Аншлагбаум

Ночь. Южное побережье влажно дышит под полной луной. По горному серпантину, параллельно морю, летит чёрный бумер. Слева – море, справа – горы, впереди белеет шлагбаум. Бумер тормозит, встаёт, выключив фары и включив свет, мотор урчит.

В будке рядом со шлагбаумом спит старый дед в бескозырке «Стерегущий» и матросском бушлате на голое тело. Услышав шум подъезжающей машины, он просыпается, недовольно щурится на остановившийся метрах в 10 бумер и подтягивает поближе старую двустволку. Рядом со шлагбаумом - огромный щит: «Добро пожаловать в Южноморск – заповедник российского джаза» (вариант: «… Зону, свободную от музыкального мусора)». Улыбающиеся Утёсов и Орлова зловеще смотрят со щита на бумер. Из машины выходят 5 персонажей.

Маленький, но крепкий, в одних шортах на мускулистом татуированном теле, счастливый чувак, он же Юрец, с двумя высоченными полуодетыми обдолбанными девками (Блондой и Брюнеткой). Из кармана шорт Юрца торчит фотоаппарат, из-за руля выходит Серый – нервный провинциальный прощелыга, в гавайской рубашке и с толстой золотой цепью на шее, волосы сильно набриолинены и зачёсаны назад, он часто посматривает на часы. Рядом с ним – насупленный браток в модных бриджах и майке, надутый, весь на пальцах, он же Бугай, в руке у него - открытая бутылка шампанского.

Бугай: Это и есть твой сюрприз? Смешно. На КПП похоже. Тоже мне – экзотика!

Серый: Тихо-тихо, не надо шуметь. Это и есть КПП – таможня Пастуховская.

Бугай (бухтит): Выбросили бабки.. Нет, ну чё ты, местный корень, мог мне ещё показать? Пастух какой-то, таможня! Чё за понты деревенские?

Серый! Мы с Юрцом, мля, и на Ибице тусили, и на Гоа трансили , так что нас пробить – дорогого стоит.(срывается на крик) Чё ты паришь-то нас?

Серый(обиженно) Я, ребят, зря денег не беру. И никого не парю. Может я, конечно, и деревня – Ибицей и голотрансами и нас не удивишь. У нас этих голотрансов ибится не меряно здесь.

Юрец: Что за шняга? Кончайте гнать, поехали лучше голыми купаться!

Девицы оживляются.

Серый (глядя на часы): Пацаны, минутку. Если мой информатор не подвёл, счас всё будет.

На луну наплывают драные облака. Из темноты с той стороны шлагбаума, со стороны Южноморска, по горному серпантину летят два чёрных катафалка, которые при ближайшем рассмотрении оказываются ЗИМами.

Бугай и Юрец щурятся на дорогу, Юрец крестится.



Девица Блонда (возбуждённо): Круто! Это же Пастух с братвой!

Бугай: Да что за пастух, вашу мать?

Серый (ехидно) : Счас увидишь. Вы ж хотели экзотики – вот она, наслаждайтесь, только тихо.



Юрец начинает щёлкать фотоаппаратом.



Девицы: Ты что, ты что, нельзя. Убери скорее.

Юрец: Да ладно вам.

Бугай: Да мы же питерские пацаны, пусть только кто вякнет – уроем.



Из подъехавших к шлагбауму ЗИМов, включивших ближний свет, выходят четверо импозантных мужчин, одетых по моде тридцатых, в котелках и чёрных (ночью!) очках. Они пока не видят весёлую компанию, поскольку заняты важным делом: они молча подходят к багажниками ЗИМов, открывают их и оттуда, прорывая воплями тишину южной ночи, визжа, как оглашенные, начинают выскакивать голые мужики и бабы (не менее 10 человек), облитые дёгтем и обваленные в перьях. Не переставая орать и ругаться, они бегут в темноте куда попало, натыкаясь друг на друга, на шлагбаум, спотыкаясь и падая под улюлюканье и выстрелы в воздух людей в чёрном.

Бугай и Юрец, разинув рот с выпученными от ужаса глазами, смотрят на происходящее.



Бугай: Бля, да это же «Аншлаг» какой-то!

Юрец: Точняк! Глазам не верю.

Бугай: Смотри, маленькая в перьях, прямо летит, как воробей!

Пара монстров бежит прямо на бумер, который до сих пор не попадал в поле зрения бандитов Пастуха. Девицы начинают визжать и заскакивают в машину. Юрец и Бугай в ужасе уворачиваются от зомби в перьях, но их уже засекли люди в чёрном.

Серый, опрометью кидается к бумеру.



Серый: Скорей в машину, валить надо.

Бугай: Да подожди ты, самое интерес…



Первая пуля выбивает фотокамеру из руки Юрца, вторая разбивает бутылку в руке Бугая.

Через мгновение они уже в машине. Все вопят, бумер резко разворачивается и с визгом улетает прочь от нехорошего места.

