Никогда не пытайся забыть свой серийный номер, дать чему-то имя.
Я вижу, как куски плоти движутся по конвейеру. Обёрнутые в яркие шуршащие фанты, с монотонной стукалкой в центре массы. Я тоже был там. Помню удобную поверхность конвейера и уверенность, что нет ничего лучше. Чем слушать дыхание в затылок и самому дышать учащенно, реагируя на яркие одёжки. Да, куски ещё и дышат, пожирают кислород, хапают киноварными глотками. Я тоже хапал, знал наизусть свой серийный номер, в кармане лежала инструкция. Стучало хорошо, стучало как у всех.
Над нами ходили большие часы, со стрелок на головы капала седина. Часы точно знают, сколько кто выжрал кислорода и дают на десерт морщины и артритные пальцы. Конвейер оснащён койками и сортирами. Куски плоти слипаются, пропитывают своим соком матрасы, а потом долго курят, сидя на унитазе.
Однажды я курил в кафельной коробке и увидел край. Шаг-шаг, и я знаю, что можно плакать и падать. Нацарапал ногтями на асфальте красный стих и вытер задницу инструкцией.
Это потом рассказали, что я бракованный, а тогда я был счастлив и захотел умереть. Но сначала выгрыз с запястья серийный номер.
Бродил по улицам, видел клетки по обе стороны. Не понимал, почему в клетках дырявые, прошмаленные, с землёй под ногтями, тянут ко мне руки. Странным казался запах голода и обречённый вой.
А потом голод пришел в меня. Потому что кислородные потоки блокируются для несканируемых, зубами выдравших из памяти серийный номер.
От голода я пил водку. И печень разложилась. В больнице увидели несканируемое запястье и повесили на меня два убийства чьего-то разума. Судья брезгливо взглянул и отдал меня психиатру.
Теперь даже нечем царапать красные стихи – зато есть белая рубашка с рукавами, завязанными сзади на модный узел.
Я говорю с тобой из клетки на самом краю города мёртвых фонарей. Ведро водки уже не спасает, слив не осуществляется, больше всего я боюсь переполниться и порваться багряным кипятком. А рядом пролегает конвейер. Стучит, дышит, потеет по системе. Я – гниль, но сказать «хочу вернуться» не поворачивается язык. Быть может язык каждого, кто попробует запеть, сожрут черви…..
П.С. моя камера – не одиночка. Быть может, я сломаю соседке шею. Немного агресссии, депрессии, анорексии. Поцелуи и опиум.