Это цитата сообщения Матильда_Шеттер Оригинальное сообщение

О снах, переписанных в рассказы.

Настроение сейчас - Улыбается в накладные усы.

На правах авторского предисловия: впервые больше чем за год мне захотелось что-то написать. Все, что написано ниже - по мотивам моего сегодняшнего сна, просто немного оформленное. Тому, кто знает моих мать и отца, наверное, будет весело. =) Брата в природе не имеется, брат придуман, ибо потому что. =) И вообще, тапками не бить, это просто немного оформленный сон, а не полноценный рассказ.

По долгу рождения.
Как гласит веками замызганная пословица – правила существуют для того, чтобы их нарушать. И чем старее и незыблемое правило, тем чаще это необходимо делать.
Именно об этом подумала Аня, когда в уютном полумраке полпятого утра вошла в свой родной двор многоэтажки о двух подъездах. Потому как ровно посередине двора, метрах эдак в трех над землей, уютно свернувшись калачиком спала ее мать, немолодая худощавая женщина с искорками в зеленых ведьминских глазах. Но сейчас искорок не было видно по простой причине – глаза были закрыты. Почему мать находилась именно тут, Аню не удивило,ибо неделями пятью ранее матушка успешно потеряла свои ключи, за что домашние и оставили ее без своего средства открывания квартиры и подъезда, а сделать дубликат все руки не доходили. Или ноги недолетали. Холодное апрельское утро обманчивой прохладой пыталось забраться ей под одежду, мать слабо дергала ногой во сне, плотнее куталась в кофту и постепенно уплывала под дуновениями ветерка куда-то в сторону стоявший через дорогу академии. Логично рассудив, что утром такому сюрпризу, как сонно висящему в воздухе бухгалтеру, пан ректор вряд ли будет очень рад, Аня попыталась допрыгнуть до матери, чтобы ее разбудить. Попытка оказалась бесплодной и наивной – мать качнулась на воздушной подушке и взмыла на высоту второго этажа, снова постепенно опускаясь к асфальту. Аня покачала головой и, не рискнув кричать, развязала пояс пальто и с пятой попытки зацепила одну петлю на поясе за материну ногу, а вторую – за дерево, росшее напротив их окон.
Стукнула форточка. На подоконнике первого этажа сидел огромный поджарый бурый кот с огромными усами и лапой нахально толкал створку окна.
- А вот нет, папа, нечего шастать через мою комнату, я имею право на личное пространство! Иди через кухню, там открыто, - Аня наморщила нос и погрозила коту пальцем.
Кот, демонстрируя свое недовольство, выгнул спину, задрал трубой хвост и изящно перемахнул на соседний подоконник, после чего стукнула створка окна, оставив на улице только возмущенно подрагивающий кончик хвоста.
Еще позвякивая ключом у входной двери Аня слышала, как что-то громыхнуло и послышалось сдавленное ругательство. Отец открыл дверь, держась рукой за голову и недовольно проворчал:
- Кто догадался поставить пустые ведра под подоконник?
- Угадай с трех раз, кого из нашей семьи сейчас не хватает, - Аня стряхнула с себя пальто. – Ну, как прошел твой день, вернее, твоя ночь? Много ли напакостил людям по долгу службы? Вернее, по долгу рождения?
- Вот зря издеваешься, стрекоза, тебе просто повезло, что твой день рождения неделей позже 13го апреля, и в этом году тебе еще нет восемнадцати. Ну, уж зато на следующий год и ты будешь нести эту веселую повинность. – отец, перебирая в воздухе руками и пытаясь не вписаться в косяки и не задеть головой потолок, поплыл в кухню – ставить чайник.
Аню всегда забавляло, что раз в год со всей нечистью происходило презабавнейшее – за год спокойной жизни они ночь, с двенадцати и до шести утра, поднимаемые неодолимой силой в воздух и неспособные коснуться земли, должны были творить пакости людям. В день накануне каждому приходил почтовый конверт белой плотной бумаги, в котором лежало напечатанное послание о том, где именно им нужно быть в эту ночь. Что делать – это было уже по усмотрению, но распределение и контроль территории были прописаны и проштампованы. И ровно в шесть утра все должны были быть дома, - начинала действовать гравитация и по улицам ехала конная проверка, отлавливая неуспевших добраться до двери или окна квартиры. Так что Ане еще предстояло успеть разбудить матушку.
Отец звякал чайником и чашками, разливая кипяток и заварку. Постаил одну кружку перед Аней на стол, сам же, зецепившись за рожок люстры и угол холодильника, осторожно отхлебнул чай.
- Кстати, а где это мой братец? Осталось меньше получаса, а его все нет.
Отец покачнулся от сквозняка, едва не расплескал чай.
- Вадик сегодня над мостом. Там пришло четкое предписание – четыре машины всмятку, две столкнуть с моста.
Где-то внутри Ани тихо тренькнул колокольчик тревоги. Нет, не за брата. Совсем не за брата.
Оставив отца домывать чашки, она выбралась в коридор и набрала знакомый номер. Абонент молчал и прерывать молчания не желал. Когда гудки в трубке надоели, а тревога возросла, тихонько пропиликала мелодия смс.
«Подъезжаю к мосту. Буду дома – позвоню».
Аня захлопнула телефон и натянула пальто.
Швабра, провоцирующее громко бухнула, выскользнув из пальцев девушки.
- Куда это ты намылилась, душа моя? – из-за угла коридора появился отец. – Да еще и на швабре?
- Там Антон. Ему же через мост возвращаться.
Отец потемнел лицом и покачал головой.
- И какие черти дернули твоего ненаглядного именно сегодня возвращаться из поездки?
- Папа, не нервируй меня.
- Это ты не нервируй меня. Ну и куда ты собралась на этой швабре? Она не летает года четыре как. После того как твоя матушка не вписалась на ней в…кхм. Не важно, - отец хмыкнул в усы, вспоминая давний инцидент со шваброй, женой и водителем мусоровоза, въезжавшим тогда во двор. – Возьми уж лучше вот…
Из кладовки был извлечен старый веник с натянутым на местами сломанные прутики дырявым чулком.
- Что это? – Аня двумя пальцами взяла веник.
- Веник, - констатировал отец, убирая швабру на место.
- Это я тоже заметила. Нет, что с этим делать?
- То, что ты хотела делать со шваброй. Садиться и лететь.
- На этом?!
- А что? Недалече трех минут назад ты горела плохокотроируемым желанием оседлать швабру. Чем тебе не угодил для этих целей веник?
- Но это же веник! – Аня повертела его в руках, но от этого веником он быть не перестал.
- Ну вот и прекрасно. Или это сейчас немодно? Извини, стрекоза, больше у нас ничего нет. Свою ступу бабушка забрала с собой, а на другую у нас пока нет денег. Так что вперед. Не все принцы были на белых конях, когда собирались спасать своих принцесс. Эй! Чулок не трогай, думаешь мать его просто так, для красоты туда натянула?! – крикнул он уже в спину удаляющейся дочери.