Бандиты, не переставая стрелять по удаляющемуся бумеру.

Севыч: Серый, походу, совсем обнаглел, туристов по ночам возит! Кто-то стукнул ему, а, Пузо? Процентов не платит, пора у него бумер-то отнять. Ни днём, ни ночью нет житья от этих фриков!

Пузо: Да хрен с ним, пусть живёт, экскурсовод!

Антоненыч: Эй, Пастух, посвети-ка юмористам.



Фары у ЗИМа загораются дальним светом, освещая несчастным людям в перьях дорожку к морю, куда они дружно и направляются, падая и спотыкаясь на ходу. Бандиты достают из машин сумки и чемоданы аншлаговцев, выставляют их за шлагбаум, кладут аккуратно сверху сложенную одежду.



Антоненыч: А говорят, они несмешные стали. Врут! Ты посмотри, как бегут!

Севыч: Обхохочешься.



Пастух, вальяжно выходя из ЗИМа, в белом костюме, выплёвывает сигару, подносит мегафон ко рту.



Пастух: Граждане юмористы, спасибо за концерт, всё было очень и очень (пауза) смешно.



Один из бегущих, с огромным перьевым животом, останавливается, разворачивается и потрясая кулаками, задыхаясь, кричит:



Юморист: Сопляк! Клоун! Скунс! Ты не знаешь, с кем связался! Ты покойник! Вы все покойники!

Бандиты, приседая и корчась от смеха:

Вот умора. Ой не могу

Я ж тебе говорил, что он лучший! Охрененно смешной!

Пастух, стреляя в воздух: Ну ладно! Нам пора! Приезжайте ещё. Слушайте джаз!



Толстяк от бессилия скрипит зубами и кидает песком в сторону бандитов, которые садятся в машины, разворачиваются и через минуту растворяются в темноте.

Темнота, тишина, в небе полная луна и только в море плещутся, пытаясь оттереть дёготь и перья незадачливые артисты.



***

Кто такой Пастух ???



Чёрный бумер летит за 200 по серпантину, сзади – абсолютно белые и молчащие Юрец и девицы. Серый, приходя в себя, начинает нервно посмеиваться.



Серый: Ну как вам наша джаз-банда? Прикололись? Не жалко денег?

Бугай, отрывая руки от лица: Жесть! Ты чего, гад, предупредить не мог?



Серый: Не мог, вы ж сами острых ощущений просили, бабки заплатили, да и потом, вы б всё равно не поверили, чтоб весь город поголовно джаз слушал и распевал, чтоб людям телевизоры смотреть запрещали – тока новости, да Культуру, да чтоб заезжих музыкантов всячески мучили, вы б в такое поверили?

Бугай: Спасибо, друг, теперь поверили. Гони дальше!

Серый: А я не гоню. Вот уже пять лет, как городишком этим южноморским правит самая, что ни на есть, лютая джаз-банда «Весёлая бригада» под предводительством Кости-Пастуха. Его на зоне Карл Иваныч короновал – слыхали про такого?

Бугай: А как же – Папа Карло – пожизненку тянет.

Серый: Ну вот. А Пастух, короче, всегда был на джазе сдвинутый, на Утёсове. А Папа Карло тоже старый джазмен. Короче, откинулся Пастух, собрал джаз-банду и стал в городе свои порядки наводить. Сколько народу полегло!

Бугай: Нет, подожди, чего-то я не пойму. У нас все пацаны нормальные шансон слушают, и чего теперь? Кто, например, попсу или джаз включит – мочить что ли? Бред какой-то.

Серый: Во-во. В Южноморске тоже сначала прикалывались над Пастухом. Сколько народу блатного полегло зазря. Зато теперь в его банде только джазмены реальные. Они, типа днём дела свои криминальные ворочают, за порядком в городе смотрят, а вечером песни репетируют. Каждую субботу у них концерт. Сначала пинками народ сгоняли, а теперь все привыкли – гордятся даже, что у них город такой особенный. В кинотеатре у них всего три фильма идёт, вот уже три года, с тех пор, как Пастух их застроил, – «Весёлые ребята»,

« Мы из джаза» и «Серенада Солнечной долины».

Бугай: Скучища. Вся молодёжь из такого пионерлагеря давно б уже посваливала-то.

Серый: Так, вы же видели, как Пастух их развлекает! Он раза два в месяц всякую попсу привозит и изголяется над ней, почём зря.

Девицы, приходя в себя, подключаются к беседе.

(Далее Зритель видит описание измывательств над артистами в виде комиксов)

Брюнетка: Да-да, я ездила к ним – на «Зверей» в зоопарке смотреть.

Бугай и Юрец: Чего?!

Серый: Ну это, когда Пастух группу «Звери» на центральной площади в клетки посадил. Целую неделю в Южноморске свой зоопарк был.

Блонда: А ещё как-то неделю дельфинарий был.

