Великолепная фотография. Жаль, таких мало.
::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::::
45
Франк сидел на своем месте в автобусе, к которому уже начал привыкать – в самом конце, подальше ото всех. Безразличные ему пейзажи и серый скучный асфальт проплывали или полетали мимо, сливаясь в разноцветную кашу, а он пытался выхватить взглядом четкую картинку, вглядеться в чужое лицо, то ли надеясь найти в них ответ, то ли вспоминая, останавливался в этом городе или нет.
Медленно нарастающая боль в пальцах левой руки вывела Франка из ступора. Он удивленно посмотрел на стаканчик кофе, который ему полупримирительно сунул Линке минуту назад. Франк не отреагировал, не поблагодарил, не зафиксировал событие в памяти, потому что был занят только своими мыслями. Кофе был горячий, приходилось перебирать пальцы, чтобы не обжечься, держать пластиковый стакан осторожно, за края. Франк поменял руки, время шло, в кондиционированной прохладе автобуса жидкость быстро охлаждалась.
Он не хотел ни пить, не есть, но пришлось отхлебнуть немного, совсем чуть-чуть, чтобы кофе не пролился – сильно дрожали руки.
***
Сумасшедшая гонка началась с самого утра. И Давид, и Франк за личными разборками забыли, что на завтра намечено выступление, и нужно пораньше встать. Вещи были не собраны, будильники не поставлены, поэтому для обоих утро прошло в метании по квартире и поиске потерявшихся вещей. Франк неудачно дернул за ветровку Давида, и из нее вывалилась постоянно пополняющаяся коллекция медиаторов. Давид разбил дорогую хрустальную фигурку дракона, подарок сестры Франка, когда искал свой мобильник по всей комнате. Они не разговаривали, короткими фразами кричали друг другу, что надо спешить, и "ты не видел мой... ?".
Автобус наполнялся невыспавшимися людьми. Последним присоединился Линке. Он позвонил и сказал, что его нужно забрать с нового адреса. Минут 20 водитель, участники группы и менеджеры ждали, пока Линке напрощается со своей новой девчонкой. Она перегнулась через подоконник и кокетничала, рассказывая, как будет скучать и ждать, зарываясь длинными рыжими волосами в цветочные горшки. Линке с важным видом поправлял рюкзак на плече и улыбался. Соня, как и до нее Сисси, была забыта, однако, никто не мог быть уверен, что навсегда. Потом, в дороге, Линке оказался самым бодрым и необычно деловитым, много болтал, заставил Берти остановиться и сходил вместе с Тимо за кофе... Франка мало волновала бурная личная жизнь друга, но если бы он не был так поглощен своими проблемами, то подумал бы, насколько легко Крис встречается и расстается.
Франк игнорировал понимающие взгляды Тимо, пробные вопросы и попытки ребят вытащить его на разговор. Давид поступил еще проще – вынул плеер, нацепил наушники и отгородился ими от любопытства друзей. Что они ждали – поцелуев на глазах у всех? Детального рассказа на тему "как мы помирились"?
В любом случае, никто даже не повышал голос. Обстановка была унылая, как и общее настроение, и с наработанным опытом совместных поездок никто не пытался залезть соседу в душу или начать работать аниматором для развлечения присутствующих. Причина посидеть и помолчать была у каждого.
На месте Франк по-прежнему принимал мало участия в подготовке. Он четко знал, когда начать распеваться, на саунд-чек его должны были позвать, поэтому у него получилось само собой усесться подальше от основного движения и развлекаться мобильным. Проще и лучше для всех. Подальше от Давида, который вместе с Ником и Робертом возился с оборудованием.
Устав сидеть, Франк побрел к народу. В гримерке работал телевизор, показывали новости, Франку стало скучно, и он начал скакать по каналам, не особенно вслушиваясь и вглядываясь. Надоело быстро, и он вернулся к мобильнику.