Ветер щелкал подолом пальто и бросал в лицо растрепанные волосы, уменьшая видимость, но Аню это задержать уже не могло. Она сидела верхом на венике, верхом на старом облупившемся венике, на который провокационно был надет прозрачный материн чулок, и с этим невозможно было сравнить никакое задравшееся пальто или лохматые волосы.
Мелькнуло и ушло вправо транспортное кольцо, внизу пронеслись махины ТЭЦ, неуклюжие гиганты. Аня вильнула вокруг красно-белой полосатой трубы и увеличила скорость. Полоска гематитово блестящей воды приближалась. Над мостом висела едва различимая точка. Точка стала приближаться и вскоре обрела знакомые очертания Вадика. Вадик висел над рекой, поджав под себя левую ногу и смотрел на часы.
Аня открыла рот, чтобы окликнуть его, когда брат резко взмахнул рукой, и сразу же послышался визг тормозов и грохот. И Аня поняла, что спешить ей уже некуда.
Она опустилась на дорогу, взяла смешной предмет передвижения в воздухе подмышку, и побрела в сторону моста. В голове крутилась любимая бабулина фраза, когда та утешала внучку: «Слезами, Нюта, горе не исправить. Его делами исправлять надобно». Аня и не плакала. Было просто нечем.
Небо медленно розовело, отливало золотым и желтым. Рассвет входил в свои права.
Вадика над мостом уже не было – без десяти шесть, он спешил домой.
Груда искореженного железа и сирены подъезжающей скорой как-то странно подействовали на Аню – она побежала. К знакомой белой иномарке с темной правой задней дверцей. Машина была смята, как консервная банка. Суетящийся врач в зеленом халате окликнул столпившихся рядом людей:
- А где тело из этой машины? Вы его уже вытащили? Надо засвидетельствовать смерть. Не повезло же тому, кто тут сидел за рулем…
Аня смотрела на машину. На искореженную спинку переднего сиденья, она помнила, что там была прожженная сигаретой дырочка. И почему-то думала о том, что наверняка сломались диски с кельтской музыкой, которые она недавно записывала Антону.
Она отошла к перилам моста и, чтобы не смотреть на дорогу и разбитые машины, подставила лицо встающему солнцу. Через шесть дней ей будет восемнадцать и за право жить она раз в году будет возможно устраивать такие же аварии.
- Заяц, что ты тут делаешь так рано? – Аню за талию сгребла чья-то сильная рука. Антонова рука.
Уткнувшись носом в порванную куртку, Аня поняла, что когда горе не случилось, можно и поплакать.
- Заяц, дурная, ну что ты? Меня же даже не поцарапало… Врач там бегает и требует предъявить ему тело и не верит, что там сидел я. Вот вынь ему тело да положь. А я вот он, живой и не чихаю. Заяц, ну, заяц, ну что ты тут потоп устроила, нет ну честное слово!..

А во дворе, в трех с половиной метрах над землей, заботливо привязанная к ветке дерева, почтенная мать семейства вздрогнула и проснулась. Зябко поежилась, отвязывая и сматывая пояс, и поняла, что в этом году водитель мусоровоза останется спокоен и не испуган, впервые за девять тринадцатых апреля – ей очень хотелось спать и традиция была нарушена впервые.
Она сладко потянулась, сощурилась в небо и, размахивая руками на манер мельницы, вплыла в предусмотрительно распахнутое мужем окно кухни.

[480x480]