Серый: «Фабрику» месяц на прядильной фабрике отработать заставили.

Брюнетка: «Касту» голыми заставили сахарную свёклу копать!

Бугай: Зачем?

Блонда: Ну, для усиления образа, тростник-то у нас не растёт.

Серый: Ну и чтоб нашли свои негритянские корни.

Бугай: Он чего, расист? Негров не любит?

Серый: Нет, своих любит! Армстронга, там, Фитцжеральд, даже Дулину нашу любит, которая в кино негритянкой джаз пела. Она у него, как икона, наряду с Утёсовым. Короче, он про чёрные корни джаза знает, просто рэп не любит. Кстати, про «Корни». Вы про группу «Сучья» слышали?

Юрец: Сучья – в смысле бабская?

Бугай: Что за сучья группа?

Серый: Ладно, не важно, в общем, «Корней», бедных, врыли по колено в городском саду. Ну а «Стрелки»-то вообще забили.

Бугай: Насмерть?

Серый: Да нет, просто забили двери клуба, и сутки им фонограмму их крутили на полной громкости.

Блонда: А вот Верка Сердючка – молодца! Сбежала от них. Пастух так злился – неделю болел, убить её обещал.

Брюнетка: С «Руки вверх» вообще смешно было. Концерт у них на площади был. Ну свет там, шоу всяко-разное, начинается концерт, на сцену Пастух с братвой заваливается – все со шпалерами – и берут их на мушку, типа «Хэнде хох!». Так они весь концерт с поднятыми руками и простояли. Пока фанера их не отыграла.

Юрец: А Катю Огонёк не Пастух запалил? Ха-ха.

Серый: Про это не слышал, а вот про «Лесоповал» с «Воровайками» могу рассказать.

Бугай: Не надо - не надо, достаточно. Чего же они к ним ездят-то звёзды эти звезданутые, беспредел какой-то.

Серый: Сам до сих пор не пойму – летят, как мотыльки, на свечку. Может, им мёдом здесь намазали.

Бугай: Ну всё, братан, кранты вашей весёлой бригаде, не на тех наехали, клоуны беспонтовые.

Серый: Давно пора. Флаг вам в руки – барабан на шею.



***

Карл Иванович и Люба

Яркий солнечный день. По тюремному двору разбрелись унылые зэки. Высокая тюремная стена обнесена колючей проволокой. В теньке стоят двое: старый вальяжный вор с благородной осанкой и молодой – в чёрной майке , весь в татуировках и с саксофоном в руке.



Старый вор: Константин, пришёл ты на зону 5 лет назад плохим вором и плохим музыкантом, а выходишь красиво – маэстро в законе.

Пастух: Спасибочки, Карл Иванович, за науку джазовую – век не забуду. И вообще, что уму научил, на ноги крепко поставил.



Старик обнимает Пастуха до треска в костях.



Старик: Жаль, мне на твоих концертах не джемовать, не бывать. Я тебе свой фрак отдам – я в нём с Утёсовым играл. Обещай, что сыграешь в нём в Москве!

Пастух, с трудом высвобождаясь из объятий старика: До чего ж вы, немцы, народ сентиментальный. Карл Иваныч, да я и сейчас Вам сыграю с удовольствием. Что сыграть-то?

Старик: Вот это, - показывая пальцем на воробьёв, сидящих на колючей проволоке.



Пастух, глядя на них, начинает играть на саксе. Один из заключённых начинает тупо смеяться, остальные, наоборот, подтягиваются к Пастуху поближе, на лицах – натянутое выражение восторга. Один из них хриплым шёпотом говорит другому, показывая пальцем на смеющегося:



Заключённый: Новенький, вчера пришёл, бедолага.



В этот момент к весельчаку быстрым шагом подходит Пузо в чёрной робе и вырубает его прямым ударом в челюсть.

Пастух играет, Карл одобрительно кивает головой, на вышке заслушался часовой. Вдруг один из воробьёв на колючей проволоке громко чихает, нарушая «идиллию», соседний воробей падает замертво, а остальные разлетаются. На зоне воет сирена, постепенно переходящая в звонок мобильника, играющего «Нам песня строить и жить помогает». Картинка расплывается. Пастух нехотя разлепляет глаза, берёт трубку. Он в кровати, в своей богатой спальне.



Пастух: Да ! Чего? Слушай, мне опять зона снилась, Карлуша, а тут ты со своими делами. Ну хорошо-хорошо. Городской банк, отец родной. Помогу, конечно, на том стоим. Что за фермер? В Беленджике? И много он городу задолжал? До хрена. Лады. Сегодня у нас концерт, суббота – ты же знаешь, а завтра мы с пацанами прокатимся – решим твои проблемы.



Кладёт трубку.



Пастух: Люба! Где мой костюм, женщина?!



Над огромной кроватью Пастуха портреты Утёсова, Орловой, Дулиной и Армстронга. Входит злая красавица – Люба, кровь с молоком, в руках у неё вешалка с белым костюмом.



