Двери открываются: остановка Московская площадь.

"Снежным мартовским днём..." нет не так... "одним типично декабрьским весенним утром..." в общем... когда зима босиком танцевала свой последний танец под холодным мартовским небом, двери старого трамвая открылись, и я направился по заснеженной улице Радищева к моему дорогому другу. Несомненно, я бы мог добраться до него гораздо быстрее и теплее, но я просто не мог преодолеть весь путь в тесной вечно спешащей маршрутке, или в запредельно наскучившим усатом четырёхколесном механизме, именуемым в широких кругах - троллейбус. Кто бы в таком случае ловил последние зимние снежинки, да чего уж так.. кто бы ещё присоединился к зиме в её последней танце?
Как бы то ни было это случилось, когда я подходил уже к старому доброму Визиту(1)[(1)-кондитерской фабрике, источающей чудесные запахи на ближайшие окрестности(прим. автора)]. У края дороги, чуть впереди, тормознула газелька, принадлежащая судя по виду "Посте России", из неё выскочил низенький странного вида человечек в униформе, молча вручил мне конверт, затем, также быстро скрылся в своей газельке и помчался дальше. Я внимательно оглядел конверт. На нём ничего не было заполнено, кроме графы "от кого". Там красавалось выведенное зелёными чернилами слово "Осень". Определив по солнечному циклу, что сегодня никак не 1-е апреля и уж точно не осень, я спрятал письмо в карман пальто до лучших времён(а точнее до встречи с другом)...
Стоило мне только прикоснуться к звонку, как дверь одной из квартир дома, притаившегося на задворках Радищева, распахнулась и предо мной предстала Элька в полном своём безумии. С растрёпанными волосами, перепачканной краской одежде и кисточками за ушами, по одной за каждым, причём с них продолжала капать краска.
- Рю! Сколько лет, сколько зим! - она смешко всплеснула руками.
- Ну зим не более, чем одна, это уж точно, - сказал я и вошёл в музей мгновений. Не свалку, как у меня в голове, а именно музей, тихий, существующий вне времени, музей вполне визуализированных мгновений. Визуализировать которые помогало Эльке, студентке 4-го курса худграфа, помимо всего прочего, её врождённое умение.
Посреди её комнаты, увешанной сплошь картинами её собственного и не только авторства, стоял мольберт с незаконченной картиной. На ней быстрые ручейки пробивались сквозь снежную корку на до боли знакомой улице, но сейчас не мог вспомнить какой.
- Ты что-то хотел рассказать, - напомнила она.
- Ну да, - я её предупредил при входе в это чудесное место, что должен ей кое-что рассказать, так как обычно мои мысли терялись где-то среди десятков мгновений...
- Открывай, - нетерпеливо сказала Элька, когда я закончил свой короткий и сбивчивый рассказ.
Я не слишком аккуратно разорвал конверт. на колени мне не спеша опустилось 3 кленовых листочка: 2 жёлтых, один красный. Больше внутри ничего не было.
- Мне кажется, осень просто забеспокоилась, что зима никак не уходит и люди уже совсем забыли о ней, - вот и решила тебе прислать письмо, - сказала Элька довольно.
- Нет. Не так. Она отдыхает где-то на юге и вот решила послать весточку, что с ней всё в порядке.
- А может с тобой не всё в порядке? - неожиданно серьёзно сказала она и рассмеялась.
- Тогда уж с нами, - сквозь смех сказал я.

А письма всё продолжались, и на слелующий день в почтовом ящике. И потом на столе, и затем в хлебнице. Но одним типично мартовским днём письма не пришло. А на мольберте в элькиной комнате появилось 3 кленовых листочка: 2 жёлтых и один...