ПЕСНЬ О ВЕЩЕМ АЛИКЕ.

Как ныне сбирается вещий Алик            

Отмстить неразумным вампирам,            

Их туристический лагерь за буйный набег            

Обрек он Касулом и Шакалом;            

С дружиной своей, в наёмной броне,            

Алик по полю едет наверном копе.          

Из пивного ларька на встречу ему            

Идет под кайфом священник,            

Покорный Иуде старик одному,            

Заветов грядущего вестник,            

В благословеньях проведший весь век.            

К сумашдшему старцу подъехал Алик.            

"Скажи мне, священник, изгой ты богов,            

Что сбудется в жизни со мною?            

И скоро ль, на радость Валентайнов-козлов,            

Могильной засыплюсь землею?            

Открой мне всю правду, не бойся меня:            

В награду получишь бокал ты вина".            

"Андерсоны не боятся могучих владык,            

А вампирский дар им не нужен:            

Правдив и свободен их вещий язык            

Но с волей небесной не дружен.            

Грядущие годы таятся во мгле;            

Но вижу твой жребий на аЦЦком челе.            

Запомни же ныне ты глюки мои:            

Хеллсингу слава - отрада;            

Победой прославлено имя твое;            

Твой щит на вратах Ватикана:            

И волны и суша покорны тебе;            

Инкогнито завидует столь дивной судьбе.            

И Черного моря обманчивый вал            

В часы прекрасной погоды,            

И пращ, и стрела, и лукавый кинжал            

Щадят Алукардища годы...           

Под регенерацией не ведаешь ран;            

Незримый Шинигами могущему дан.            

Твой коп не боится опасных трудов:            

Чуя Интегральскую волю,            

То смирно стоит под стрелами врагов,            

То мчится по аЦЦкому полю.            

На хентай и юри ей наплевать...            

Но примешь ты смерть от копа своего".           

Алик заржал - ему            

Было все пофиг            

Во ржаньи, рукой опершись на седло,            

С Виктории слезает, кавайный;            

И верну подругу прощальной рукой            

И гладит и треплет по талии крутой.            

"Прощай, мой товарищ, мой верный слуга,            

Расстаться настало нам время;            

Теперь отдыхай! уж не ступит нога            

В твое позлащенное стремя.            

Прощай, утешайся - да помни меня.            

Вы, отроки-други, возьмите копа,            

Покройте попоной, мохнатым ковром,            

В мой луг под узцы отведите;            

Купайте: кормите отборным зерном:            

Водкой ключевою поите".            

И отроки тотчас с копом ушли,            

А Алукарду другого коня подвели.            

Пирует с дружиною вещий Алик            

При звоне веселом стакана.            

И кудри их черны, как месяц ночной            

Над славной главой балагана...            

Они поминают минувшие дни            

И битвы, где вместе рубились они...            

"А где полицейская? - промолвил Алик: -            

Скажите, где коп мой ретивый?            

Здоров ли? всё так же ль легок её бег?            

Всё та ж ли она бурна и игрива?"            

И внемлет ответу: на холме крутом            

Давно почила непробудным она сном.                        

Могучий Алик головою поник            

И думает: "Что же гаданье?            

Священник, ты лживый, безумный старик!            

Презреть бы твое предсказанье!            

Викторья и до ныне носила б меня".            

И хочет увидеть он кости её.            

Вот едет могучий Алик со двора,            

С ним Максвелл и старые гости,            

И видят - на холме, у брега Темзы,            

Лежат благородные кости;            

Их моют дожди, засыпает их пыль,            

И ветер волнует над ними коноплю.            

Алик тихо на череп её наступил            

И молвил: "Спи, подруга спокойно!            

Твой старый хозяин тебя пережил:            

На тризне, уже недалекой,            

Не ты под секирой коноплю обагришь            

И жаркою кровью мой прах напоишь!            

Так вот где таилась погибель моя!            

Мне смертию кость угрожала!"            

Из мертвой главы гробовая змия            

Шипя между тем выползала;            

Как черная лента, вкруг ног обвилась,            

И вскрикнул внезапно ужаленный щас.            

Ковши круговые, запенясь, шипят            

На тризне плачевной Алика;            

Максвелл и Интегра на холме сидят;            

Дружина пирует у брега:            

Искариот поминают минувшие дни            

И битвы, где вместе рубились они.