Я смог вернуться сегодня с Патриаршего моста.
Он меня звал и я к нему приехал. Я честно пытался найти с кем бы провести это жуткое время сегодня. Вышло, что были мы: я и мост. Этот мост он особый, если пытаться научиться летать, особенно летать вниз, а не вверх,нужно отправляться туда. Чертовски холодно, там невыносимо холодно, ветер свищет жутко, но людей все ровно много. Для них я был призраком, это мне хочется узнать о каждом, а им меня знать желания нет.
Я стоял курил. Это сейчас там клево. Ветер вырывает дым из ноздрей и несет его, стоишь в свете прожеторов, такой низенький и неприметный, а выглядишь как-то мрачно-величественно. Черная вода,внизу иссяня-черная вода, в которой отражаются огни города, которую режут кораблики, довольно завораживающающе место. Что я там делал? у меня было дело на Патриаршем мосту...Даже несколько дел. К примеру, выяснить также я боюсь его высоты как раньше...Оказывается нет, его высота манит...Со мной такое бывает, в последнее время часто, опасность с литальным исходом так и манит меня. Я сотворил то, зачем туда приехал...Что-то вроде знака тому, что я смирился с постоянным издевательством надо мной, нарочитым вызыванием моих страданий раз за разом. Видимо, я заслужил, чтобы надо мной издевались, наверное, я слишком ужасен для того, чтобы обращаться со мной как с человеком.
Я ушел с Патриаршего выкурив без малого три сигареты. Меня бил самый настоящий озноб, только не от холода, одет я тепло, изнутри меня пробивало. Шел курил и думал о содеяном... Я испугался того, что натворил. Я шел мимо памятников, среди людей, как пьяный, меня шатало... Смешно сказать, я оглянулся, чтобы посмотреть не тянеться ли за мной черный плащ, я его ощущал почти физически, я понял, то это знак...Силы будто покинули меня,но я довольно волевой парень, тобы я распускал сопли и нытье - большая редкость. Я добрался до своей любимой Шоколадницы в букбери, я о ней уже много писал. Как обычно один американо.
Я сидел курил, сжимая в руках черную гелевую ручку подаренную названной сестрой. Потом принялся за дело, я писал не останавливаясь переписывал с печатных, не имеющих значения листочков пятый цикл в свою особую третью книжецу. Рука онемела уже на зеленой части, так уж я интенсивно писал... а вроде всего девять стихотворений. Однако меня это волновало меньше всего, мне было всецело физически плохо, и сейчас, сидя дома за компом, я все так же жутко себя ощущаю. Черная ручка кончилась, когда я дописал похмельную зеленую часть... Это было символично... Это ручкой были написаны все мои выстраданные стихотворения... Все стихотворения бумажного самолетика, Иночь и зеленая часть кашатновых. Продолжел я синей, тоже даренной очень хорошим человеком, милейшей девушкой, той, что я зову про себя камертон. Я писал, нервы руки сводило, но не останавливался, официантки поглядывали на меня странно и шушукались, видимо, выглядил я в те моменты жутко и пугающе. Я закончил.
Пятое ноября две тысячи девятого года, день рождения Каштановых стихотворений и день окончания стихотворений бумажного самолетика. Все мои циклы этим обзавелись. Облакайя родилась 26 февраля и закончилась 26 июня, Москва фонарная кончилась, еще не родившись... 13 июня и 16 соответственно. Иночь конца не имела и не имеет, и не будет иметь... это бесконечное этого мира. Каштановые стихотворения... Это еще не известно, что с ними будет. Стихотворения бумажного самолетика вот в день рождения каштановых закончились. Так вышло.
Я ушел из кафе, оставив привычный самолетик из салфетки со своим вторым именем и росписью, уходя я видел как офицантки восхищенно его разглядывали, будет что рассказать дома... У нас бывал какой-то поэт Вастанин, много курил и что-то писал в книжечку с кусочком янтаря в корешке.... А.. да ну, это все к черту. Поэт так Поэт. Пошел я снова, меня колотило, снова я курил, так мне было плохо, что не смог даже остановится возле Есенина, только взгляд на него понимающий бросил. Погрузился в метро и кое-как доехал...
Пришел домой и понял, что, не смотря на то, что всюду сказал про Патриарший мост и что я туда еду, меня никто не хватился... Интересно, скоро ли бы заметили мою пропажу, пропади я сегодня? Почему-то мне так кажется, что мама бы заметила и то по долгу сожительства со мной... Интересно это все и грустновато. Сегодня больше всего хотелось, чтобы, когда я стоял на мосту, мне кто-нибудь позвонил... Неважно зачем, может по делу, не зная, где я... Да, кто бы угодно набрал мне и все! Однако, я был один и телефон молчал. Впринципе я нужен многим, преступление думать, что это не так...но я все же всего лишь приятная часть чье-то жизни и неболее...и правильно... Друзья - это друзья. Они велики, но не всемогущи.
Кто-то устатет убеждать, ктото устает ждать, кто-то искать, а я устал страдать от всего подряд... и за себя и за других. Это так утомялет... душу, причем утомляет...Рабочая кухня поэта. Слесарю нужна заготовка для детали, дровосеку дерево, которое нужно срубить, учителю дети, которых нужно учить, а вот поэту нужна судьба, которую нужно страдать.
До скорой встречи... Да, открою тайну, это сейчас актуально... На 17-ом самолетике было многократно-символичное стихотворение: Жду звонка один на мосту.