Телевизор покричал рекламой, потом притих на спокойный фильм. Ян вышел, что-то сказав на ходу, но Франк не услышал и не ответил. Он остался один в тишине.
"Если хочешь удержать – отпусти."
Франк замер, отвлекся от просмотра смс-к и посмотрел на экран телевизора. Шел диалог двух мужчин, кто-то из них громко и отчетливо сказал эту фразу, видимо, посоветовал другому, который ревновал свою женщину. Франк стал смотреть, но дальше пошла мелодраматическая чушь. Да, собственно, и фраза, которая привлекла его внимание, была банальная и скучная.
Но правдивая, как мир.
Франк встал и выключил телевизор. Он напрочь забыл про пение, что должен разогреваться и распеваться и вообще готовиться к выступлению. За последние двое суток ни разу не пел и не выполнил ни одного вокального упражнения. Франк подумал, что здесь, в гримерке, ему будут мешать, отошел вглубь служебных помещений и принялся ходить по пустому коридору, пробуя голос.
Голос катастрофически не звучал. Непрофессиональное отношение к делу всегда казалось для Франка недопустимой ошибкой, а он давал себе слово работать и соблюдать правила, обязательно тренировать голос... Раздражение Эдди на прошлой неделе стало понятным, даже больше – Франк жалел, что Эд так сдержанно выразился и не врезал ему хорошенько по морде, чтобы прочистить мозги. Любовь и страдания – это очень романтично, но утром все равно пора ехать, и впереди работа, пусть любимая, но всё-таки работа, со своими обязанностями и сложностями, до которых никому нет дела.
Когда Франка позвали на саунд-чек, он пошел – не мог отказаться – но волновался, зная, что увидит Давида, и внутренне готовился к встрече.
Давид настраивал гитару, наигрывая мелодию и время от времени подходя к усилителю и меняя настройки. Погруженный в свою задачу, он не смотрел по сторонам. Когда закончил, то подошел к Франку и сказал:
- Теперь вокал. Ты распевался?
Франк кивнул и еле сдержал себя, чтобы не поправить ему волосы.
- Там есть проблема... Твой микрофон что-то не очень... посмотри, попробуй.
- Падал?
- Вроде, нет. Роберт говорит, что нет. Не били, не роняли, не мочили.
Давид выглядел хорошо - отдохнувшим, спокойным. По его внешнему виду нельзя было сказать, что вчерашний день, особенно вечер, случился для него неудачно. Франк вздохнул и повернулся к Роберту, объясняющему насчет микрофона.
- Да все в порядке, мы аккуратно грузили, что - в первый раз что ли? А замок был сломан на коробке первого. Еще раньше, на позапрошлой неделе...
Франк посмотрел себе под ноги.
Давид говорит, что любит. Но он не умеет это показать, тем более на людях. Мне кажется... почему мне тогда кажется, что вчерашнее прошло для него безболезненно? Ему все равно? Он говорит, что нет, он умеет себя контролировать. Но не видно! Ничего не видно, никаких чувств, никакого отношения! Приколы, разговоры, обмен мнениями, что угодно, только по делу, или в ответ, и никогда... никогда не покажет, что я рядом стою – и ему приятно.
Франк поднял голову. Давид уже стоял вполоборота и говорил с Тимо, который сидел в зале с колой в руках. Давид собрался спуститься к нему. Франк протянул руку, чтобы остановить его, проверить, убедиться, увидеть в нем неравнодушность. Давид резко обернулся и посмотрел на руку Франка, сжимающую его запястье.
- Что? Фрэнки?
Франк молчал. Он не мог в присутствие всех говорить о личном, но и не мог отпустить Давида. Тест на понимание – догадается или нет?
- Фрэнки?
Давид пристально смотрел на Франка и ждал.
Потом улыбнулся – еле-еле, только для посвященных – и попросил:
- Отпусти руку.
Франк почувствовал, как его тело слабеет. Рука сама упала и повисла вдоль тела, как неживая. Он смотрел и не мог перервать связь, спрашивал себя, правильно ли он понял...