Люба: Ты зачем ночью по бедным юмористам стрелял? Тебе музыкантов мало?

Пастух: Бедным? Чтоб все такие бедные были! Полстраны уморили своей уморой. А музыкантов мало. Попса чего-то не едет больше – даже странно. Чем я им не угодил?

Люба, бросая костюм на кровать: Придурок! Как до сих пор из Москвы войска-то не прислали, десантные – мозги твоей «Весёлой бригаде» вправлять.

Пастух: Сам удивляюсь. Ты лучше, дура такая, скажи – нафига ты фрак папы Карло в камине сожгла? Ты же знала, что это моя главная реликвия! Или ты решила, что я царевна-лягушка?! А?! Мне вот опять зона снилась, Карл опять меня про фрак спрашивал, не стыдно, Люб?

Люба садится на кровать, обнимает Пастуха.



Люба: Костя! Завязал бы ты со своим джазом. Над тобой же смеются все за глаза. У всех баб – пацаны нормальные, трёх слов связать не могут, а у меня – Паганини. Опять сегодня на концерте фанатки малолетние в штаны к тебе лезть будут!

Пастух: Что за погоняло – Паганини? Я – Пастух. И я такой не один – нас в банде пятеро, все красавцы. Хочешь, тебя в «Весёлую бригаду» возьмём? Научись джаз играть – и вперёд!



Люба отталкивает Пастуха и резко встаёт с кровати.



Люба: Джаз, джаз! Только и слышу! Всю жизнь мне твой джаз перепахал. Только попробуй приди сегодня с помадой на наглой роже – я тебе дам джазу!

Костя: Ну как такую не любить!



Люба выходит. Пастух надевает костюм, кладёт пистолет в кобуру, берёт саксофон, поглаживает его и насвистывая, выходит из комнаты.



***

Москва. Офис продюсера модной группы «Сахароза».

На гигантском диване – вся группа во главе с заплаканной солисткой. Молодые «музыканты» сильно возбуждены – кто-то грызёт ногти, кто-то нервно всхлипывает.

За необъятным столом сидит директор группы Гоша – здоровый бандитского вида прощелыга со свежим бланшем под глазом. Он с трудом пишет объяснительную, дёргая носом и повторяя текст вслух.

Продюсер – благообразного вида седовласый джентльмен – стоит ко всем спиной и как-то задумчиво посматривает в окно.

На стене висит карта постсоветского пространства, утыканная флажками, рядом – вычурная икона в золотом окладе с грустным Господом.



Директор: Потом эти подонки заставили их выйти на сцену и отыграть без фонограммы весь концерт!

Продюсер, на лице которого брезгливость борется с интересом (поворачиваясь): Вживую?! Гоша! Ну чего ты лепишь? Какой концерт? Кто здесь умеет играть?!

Один из музыкантов: Мы умеем. Немного.

Продюсер (искренне удивляясь): Да??? Я не знал. Зарплату вам что ли поднять? Круто! Может ты, красавица, ещё и спела?



Вокалистка начинает рыдать в голос.



Гоша: А что было делать? Они за кулисами, все со стволами, сказали, что всех положат, меня вообще вырубили сразу. Конечно, Юля спела, любой бы запел на её месте.

Продюсер: Полный пипец. Значит, пела таки. А они, значит, всё это ещё и сняли. Красота!

Юля(истерично, глотая сопли. Сквозь рыдания): Борисыч! Их надо убить! Запись забрать! Как ты мог нас туда отправить? К этим уркам! Пошли туда ребят, пошли туда ментов… Ты представляешь, что будет, если они отдадут ЭТО на TV. Это же конец проекту!

Продюсер: Тихо тут. Не истери, кукла заводная! Никого сейчас безголосыми певицами не удивишь, даже такими! Вот, если б ты умела петь, тогда действительно была бы сенсация. Это всё Матвей, котяра, подсиропил мне. Славный город у моря… двойной гонорар… моих парней на руках носили…

Ладно. Слушайте, что я вам всем скажу. Никуда мы заявлять не будем, нечего из избы сор выносить, у вас в этом месяце ещё 15 концертов. Вот вам бабосы: два дня отдыхать, приводить себя в форму – и вперёд – вас ждёт Сибирь! И никому ни слова. Всё ясно?

Все: Ну да…

Продюсер: Тогда – с глаз долой! Да, Гоша… Если тебя ещё хоть раз где-нибудь вырубят, я вместо тебя возьму бультерьера – толку будет больше. Вырубать должен ты! Понял? Погоди, останься – расскажи мне, чего ж Юлька-то пела – она ж половину текстов не знает.

Гоша: А она пела всё, что знает. Модные всякие песни, ну там свои какие-то слова придумывала. Несло её не по-детски.

Продюсер: Долго?!

