[498x699]
Настроение сейчас - слешное

Разве ты боишься летать?

Фандом: Тokio Hotel
Рейтинг: НЦ-17
::::::хоть в собственном дневнике не буду мучаться с шапкой::::::
продолжение, как говорится, следует...

1

В машине тепло и сухо, а снаружи холодно, и падает крупными снежинками снег. Небо теряет остатки синего, день заканчивается, воспоминания о нем плавно перетекают в ночь, меняя остроту восприятия и замедляя течение мыслей. Роскошная машина тихонько урчит, приглушенно шумят встречные, каждый раз неожиданно ослепляя светом своих фар, яркими пятнами выныривая из пустоты и пропадая бесследно.
Ты реагируешь на свет, на тепло и, может быть, немножко на звуки. Уютно устроившись на заднем сидении, остро ощущая свое тело, ты молчишь и смотришь в окно, напряженно вглядываясь в одну точку. Дверь, куда он вошел, и откуда должен выйти, и тогда... Что? Что произойдет позже? Он сказал, что все контролирует. И тебя тоже? Что будет?

Нервно облизываешь губы. По кругу язычком, закусывая нижнюю, более полную губу. Дурная привычка, с которой ты и не собираешься бороться. Ты решил это сам? Да, конечно, "я все решаю сам, я свободен в своем выборе". Как мило в это верить. И как странно просыпаться ночью и думать, где правда, а где ложь. Тебе же нравится? Да, нравится. Как хорошо, когда все довольны...
Глаза устали, ты отрываешь взгляд от двери и рассматриваешь свои ногти. Пора поправить маникюр. Завтра, все завтра... Ты начинаешь переживать, все ли в порядке с твоей внешностью. Какая глупость – не взять сумку, значит, зеркала нет, косметички тоже, но зато ты успел помыться и переодеться. Когда уходил – выглядел на все сто, вряд ли успел что-то размазать, только, как всегда, съел весь блеск, но это ничего – от постоянного облизывания губы сияют. Как на первом свидании... Столько нервотрепки.

Немного успокоившись, ты поднимаешь голову и смотришь снова на дверь, почти подскакивая на сидении от удивления – он идет. А ты и не заметил, просмотрел. Он идет резкой походкой, высокий, темноволосый и темноглазый, в элегантном пальто поверх костюма, держа в руке какую-то папку. Ты замираешь в нетерпеливом ожидании, машинально готовя фразу приветствия. Он обходит машину и открывает дверь со своей стороны, садится, отработанными жестами придерживая пальто, снимая его и кладя папку в отделение для вещей. Ты не успеваешь выдать заготовленный текст – звонит мобильный. Он улыбается извиняющейся улыбкой и отвечает на звонок.
- А, добрый вечер, Хельмут. Все отлично... Да. Да, конечно. Как не получили? Мы кинули вам половину суммы еще вчера. Не видите деньги? Странно, сейчас перезвоню в бухгалтерию, пусть разберутся. Нет, завтра. Да, самолетом. Терпеть не могу летать, но другого выхода нет. Да, совершенно согласен – то чего боишься, тебя преследует. Но так мы ведь преодолеваем свои страхи? Вы согласны? Да. Хм... Неужели? А когда это было? Да, вот удивительная бывает жизнь. Да. Ну, я думаю, вопрос решим. Созвонимся завтра. До свидания! И приятного вечера!
Он боится летать самолетом... Ты потрясен, потому что тебе казалось, что этот мужчина ничего и ни кого не боится. Он выглядит неуязвимым и сверхсильным, способным решить любые проблемы и преодолеть любые препятствия. Ты улыбаешься и начинаешь первым разговор:
- Разве ты боишься летать?
Он заканчивает просматривать пропущенные звонки и выключает мобильный.
- Все, ничего срочного больше нет. Итак, займемся тобой, мой милый мальчик. Боюсь ли я летать? Да. Но это не мешает моей жизни, только добавляет остроты. Каждый раз, когда я лечу самолетом, я побеждаю себя самого, свой страх. Это очень увлекательная штука – побеждать себя. Разве не так?
Ты удивлен. Молчишь, опять не зная, что ответить. Он снова удивляет тебя. Никто не ведет таких разговоров, как он, с каждой новой встречей ты ждешь от него чего-то нового, неожиданного. С ним очень интересно. Но, в то же время, ты рискуешь, балансируешь на тонкой ниточке без страховки, понимая, чем может закончиться ваше, на первый взгляд, невинное общение. Ты помнишь, о чем вы договаривались, но неуверен, что все произойдет сегодня. И он ведет себя так, как будто ничего не происходит. Пока...

