиеся оградки газонов.

Мне очень понравилась идея с гравием, которым обсыпали кое-где земляные бока асфальтовых дорожек – такое есть только в одном месте, поэтому скорее всего это случайность(((

Но идея хороша – вместо луж и грязи приятная сухая поверхность.

Не занимался четыре дня – первые два дня нужны были на отдых. Я чувствую, что незаметно так расходую свою выносливость, да и отъедаться тоже надо. Четыре дня ем и худею все равно, видать организм силы восстанавливает.

Два дня полностью провел с одним замечательным человеком, там уж было не до занятий… сегодня вошел в режим нагрузок со странным сочетанием нагрузки на бицепс и подтягиваний.

Есть замечание – учусь правильнее выполнять упражнения, если не устал, то зачастую могу сделать несколько подходов средней численности (по7-8 раз, 7 это для брусьев, по 8 я подтягиваюсь, чтобы после 5 подходов по 8 получалось 40 в сумме. По 10 пока рано – быстро уходят силы) без рывков и толчков на чистой силе и полностью правильно. Даже попросил Медведя понаблюдать за мной, и он это подтвердил – правильность. Что ж, это радует, главное продолжать и развиваться.

Плохо бегаю, заметил почему, потому что на носках бегаю. Так только на короткие дистанции бегают, а надо использовать ляжки.. Это все надо тренировать. Как и бег на ускорение – ребята меня легко обгоняют если спринт, а это фиговато, надо учиться, тренироваться. Мне, конечно, всегда проще дать в лоб, недели убежать, но как приятно быстро бежать по пахнущему зеленому лесу и осознавать себя быстрой…может быть ланью, м? Нежели неповоротливым ежиком)). А потому, потому..)

Перечитываю сборник произведений о господине Шерлоке Холмсе всем известного автора Артура Конан Дойла.  В особенности, меня заинтересовала «Собака Баскервилей». Когда читал ее раньше, многого не замечал. А именно, насколько автору удалось атмосферно и красиво (красиво кое-где по мрачному, ведь красота не синоним яркости и разноцветности) и обойтись без дебильной восторженности и сладости – это талант.

Я приведу здесь некоторые впечатлившие меня отрывки.

Вдали за зелеными квадратами пастбищ и волнистой кромкой леса, словно

фантастическое видение, возникшее во сне, показался унылый  серый  холм  с

зазубренной вершиной. Баскервиль смотрел туда не отрываясь, и  эти  жадные

взгляды говорили о том, как много значит  для  него  первое  знакомство  с

суровым краем, где люди, близкие ему по крови, владычествовали так долго и

оставили после себя такой глубокий след. Этот молодой человек в спортивном

костюме и с явным американским акцентом сидел рядом со мной в прозаическом

железнодорожном вагоне, и все же, глядя на его смуглое выразительное лицо,

я чувствовал в нем истого потомка тех неукротимых и властных людей. Густые

брови, тонкие ноздри и большие карие глаза свидетельствовали  о  гордости,

отваге и силе. Если неприветливые торфяные болота  поставят  нас  лицом  к

лицу с трудной и опасной задачей, то ради такого человека можно  пойти  на

многое, ибо он смело разделит с тобой любой риск.

     Поезд остановился у маленькой, захолустной станции,  и  мы  вышли  из

вагона.  За  низким  белым  забором  стояла  коляска,  запряженная   парой

невысоких, коренастых лошадок. Наш приезд,  очевидно,  был  здесь  большим

событием, так как и сам начальник станции и носильщики - все окружили нас,

предлагая свою помощь. Это было милое деревенское местечко, но,  к  своему

удивлению, я увидел у выхода с платформы двух солдат  в  темных  мундирах,

которые стояли, опираясь на карабины, и пристально смотрели на нас. Кучер,

нескладный малый с угловатыми чертами лица, снял шапку,  приветствуя  сэра

Генри Баскервиля, и через несколько минут мы уже быстро катили по  широкой

белой дороге. По обе ее стороны поднимались зеленые склоны пастбищ, домики

с остроконечными крышами выглядывали из  густой  листвы,  но  впереди,  за

пределами этого  мирного,  залитого  солнцем  края,  темнея  на  горизонте

вечернего неба, вырисовывалась сумрачная линия торфяных болот, прерываемая

острыми вершинами зловещих холмов.