Гоша: Нет. Минут 15. Потом, когда в зале упыри эти местные все от хохота попадали, и бандосы эти тоже от смеха не смогли на мушке никого держать, я их со сцены увёл. Оператор у них, сука, стойкий оказался – смеялся, но снимал. Как все хлопали – ты бы слышал. Как Пугачёвой! Пастух, их главный, сказал, что он так даже над Моисеевым не смеялся, девчонка, говорит, у вас – клад. И ещё слушать джаз велел.

Продюсер (рассеянно): Джаз? Какой джаз? Неужели Матвей, иуда, с этим фраером заодно? Съёмку выкупить не предлагал?

Гоша: Нет, Нас сразу вывезли из города, от греха подальше. Юлька плакала.

Продюсер: Ну, ладно, ладно, сиротки мои, хватит, а то я сам сейчас заплачу. Купи ей тачку клёвую. Иди, Гоша, к ним – успокой. Такая у них, артистов, судьба – народ развлекать.



Оставшись в одиночестве, Борисыч обводит красным фломастером на карте Южноморск, задумчиво бормочет.



Продюсер: Джаз… Эх, Матвей-Матвей, старый ты… Откуда ж здесь ноги растут? А может и правда пора музыкой заняться, а не этим фуфлом. Джаз-джаз-джаз…

Борисыч наливает себе виски, выпивает, задумчиво смотрит на бокал, бормоча: «Счас-счас-счас, джаз-джаз-джаз», тут его лицо озаряет светлая мысль – он поднимает указательный палец.

Садится за стол, берёт телефон.



Продюсер: Алё, Рустам? Как дела, брат? И у меня. Как твои орлы колесят? Ну и отлично. Хороших промоутеров подкинуть? Ну, записывай. Городок такой есть на Чёрном море, не поверишь, рай земной, встречают на ура, двойной гонорар! Не за что, дорогой. Сегодня я тебе помогу – завтра ты мне. Мы ведь одно дело делаем, несём культуру в массы, пиши телефон, да, предоплата полная, без проблем, мои только что оттуда…

Со стены на продюсера укоризненно смотрит святой лик.



***

Поезд «Москва – Беленджик». СВ Дулиной.

Дива сидит у окна, любуется пейзажами, за окном появляется море. Дверь СВ резко распахивается, и туда заваливается дочь Дулиной – Жаннет, светская львица.



Дулина: Жанночка, смотри – море! Каждый раз, когда оно появляется за окном – радуюсь, как ребёнок. Ну посмотри, какая красота! Скоро Беленджик.

Жанна молча ложится, закрывшись от мамы модным журналом с собой на обложке.

Дулина: Жанна! Ты что-то часто бегаешь в туалет. С тобой всё в порядке?

Жаннет (из-под журнала): Угу.

Дулина: У тебя, кстати, пудра на носу.

Жаннет: Да? (трёт нос) Всё шутишь, маман? Мне так надоел этот поезд долбаный!

Дулина: Ну, я бы тоже полетела, но эти твои папарацци оккупировали все аэропорты. Ну ничего, вот уже и подъезжаем. В Беленджике чудно: мэр города даст нам президентские апартаменты, бархатный сезон заканчивается – народу почти нет, без макияжа нас никто и не узнает.. Чёрные очки, шляпки – романтика… Отдохнём недельку, пока в Москве страсти не поулягутся, и улетим.

Жаннет: В гробу я видала этот твой Беленджик! Неделю без приёмов, раутов, презентаций! Я два показа в Париже пропущу, MTV-шную тусу в Кремле – повеситься можно!

Дулина: Жан! Может ты забыла, но это из-за твоей замечательно сорвавшейся свадьбы мы сюда едем. Я запись отложила, концерты отменила, а ты – тусы…

Жаннет(откладывая журнал) Ма, ну ладно. Спасибо. Ты одна меня всегда спасаешь. Но я же не виновата, что вокруг одни кретины. Как они мне надоели – эти газовые принцы, нефтяные царьки, медиамагнаты сраные. И все лезут ко мне со своей любовью!

Дулина: Все лезут? Ну а чего же тогда от тебя твой пивной король убежал, принцесса? Прям из под венца?

Жаннет: Козёл он, а не король. Не убежал он. Сто раз я говорила – я сама его на хрен отправила. Заваливаю в Сохо с Бритни в «Сакуру» на закрытый показ, до свадьбы – три дня, зашла совершенно случайно в мужской туалет, а там мой женишок со здоровенным негром…

Дулина: Жанна! Только без подробностей! Тем более, что я их уже сто раз слышала. Тебе надо отвлечься.

Жаннет: А чего ты сама меня заводишь, раз всё знаешь! (после паузы, не в силах успокоиться) И главное, такой, говорит спокойно так: «О, Жанусик, ты разве не в Нью-Йорке? А мы с Полем тебе бельё смотрим…» А сам – в моих трусах! Я ему – штаны надень, жених хренов – и ушла. Ну, дала ему пару раз по морде, конечно. Ногой. И ушла с негром. Вот ведь, понесло меня в Сохо! Пивной король!

