Кто-то собирал в пакет солнечные лучи, как длинные макаронины, кто-то пытался укротить жару. А кто-то ходил попятам с щеткой и выметал все улицы. Даже не мусор с них, а воспоминаний, куски людей и голоса. Если что-то еще готово было звенеть и дрожать в ожидании, то потом резко умолкло. Так и недотянув свою песню. Чего ты хочешь, Джонни? Чего ты хочешь?
К непониманию начинает прешиться страх. Сильнее или слабее, но он есть. Я мечтаю о том, что ты вернешься в наш дом и увидишь там не разруху, а новые рубежи и горизонты, пейзажи, замки и конницу, ждущую командира. Как-то так, если про это писать. Жаль, что с каждым разом что-то все сильнее и сильнее дрожит и грозит рассыпаться.
Слабые не живут, я согласна. Но это не повод отрывать еще куколке единственное образовшееся крыло. Эта бабочка-урод, кажется, я. Не сказать, что у меня одно крыло, но чем-то похоже. Наверное, трепыханием лапок, когда раздирают на части, на полосочки то, что еще могло поднимать вверх.
Когда все вернется на свои места или займет новые места, я буду плакать у тебя на груди от счастья, наверное. Или продолжу пялиться в окружающую меня действительность. Все зависит от того, до какой ручки я смогу дойти и как легко смогу вернуться. Очень смешно, конечно. Очень.
Не то чтобы все брало и кололось. Нет. Все сложнее, чем было описано в учебнике физики, а люди оказываются камнями, которые невозможно открыть. Потому что они этого не хотят или бояться. А мне бы было легче.