Давид одобряюще кивнул и пошел к Тимо.
Роберт толкнул Франка в бок.
- Эээ... У тебя глупая улыбка, Фрэнки. Пошли работать.
На этот раз накладок не произошло, и Франк получил удовольствие от выступления. Во время концерта ему удалось отвлечься от личных проблем, и он старался петь для Давида – как можно лучше и душевней. Франк не стал рисковать и не прикасался к своему парню, осторожно сохранял дистанцию... Мелочи вроде отсутствия полотенца в нужный момент и как всегда очень активного Тимо со своими локтями не повлияли на настроение.
На вечер у всех были разные планы.
Франкфурт предполагал разнообразные развлечения, и потихоньку все разошлись, не пытаясь уговаривать ни Франка, ни Давида. Тимо крикнул, что если кто хочет с ним, то может идти, упрашивать он не собирается. Франка не интересовало, куда кто идет. Он хотел знать, где собирается ночевать Давид, и желал это спросить у него наедине, поэтому обрадовался, когда узнал от Эда, что они ночуют в гостинице.
Франк с Давидом остались последние – нежелающие развлекаться и тусоваться. На улице перед гостиницей Франк стоял и наблюдал, как Давид пробирается к двери. Вечер оказался ветреным и прохладным, идеальная погода для прогулок. Франк отпил пива из банки и посмотрел на небо, думая, что это хорошая идея, и надо ее предложить Давиду. Мимо Франка прошла женщина, зацепив его сумкой, и он отошел, чтобы не стоять посреди тротуара и не мешать людям. Пиво заканчивалось. Франк подошел к дверям отеля, чуть не столкнувшись с идущим наружу мужчиной. Зашел внутрь, рассматривая менеджера за стойкой...
- Давид!
Франк обернулся на приветствие.
Мужчина, который шел ему навстречу, и Давид обнимались посреди улицы...
- Пап, привет! Я думал, ты сейчас в Кёльне!
- Да вот, езжу по стране. Инспектирую со всем рвением!
Мужчина улыбался совсем как Давид.
Франк облегченно вздохнул и порадовался, что Давид успел быстро отреагировать, и не дошло до кровопролития... Ничего удивительного в том, что Франк не узнал отца Давида, не было совершенно. Они встречались один раз в жизни, так же случайно, на бегу, Франк помнил, что его зовут Михаэль – и больше ничего. А вот с отчимом Давида Франк успел замечательно познакомиться и подружиться. И каждый раз удивлялся, как спокойно мать Давида говорила о своем первом муже, как все они принимали прошлое семьи как данность, и никто не выяснял отношений, никто не говорил про застарелые ссоры... Жили, были, разошлись – и всё в порядке. Давид, с другой стороны, никогда не отзывался об отце плохо, не обвинял никого из родителей в разрыве, не придумывал себе травм детства... Франк не мог этого понять и принять, сколько не думал. Иногда родители Давида казались ему инопланетянами...
Франк встал возле окна и смотрел на отца и сына через стекло, как они общаются, кивают друг другу, улыбаются... Он вспомнил свою встречу с родителями Давида, свои вопросы и удивление, глубокое непонимание, как они живут, по какому принципу строят отношения, и что это вообще – толерантность или равнодушие? Франк постепенно шел к переоценке своих приоритетов, он начинал с полного неприятия и теперь, наблюдая за парой на улице, с ясностью осознал, что отношения внутри этой семьи, которые Франку ошибочно показались холодными и наполненными равнодушием, на самом деле были наполнены свободой. Для своей семьи Давид был любимым сыном, племянником и внуком, но никто не требовал от него быть идеальным, не загонял в рамки строгой морали, не ждал совпадения с идеалом. Его любили за то, что он есть, а не за то, какой он и чего добился, и точно ли соблюдал правила. Давид был свободен выбирать свой путь в жизни, никто не требовал, чтобы он поступал в консерваторию, чтобы слушался и подчинялся. Если ему нужна помощь - Давид находит ее, но ошибаться и искать решение своих проблем он должен сам.