Дулина:(задумчиво) Да… Все могут короли! А свадьба-то какая должна была быть. Может, тебе всё-таки, доча, из нашей тусовки с кем-то общаться?

Жаннет: Старая песня. С музыкантами-певцами-продюсерами… Спасибо, ма: с алкоголиками, наркоманами, пидорасами, ничтожествами с манией величия наобщалась в детстве. Да я лучше с криминалом затусую, с ворами в законе. Вот прямо в Беленджике и затусую. Найду себе чистого провинциального Зорро с цепурой на шее, чтоб за меня и в огонь, и в воду, чтоб кулаки, как арбузы. И тебе какого-нибудь Аль Пачиняна присмотрим!

Дулина: Н-да, принцесса… Перспектива на неделю сногсшибательная. Отдохну душой и телом.



***

Южноморск.

Пастух идёт вдоль навороченного забора своей виллы, в руке у него бейсбольная бита, которой он отстукивает ритм по металлическим прутьям. Он поёт: «И тот, кто с песней по жизни шагает, тот никогда и нигде не пропадёт».

У дороги стоят ЗИМы, там собрались Ромеро, Пузо, Антоненыч и Севыч с инструментами в левых и оружием в правых руках.

Антоненыч: Шеф сегодня в духе. Дадим вечером джазу!

Пастух подходит.



Пастух: Привет, бычары! Строить и жить!

Банда: Салют, маэстро! Всех построим и заживём.

Пузо: Пастух, помнишь, мы ночью по бумеру палили, ну, Серый туристов ночью привозил, помнишь?

Пастух: Ну и чего? Он пожаловался маме?

Антоненыч: Почти. Там это, пацаны питерские были, типа крутые, ну и с утра, короче, в офис звонил бригадир их – редкий такой дятел – стрелку у шлагбаума забил на 6 часов.

Пастух: Круто, круто. Из Питера уже на разборки прилетают. Может и впрямь реальные демоны. Только у нас же в 6 настройка… Ну ладно, Антоненыч с Ромеро нас настроят, – на стрелку втроём съездим, там и репетнём.



ЗИМы подъезжают к офису-ангару банды, он же – репетиционная точка. Над входом вывеска: «Джаз дал нам всё – у нас больше нет проблем!» Все заходят внутрь. В здоровенном ангаре – один стол с телефоном, стены увешаны портретами великих джазменов и мафиози 30-х годов, а также – Дулиной и Путина. Стоит репетиционный аппарат, над которым транспарант: «От саксофона до ножа – один шаг!» (и наоборот), а у дальней стены стоят различные расстрельные мишени, на которые наклеены фотографии российских поп- и рок-идолов.



Пастух (любуясь портретом): Эх, хотел бы я с Дулиной дуэт замутить. Никто лучше неё у нас в стране джаз не поёт. А в Москве её совсем замордовали, такую хрень заставляют петь – уши вянут. Кстати, битлы, завтра едем в Беленджик, там какой-то фермер год назад у нашего Городского банка кредит взял немереный и уже давно процент не платит, ПАПА банковский просил съездить - получить. Ну что, репетнём?



Бандиты расчехляют инструменты и начинают играть свой шлягерок.

Пузо садится за барабаны, Антоненыч встаёт за клавиши, Севыч играет на большом чёрном контрабасе, Пастух – на саксе, Ромеро – на гитаре.



***

Стрелка у шлагбаума.

Вечереет, спокойное море тихо катит серые волны, в будке у шлагбауме сладко спит дед-охранник, рядом со шлагбаумом стоят 3 геленвагена. 10 серьёзных парней напряжённо курят рядом. Все, несмотря на тёплый октябрь, в длинных пальто и чёрных шерстяных шапках. Рядом с главным, по имени Куня, с железными скрепками на разбитом боксом лице, крутятся возбуждённые Бугай и Юрец.



Куня (устало): Ну где эта ваша «Весёлая бригада»?

Бугай: Я же говорил - зассут, беспредельщики деревенские.

Юрец: Куня, ты бы видел этих клоунов: одеты, как Чарли Чаплин.

Бугай: Короче, ты выстави им по полной.

Юрец: Ещё можно тачки у них забрать. Я в Купчино коллекционера одного знаю, Родю, он на ЗИМы только так западает.

Куня: Короче, у нас из Сочи самолёт обратный – в 9, мне ещё Армену надо меринов обратно отогнать, так что, если ваши шуты через 5 минут не появятся, я на вас стрелку переведу.

Юрец: Да вот же они.



В клубах пыли подъезжает ЗИМ. Прямо из этих клубов пыли, как черти, вырастают Пастух, Пузо и Севыч. Они в бронежилетах, котелки надвинуты на глаза, в каждой руке по пистолету. Питерские слегка ошарашены, но по-прежнему грозны.