Он улыбается и начинает отдавать приказы водителю. Ты не слушаешь, размышляя, что тебя ждет сегодня вечером. Если ты скажешь "нет" – это и будет "нет"? Он послушается? Насколько рискованно отдавать себя приливу, порыву ветра? А он тоже – стихия, он не человек, не совсем человек... Водитель поднимает перегородку. Вы остаетесь в интимном уединении. Машина плавно трогается с места. Он кладет одну руку на сидение, удобно устроившись для неспешного разговора. Его глаза стали жесткими, недобрыми, он собирается вести свою игру, а тебе приходится только напряженно ждать, что будет дальше.
- Думаю, тебе стоит привести себя в порядок.
- Что-то не так? – ты осторожно ощупываешь свое лицо.
- Вот именно.
Он улыбается, наклоняется и достает неизвестно для чего припрятанный флакончик жидкости для снятия макияжа, зеркальце и чистые салфетки. Он готовился к вашему свиданию?
- Вытри косметику.
Это уже приказ. Ты подчиняешься, принимаясь за дело. Он следит за твоими уверенными движениями.
- Сам умеешь?
- Да. Ну...когда выступления или съемка, то мне делают профессиональный макияж, но я сам тоже умею.
Он наклоняет лицо ближе к тебе.
- Замечательно, но сегодня нам не нужна косметика.
- Почему? Я же так красивее?
- Нет, она помогает тебе прятаться.
- Прятаться?
- Да. Прятаться. Прятать свое настоящее лицо.
Ты был уверен, что он окажется более оригинален.
- Уф, ты хочешь посмотреть, как я выгляжу без косметики? Как Том, это же понятно. Только я красивее Тома.
Он смеется, хотя ты ничего смешного не видишь.
- Очаровательно! Ну, что ж, на словах ты не поймешь. Будем практиковаться. Ты помнишь наш разговор в среду?
Он все-таки вспомнил!
- Да, помню.
Внутренне ты весь напрягаешься, проверяешь работу еще раз и отдаешь жидкость, зеркало и использованные салфетки. Все, красоты нет.
- Ты согласен?
- Только с условием...
- Если тебе что-то не понравится, то ты откажешься?
- Да!
- Не пойдет. Если ты согласился со мной пойти, то ты согласился на все. Дороги назад нет. Сейчас последний шанс. Либо ничего, либо все. Либо ты едешь со мной, либо я высаживаю тебя, где скажешь, и мы больше никогда не увидимся. Решай.
Он откидывается на сидение. Это не выбор – это приговор. Он улыбается, спокойный и уверенный в твоем выборе.
- Я остаюсь.
Ты чувствуешь неправильность происходящего, но не можешь остановить слова, которые произносишь, как будто они исходят от кого-то внутри тебя.
- Ну, что получилось... Так, уже лучше.
Он протягивает руку и отводит волосы от лица.
- Протяни руки.
Ты протягиваешь, и он снимает все кольца и браслеты, складывая в свой кейс.
- Не беспокойся, потом верну. Хочу, чтобы ничего не мешало.
- Мешало? Чему?
- Ощущать себя. Еще сними, будь добр, этот ошейник...
Ты повинуешься. Ошейник, прямо таки... Он спрашивает деловым тоном:
- Все? Осталась только одежда?
- Да, одежда. И я сам.
Он потирает подбородок и пристально тебя разглядывает.
- Сними куртку. И футболку.
Естественный протест в твоей душе наталкивается на его жесткий взгляд. Ты опять повинуешься, задумываясь о том, куда приведет такое повиновение. Вы сидите друг против друга в замкнутом пространстве, ограниченном корпусом машины. Ты медленно стягиваешь через голову футболку, пока до тебя не доходит, что медленно раздеваются, только когда показывают стриптиз или дразнят, поэтому остаток ткани ты уже сдергиваешь, поправляешь волосы и пытаешься делать вид, что не происходит ничего необычного.
- Так лучше.
Он рассматривает тебя. Твое тело загорается под его тяжелым взглядом, по позвоночнику пробегает холодок, а веки тяжелеют. Тебе хочется закрыть глаза...
- Звезда?
- Тату? Да...
- Красивая. А что на руке написано?
- "Свобода 89".
- Почему свобода? Ты свободен?
- Да! Я свободен делать то, что хочу. Мне уже 18, я совершеннолетний.
- Разве ты свободен? Ты зависим. От продюсеров, от тех, кто пишет вам песни. От музыкальной моды. От поклонников. От стилистов, рабочих сцены, техников, помощников, охраны. От ситуации в стране, Европе, мире... Ты зависим. Чем более человек знаменит – тем более он зависим.
- Это не зависимость, такая работа. Шоу-бизнес. Но я могу то, чего не могут многие люди моего возраста. Мы уже столько всего видели, во многих местах побывали. А теперь мне никто не может запретить пить, курить... Принимать решения, что делать.
Он улыбается.
- Что же ты можешь сделать? Ты не можешь никуда поехать сам – вас везде узнают, это опасно. Ты не можешь нарушать условия контракта. Ваша жизнь расписана по дням, а в свободные дни вы так хотите выспаться и отдохнуть, что спите сутки напролет... Вы рабочие лошадки, все четверо. Когда выдохнитесь и перестанете приносить прибыль – вас выкинут и забудут.
- Не выдохнемся.
- Нет?
- Я очень сильный, много могу выдержать. Не забудь, я не один. Был бы один – давно бы сломался. Нас четверо, и со мной мой брат.
- Да, это так. Ваши отношения...ты хочешь об этом поговорить?
- О, нет! И не говори так: "ты хочешь об этом поговорить..."
Ты не можешь удержаться и передразниваешь. Глупо говорить о серьезных вещах, сидя голым по пояс в машине. И тем более, ты не хочешь говорить о Томе.
- Ладно. Значит, свобода. А 89?
- Мой год рождения. - Вопрос о татуировке уже в твоем персональном черном списке.
- Еще есть?
- На затылке, логотип группы, и два пирсинга.
- Так, один вижу, а где другой?
Попался. Сам. Ты высовываешь язык, показывая пирсинг. Все, сейчас захочет целоваться.
- Изобретательно! Умеешь пользоваться?
- Да.
Ты врешь, ничего толком не умеешь. Но мысли о минете возбуждают. С ним должно быть хорошо, он чистоплотный и разбирается в этих вещах. Иначе тебя бы здесь не было.
- Ну, это после.
Он подвигается к тебе. Ты недоумеваешь, если поцелуи откладываются, то что же сейчас? Он уверенными движениями расстегивает ремень и молнию на твоих брюках. Поднимает голову и смотрит тебе прямо в глаза:
- Приподнимись.
И стягивает с тебя брюки, опуская их ниже колен, пока они сами не падают на коврик, накрывая твои кроссовки. Ты в полной нерешительности, но так приятно покоряться, отдавая ему, этому сильному высокому мужчине, право распоряжаться. Иголочками покалывает возбуждение. Он видит твою эрекцию, удовлетворенно хмыкает и тянется к резинке трусов. Ты не можешь сдаться без боя и останавливаешь его:
- Что ты делаешь? Почему в машине?
- Хочешь раздеться сам? Да, ты знаешь, лучше сам. Давай.
Ты смотришь на него, удивленно приоткрыв рот, тяжело дыша. Он невозмутим. Тебе ничего не остается, как подчиняться, и ты, приподнявшись, стягиваешь с себя трусы, дольше, чем хотелось бы, не решаясь показать свой член, но тянуть невозможно. Голый, ты скрещиваешь руки на груди и отворачиваешь лицо в сторону, решив хоть немного проявить характер, а не смотреть на него, как преданный пес на хозяина, и ловить каждую команду.