     Наша коляска свернула на боковую  дорогу,  и  мы  начали  подниматься

вверх по  глубоким  колеям,  проложенным  столетия  назад  между  высокими

насыпями, на которых  росли  мясистые  хвощи  и  влажный  мох.  Отливающий

бронзой папоротник  и  листья  ежевики  поблескивали  в  лучах  заходящего

солнца. Продолжая подъем, мы проехали  по  узкому  каменному  мосту  через

бурную речку, которая быстро неслась между  серыми  валунами,  обдавая  их

пеной. И дорога и речка  вились  по  долине,  густо  заросшей  дубняком  и

соснами.

     На каждом повороте Баскервиль восторженно вскрикивал, с  любопытством

оглядываясь по сторонам, и закидывал нас бесчисленными вопросами.  На  его

взгляд, все здесь было прекрасно,  но  я  не  мог  отделаться  от  грусти,

которую навевали на меня эти  пастбища  и  взгорья,  явно  носившие  следы

осени. Желтые листья слетали на землю и, порхая, ковром устилали тропинки.

Стук колес нашего экипажа постепенно замер, потонул в густом слое  гниющей

травы.  "Печальные  дары  бросает  природа  под  ноги   новому   владельцу

Баскервиль-холла!" - подумал я.

Коляска поднялась на  взгорье,  и  перед  нами  раскинулись  огромные

просторы торфяных болот с видневшимися  на  них  кое-где  долменами  из

обломков скал и каменными столбами.  Холодный  ветер,  налетевший  оттуда,

пронизал нас до костей. Где-то там, на унылой глади этих болот,  дьявол  в

образе человеческом, точно дикий зверь, отлеживался в норе, лелея в сердце

ненависть к людям, которые изгнали его из своего общества. Лишь  этого  не

хватало,  чтобы  усугубить  то  мрачное,  что  таилось  в  голой  пустыне,

расстилавшейся перед нами, в  порывистом  ветре  и  темнеющем  небе.  Даже

Баскервиль умолк и плотнее запахнул на себе пальто.

     Плодородные места остались позади и ниже нас. Мы  оглянулись  -  лучи

заходящего солнца превращали бегущие ручейки в золотые  ленты,  горели  на

поднятой плугом земле  и  густой  чаще  кустарника.  Дорога,  пересекающая

красновато-оливковые  перевалы  с  огромными  валунами,  становилась   все

запущеннее и суровее. Время от времени  перед  нами  вырастали  обнесенные

каменными оградами коттеджи, скупые очертания  которых  не  были  скрашены

даже плющом. А потом глазам  нашим  предстала  похожая  на  глубокую  чашу

долина с чахлыми дубами  и  соснами,  искореженными  и  погнутыми  ветром,

бушующим здесь спокон веков. Над деревьями поднимались две высокие,  узкие

башни. Наш возница показал на них кнутом.

     - Баскервиль-холл, - сказал он.

Он пришел с визитом к сэру Генри в тот же день, а на  следующее  утро

повел нас туда, где произошло событие, связанное с  легендой  о  беспутном

Гуго. Мы прошли несколько миль в  глубь  болот  и  очутились  в  небольшой

долине, настолько мрачной, что  она  сама  по  себе  могла  способствовать

зарождению подобной легенды. Узкий проход между  искрошившимися  каменными

столбами  вывел  нас  на  открытую  лужайку,  поросшую  болотной   травой.

Посередине ее лежат два огромных камня, суживающиеся кверху и напоминающие

гигантские  гнилые  клыки  какого-то  чудовища.  Все  здесь   в   точности

соответствует описанию  той  сцены,  на  которой  разыгралась  эта  давняя

трагедия. Сэр Генри с интересом осматривался по сторонам и  все  спрашивал

Стэплтона,    неужели    тот    верит    в    возможность    вмешательства

сверхъестественных сил в людские дела. Тон у него был  небрежный,  но  он,

по-видимому, относится ко всему этому  очень  серьезно.  Стэплтон  отвечал

сдержанно, многого недоговаривая и явно щадя чувства молодого баронета. Он

рассказал нам несколько подобных  случаев,  когда  семьи  из  рода  в  род

испытывали на себе влияние  каких-то  недобрых  сил,  и  после  всех  этих

рассказов у нас создалось впечатление,  что  Стэплтон  вместе  со  многими

другими здешними жителями верит в легенду о собаке Баскервилей.