Куня (Бугаю): Какая же это бригада – это три гада!

Пастух: Господа, питерские, вы наехали на «Весёлую бригаду», у нас через полчаса концерт, поэтому предлагаю обойтись без песен и сразу перейти ктанцам.

Куня: Чего ты трёшь, клоун?

Пастух: Никто из вас, надеюсь, в джаз-клуб на Загородном не ходит?

Куня: Чё?

Руки питерских тянутся к оружию.

Пастух: Ну и слава богу.



Пастух с братками начинают палить, как в тире, с невообразимой быстротой, причём делают это так, чтобы выстрелы создавали ритмический рисунок их песни.

Через минуту у гелентвагенов лежит 10 трупов. Пастух и братва молча снимают котелки, картинно прижимают их к груди, надевают обратно.



Пастух: Быстро отстрелялись. Слышь. Пузо, кажись, ты слажал в первой доле.

Пузо: Не может быть.

Севыч: Слажал.

Один из трупов неожиданно приходит в себя и, хрипя, тянет дрожащую руку к пистолету.

Пузо (моментально добивая его): Точно. Слажал. Надо больше репетировать.



«Весёлая бригада» садится в ЗИМы и исчезает в клубах пыли также быстро, как и появилась. Из будки у шлагбаума выходит недовольный сторож, разводит руками.



Старик: Опять двадцать пять! Это ж сколько работы! Всё ездют и ездют. А потом убирай их! Мне за это денег не плотют. И чё им дома не сидится?



Ворча и чертыхаясь, старик достаёт из будки лопату, канистру с бензином – грузит всё это в один из трофейных геленвагенов, туда же он начинает планомерно загружать трупы, отгоняя слетающихся на побоище чаек.



Старик (закончив и утерев пот со лба): Эх, полным-полна моя коробочка…

Сторож подмигивая наблюдающим с плаката Орловой и Утёсову и напевая «Удивительный вопрос – почему я труповоз?», садится в мерс и едет по незаметной узкой горной дороге, которая петляет от шлагбаума в синие горы.

Почти сразу горы перед геленвагеном расступаются, и он въезжает в широкое ущелье, превращённое в кладбище сгоревших крутых иномарок. Некоторые остовы ещё слабо тлеют, во все стороны от них разбегаются ряды скромных могилок. Сторож, кряхтя, вылезает из машины и начинает копать, над ним кружатся вороны, над ущельем сгущается мрак. Тишина.

Внезапно над горой взлетают салютные залпы, врубается громкая музыка – это в Южноморске начался субботний концерт «Весёлой бригады».



***

Южноморск. Центральная площадь.

Площадь заполнена веселящимся народом , сзади на возвышении – VIP-трибуны руководства города. На сцене полная драйва «Весёлая бригада» (контрабас, саксофон, гитара, клавиши, ударные) играет какой-то явный свой суперхит. Вся площадь, как один, подпевает Пастуху. Фанатки визжат и пытаются пробраться на сцену.

Толстые чиновники в VIP-зоне вытирают пот со лба, отбывая концертную повинность, их матроны, наоборот, с интересом наблюдают за происходящим на сцене.

Над VIP-трибуной транспарант: «Сегодня он играет джаз – а завтра Родину спасёт!»

Худая матрона: Зина, посмотри на этих дур малолетних у сцены, визжат, как свиньи, за ноги Костю хватают. Того и гляди – стащат и оттрахают.

Толстая матрона: Да ладно те, Клав, мне бы скинуть чутка – я б сама у сцены прыгала зайкой!

Худая матрона: Чего скинуть-то? Годков или килограмм –дцать, а , Зин?

Толстая матрона: Ой, уела, блин! Джаз, между прочим, музыка для толстых.

Худая матрона: Ха-ха-ха!

Мент-Полковник: Тихо вы, вороны, раскаркались!

Унылый ментовский полковник склоняется к уху главы города.

Мент: Иваныч, у КПП опять сегодня стрельба была, 10 трупов – минимум. Два джипа – трофеи.

Губернатор: Кузьмич, когда же это кончится, а? Жили ж мы без этого джаза-шмаза. И жили хорошо!

Мент: Иваныч, не шуми. В городе – порядок, народ доволен. А кто там за периметром полёг - пока не наше дело. Знаешь, рано или поздно найдётся и на нашего Пастуха Серый волк с большими зубами. Пусть пока попрыгает и ножками подрыгает…



Тут заканчивается очередная песня и вся VIP-трибуна в едином порыве с толпой на площади вскакивает, начинает хлопать и кричать «браво!».





Аплодисменты народа на площади потихоньку переходят в редкие хлопки, затихают и, наконец, после паузы звучит смачный мясистый шлепок.



***

Ночь. Вилла Пастуха. Спальня.

Люба в ночнушке отвешивает Косте зычные оплеухи. Он прикрывается руками, слегка пьян и полон осознанной вины.