Он отодвигается от тебя и обозревает открывшееся ню. Ты не выдерживаешь и поворачиваешь голову. Он снова улыбается, и по-прежнему невозмутим. Почему? Он не хочет тебя? Обнаженность мешает и заставляет стесняться. Он полностью одет, и контраст между вами добавляет перчинки. Мучительно хочется прикоснуться к себе, но ты не решаешься даже посмотреть вниз. Молчание затягивается. Ты решаешься на вопрос.
- Почему ты одет?
- Я хочу, чтобы ты почувствовал себя, свое тело, свою сексуальность. Ты очень красивый парень. Именно парень. И любить сегодня я тебя буду как парня, а не как девочку.
Ты обижаешься.
- Я и есть парень!
Он только смеется. Тебе нравится его смех, его улыбки, ты чувствуешь, что от него идет теплая энергия, он не причинит вреда, он собирается открыть тебе тайны твоего тела... Внезапно что-то меняется - машина остановилась. Твой спутник оглядывается.
- Все, приехали! Одевайся и выходи.

Он ждет, пока ты не натянешь все свои шмотки обратно. Молния не желает застегиваться, тебе чертовски неудобно, да и места мало. Он выходит из машины и через пару секунд открывает дверь с твоей стороны, вытягивает тебя, с расстегнутыми штанами, наружу, и легко поднимает на руки. Инстинктивно ты обхватываешь его за шею, прижимаясь крепче. Он несет тебя к дому. Ты разглядываешь старинный особняк, ухоженные клумбы, голые деревья, морозное небо. Снег уже перестал идти. Дверь открывается перед вами, твой будущий любовник без всякого видимого усилия поднимается по ступенькам и заносит тебя в дом.