Его вырастили – и отпустили...
Я понял! Я понял, почему он не переносит контроль над собой. Он привык сам о себе заботиться. Он умеет это делать. Отвечает за данное слово. Выполняет обещания. Живет в определенном ритме. Он так привык, с детства, вот даже как он рассказывал про школу - у него никто не проверял уроки! Давид привык к свободе... А я тянул на себя одеяло, чтобы быть уверенным в том, что Давид принадлежит мне, контролировал его, ревновал... А смысл? Нельзя остановить ветер... Если он захочет уйти - я не удержу его ничем, как, что мне сделать? Запереть? Запретить общаться с кем-нибудь, кроме ребят и команды? Так не будет. Он свободен сделать всё, что захочет. Он видел, как его отец ушел, он знает, что можно уйти, если больше нет смысла оставаться. Тогда... Тогда его удерживает возле меня... что? Он любит меня? Пускает меня в свое личное пространство, хочет меня... Я нужен ему? А что я вообще хочу? Чтобы он бросался мне на шею и признавался в любви? Или писал в мою честь музыку? Если так, то это будет не Давид. Мне не нужен такой Давид. У меня есть вообще выбор? Наверное, нет. Как в том фильме сказали? Хочешь удержать - отпусти?
Франк толкнул дверь и вышел обратно на улицу, сжимая в руке пустую банку.
- Добрый вечер!
- Франк, да? Помню, я всех помню! Знаешь, слежу за вами, постоянно смотрю в Интернете. Эх, ребята! И ты мне не звонил... Жаль, если бы знал - сходил бы посмотрел на ваше выступление... Хотя нет, не успел бы. Никак, и сейчас бежать надо, опаздываю...
Давид кивнул.
- Это уже плохая традиция... Тебе или мне пора бежать.
- Есть такое, твоя правда. Но ты приезжаешь ко мне в Киль на Михайлов День? Пойдем на яхте, будут Кристина с Леной, Норберт, и бабушка.
- До Михайлова Дня еще долго...
Отец Давида засмеялся.
- Время быстро летит. А я за вами не угонюсь бегать по всей Германии.
- Европе!
- Точно, Европе!
Давид тоже засмеялся. Он выглядел счастливым, видно было, насколько он рад встретить отца. Между отцом и сыном не было портретного сходства, но в их родственной связи невозможно было сомневаться – выдавали глаза, улыбка, телосложение, жесты...
- Мы забыли про твоего друга. Рад тебя видеть, Фрэнки. Тебе идет отпустить бороду.
Франк улыбнулся и заметил, для поддержания разговора:
- Я тогда выгляжу не таким милым и конфетным.
- Солиднее, да?
- Серьёзнее!
Заиграл рингтон, и Михаэль отвлекся на звонок.
- Парни, мне пора. Вы завтра...?
- Да. Уже будем в дороге.
- Ну, что же такое... Звони! Пиши мейлы! Насчет твоей просьбы – Тони обещал, что сообразит.
- О, спасибо тебе! Пока, пап!
Они быстро обнялись, и Михаэль быстро пошел вниз по улице, набирая кого-то на ходу.
Франк дернул Давида за руку.
- Пошли, автобус давно уехал.
Давид следил за отцом, пока не перестал различать в толпе его из-за расстояния.
Франк оказался возле своего номера первым. Давид отвлекся на звонок и стоял в начале коридора, болтая. Франк открыл дверь, не глядя, бросил на кресло сумку и пошел в ванную смывать пот и усталость.
Давид закончил разговор, положил мобильный в сумку и подошел к нужной двери. Дверь его номера была открыта. Он думал, что в номере убираются, но сумка Франка лежала на кровати, а сам Франк мылся в душе.
Эдди по привычке заказал им один номер на двоих.