Прогорклое утро.

Смурь, смрад и смердь.

Ликующая на чужом мольберте, отчаянно совершившая ловкий спурт в уже, казалось бы, проигранном сезонном гите, маргиналка-осень вновь схватилась за погодно-настроенческие вожжи. Сплевывая и хныкая атмосферно-гудроновой взвесью, она кощунственно сбивает столь важную для грядущего дневания оптику утра.

Панорама из окна заключена в изуродованно желтом параллелепипеде канализационно-реставрационного "КамАЗа". Горизонт многоэтажен и кирпичен.

Прищур мелкомыслия и флер зыбкой ответственности выделяют людишку в оранжевом. Из тех, кого у нас нынче почитают чуть ли не унтерменшами. Наши "мирные народы" почитают, те, на лицах которых блуждает невозможность охватить все достовеличие их обиталища, эти кваснопатриотические твари, которых не только принудили площадно дрожать в наготе, но и заставили при этом славословить свою ливрею.
Подобное же состояние и у никак не могущей заступить зимы, той, что изредка нощно мастурбирует порошей на свою трехмесячную крахмальность.

Ватага оранжевых обступает чуть высящийся над бесцветным инкогнито чем, некогда, по-видимому, бывшим земельной твердью зеленостей, коричневый люк. Они снимают крышку, обнажая малодушную осень, ее кладезный характер.

Спустя некоторое время приоконные извилины деревьев и кустов окутываюся серой пеленой. Ее все больше, и она все гуще. Кажется, она уже проникла в жилище, нависла опозорившейся в апофеозе тучей посреди комнаты и вот уже диффундирует с обонятельно неповторимым ароматом Чего-то - то ли опостылевшего уюта, то ли неуемного порока, то ли неизбывного от беспричинности уныния, то ли......Не важно уже, ибо туча поглощена, вобрана со всей своей осенностью этим Чем-то. Пора занавешивать межсезонье.

Но нет: зычные прозвуки водопроводной махины - чеканящей свой ржавый ход - возвещают о паскудной изворотливости осени.

Возмещают за эту вожделенную многими бесконечность - не более чем беспринципную живучесть - глухие хлопки штамповки дверных замков. Пора. Каждая карусель когда-то остановится.