Он снова был в этом месте. Шёл, загребая ногами листву и словно к чёму-то
прислушиваясь. К стуку своего молчащего здесь сердца, к своим бесшумным здесь
шагам и шелесту лежащей на земле листвы. Его здесь просто не существовало, но
тем не менее он здесь был и сейчас приблежался к небольшой поляне. Для себя он
называл это место Вечным Лесом, потому что этот лес существовал задолго до
него и будет здесь многие годы после него. Он был в этом уверен, потому что за
многие часы странствий здесь научился чувствовать по-настоящему. А ещё так
назывался лес в одной старой доброй сказке из далёкого детства.

Немного не доходя до поляны он остановился, заметив на ней стоящую к нему в
полоборота девушку. Она странно смотрелась в этом месте. Длинное чёрное
пальто, тёмные волосы непослушными прядями спускались ниже плеч. Девушка
смотрела на небо, держа в пуках вне всякого сомнения флейту. Он знал, что здесь
абсолютно невидим, но всё-таки почему-то остановился, как будто какая-то сила
задержала его на месте, давая шанс одуматься и вернуться. Но он решился. Всё
просто... один шаг, снова бесшумный шорох листвы, второй шаг... Он прямо перед
ней. Тонкие черты лица и устремлённые в небо глаза. Внезапно странный
механический и совершенно чужой в этом лесу звук огласил округу. Девушка
опустила взгляд и взглянула на него, - то есть сквозь него, как он тут же поправил
себя. Но нет, ошибиться было невозможно. Она смотрела прямо ему в глаза.
Внезапно она поднесла к губам флейту и заиграла.

Его огорчало лишь, что с так привязанной к батарее рукой было неудобно
смотреть на тот кусочек неба, который был виден здесь из окна. В свете полной
луны можно было различить его лицо, всё в синяках и свежих кровоподтёках. Он
не помнил как попал сюда, но понимал, что без этого кусочка неба ему никогда не
выйти из дверей этого здания, ставшего на восемнадцать лет его тюрьмой, которую они называли домом.

Девушка продолжала играть. Мелодия всё усложнялась, в неё вплетались новые
звуки. Казалось, что она стремилась охватить весь это лес, оплести его
невидимыми, но очень крепкими сетями и унести прочь.

Здесь тоже была осень. Та осень, которую в этих краях называют золотой. Клёны во всём величии и разноцветном убранстве окружили небольшой пруд. Было тихо. Он сидел на порожках каменной лестницы, сбегавшей к пруду, рядом с дувушкой. Он крепко держал её за руку, ему казалось, что если он отпустит, то весь мир в миг обрушится и похоронит его под своими осколками. Подул лёгкий ветерок, по озеру пробежала рябь, зашелестели листья. Казалось, что этот ветерок нарушил весь знакомый ход вещей этого маленького, но столь нужного мира.

Флейта всё звучала, мелодия становилась всё резче, переходя из одной
тональности в другую. Звуки становиились острыми, разрезая покой этого места.

Холодное, безлюдное место, где нашли покой многие поколения людей. Тишина, крупные хлопья снега, опускающиеся на землю в танце только под ими
слышимую музыку. Он совершенно один с пустыми глазами, стоящий напротив
одного из надгробий. Правая рука до боли сжимает в руке медальон, который уже
глубоко впился в ладонь. Алые капли крови, падая на снег, придают его чистой и
высокой белизне, что-то жутко-чужое и пугающее.

Неожиданно мелодия прервалась. Он почувствовал уже знакомое ощущение
возвращения в тот мир. Он всё ещё смотрел на девушку, а та на него. На
её лице появилась улыбка. Он попытался ей что-то сказать, но не успел. Он
открыл глаза. Стук капель дождя по подоконнику под далёкие раскаты грома и
звучащую где-то глубоко внутри флейту рождали что-то немылимо новое, но такое родное.