Стою утром у светофора. Под ногами чмокает. Не надо быть провидцем, чтобы знать: через три минуты, на входе в метро, все это чмокавшее под ногами превратится в каденцию «Последнего дня Помпеи» аккурат на моих джинсах. Рядом со мной – афектированно серьезный москвич. Распахнутый плащ позволяет изучить его одеяние. Вперил я в него свой неприкрыто сардонический взгляд, как вдруг вспыхнул зеленый сигнал в виде какого-то карикатурного, по-армейски сложенного, вымуштрованного человечка. Дядя срывается с места, как легкоатлет с колодок, и устремляется в погоню за очередной щедрой порцией заработанных финикийских ценностей…
Знаете, я ведь даже не испытал досады от осознания того, что так и не изучил его одеяние. Просто я более чем ясно сознавал, что таких ценностно-ориентированных дядечек я буду встречать на каждом шагу. А точнее – буду встречать их холодные, вечно недовольные то ли мироустройством, то ли самими собой, то ли пристальными взорами таких, как я, любопытствующих, мины. И вправду - на каждом шагу. Оксюморонно-удивительное однообразие.
И вот они...... Эти, словно тоже всем и всеми недовольные, серые костюмы (ну или черные, или синие – но, так или иначе, пике этой «от-кутюрной» фантазии не прослеживается). Эти тщательно выглаженные, крахмальные, девственной белизны сорочки (здесь, к слову, тоже допускается шунтирование нормы, хотя полубылинная однотонность непреложна). И апофеоз обличия – галстуки! О, эти до неприличия бессмысленные кусочки ткани! Кто вас придумал? За-чем?! О, галстуки! Как же вы диссонируете со всем остальным видом этих насупленных дядечек. О, галстуки! Благодаря вам их по-крепостному неприступный вид становится видоном. Никто не видит этого, и едва ли кто задумывается. Но ведь это так! Так? Да, наверное, так. До боли так!
.............................
Вижу эту вопиющую внешнюю дисгармонию – и меня разъедает червь сомнения: а есть ли у этих царственно-надменных дядей внутренняя монолитность? Есть? Нет? Приходят ли они домой после дня, проведенного в платочно-галстучной суете, в цинизмоемком угаре офисов, в паутине бизнес-планов и сулящих много всего «зелено- и желтобумажного» (вспоминая Чехова) договоров, в кабинетно-крючкотворном арго, и пускаются в притрапезные сентенции, обращенные к своим внимающим, еще небезнадежным, детишкам, о том, как надо и как нравственно? Кто их знает, этих мастодонтов современной «отгенеральнопрокурорской» морали. Карьера – ведь это тоже в каком-то смысле анагогия (да простят меня отцы церкви!), разве нет?