Люба: Козлина! Пришёл домой с засосом! Пошёл вон со своим сексофоном!

Пастух: Люба… Любочка… Я ж артист, Люба. Я ж с песней по…

Люба : Морде!



От последнего удара грозный Пастух вылетает из дверей спальни и падает в коридоре. Дверь в спальню с треском захлопывается. Пастух подползает к двери и робко скребётся.



С той стороны в дверь ударяет что-то тяжёлое и железное.



Пастух: Ой, ля, саксофон. Ну как такую не любить!



С трудом держась на ногах, Костя перебирается в просторную кухню-веранду. За окном тренькают цикады. Пастух достаёт из холодильника большую бутылку виски, садится за стол, на котором светится уютом аквариум с большой золотой рыбкой, и начинает, стакан за стаканом, изливать рыбке душу.



Костя: …Люба и джаз, а ещё парни мои – музыканты – вот весь мой кайф от жизни, дурёха хвостатая, понимаешь?



Чокается с аквариумом, выпивает, наливает новую.



Костя: Думаешь, я не понимаю, что меня и джаз все любят здесь только из-под палки, а Любка ваще ненавидит. Вот если б я родился лет сто назад! Эх, были времена… Что за люди были: Утёсов, Аль Капоне… Ты «Весёлых ребят» видела? А «В джазе только девушки»? Ничего ты не видела, голда плавучая.

Ну, будем!



Чокается. Выпивает, наливает.



Костя: Ты думаешь, я кто – бандит?! Нет, я артист, понимаешь? Вот и Любка не понимает. Настучала мне в тыкву – я любую другую пристрелил бы, а эту люблю. Любовь, понимаешь, почти Орлова. А засос этот – это ж фанатки, они, как рыбки золотые, как ты – для красоты. А Любка – для любви, понимаешь? Эх, скука, бытовуха. Масштаба мне не хватает. Эх, если б мне, как Утёсову, попёрло, ну как вот в старом фильме, чтоб все любили нас, чтоб все любили джаз, чтоб с песней по жизни. За Любовь!



Чокается с аквариумом с такой силой, что стакан чуть не трескается.



Рыбка: Тише ты, морда пьяная. Достал ты меня. Исполню я твоё желание, пока ты аквариум не разгрохал.

Пастух: Всё. Пора спать. Белочка пришла. Вобла разговаривает.

Рыбка: Сам ты во-бля! Бери аквариум и тащи к морю, пока моя царская милость не передумала.

Пастух: Что ж я пил такое – рыба мной командует! Западло!

Рыбка: Быстрей, разбойник, а то передумаю. Помогу тебе, тряхну стариной.



Пастух, перекрестясь на портрет Утёсова, берёт аквариум в охапку и, как зомби, еле держась на ногах и расплёскивая воду, выходит с веранды. Он идёт по направлению к морю, которое дружелюбно плещется метрах в ста от дома. Пастух идёт, напевая, : «Во дела, ночь была, всех пиндосов разбомбили мы до тла»



Рыбка: Тихо, лиходей, не выплесни меня на пляже. Останешься без будущего.

Пастух: Во дела, - движется к морю

Рыбка (тихо): Сам напросился. Как в кино – не обещаю, но весело будет.



***

Утро. Берег моря у виллы Пастуха.





На освещённом солнцем песке съёжился Костя, рядом – пустой аквариум. Над ним склонились Севыч и Люба.

Люба: Живой, гад.

Севыч (виновато): Хороший сейшн был вчера у нас, Люба! Жалко, ты не ходишь совсем на концерты наши.

Люба (зевая): Ага. Без меня лядей хватает. Вон шеф ваш, красавец писаный, пришёл с засосом, выжрал вискаря бутылку, ещё, похоже, рыбкой моей любимой закусил. Людоед! Уйду я от него.

Севыч: Ты что, Люба. Нельзя. Пастух же завянет без Любви.

Люба: Ладно, будите - забирайте. Я дальше спать пошла. Небось к тёлкам в Беленджик собрались. Смотри у меня – Любовь нечаянно нагрянет, когда её совсем не ждёшь. – показывает Севычу крепкий кулачок.

Севыч: Это к шефу. Он сказал – к фермеру едем.

Любовь: Значит, точно к тёлкам. Смотри, я проверю.

Уходит домой.



Севыч боязливо начинает трясти Пастуха за руку, к ним подтягиваются Пузо, Ромеро, Антоненыч и склоняются над Костей.



Пастух: Где я?!



Мы видим картину глазами Пастуха – она чёрно-белая.



Пастух: Что за чёрт?! - с силой бьёт себя по голове, и мир обретает прежние яркие краски. – О, битлы! Ну и нажрался я вчера – ничего не помню.

Пузо: Ну это, как всегда.

Севыч: Маэстро, нам в Беленджик пора, к тёлкам!

Пастух (резко вставая): Поехали

Новая Весёлая Бригада
Страница 2 из 4

***

Беленджик. Ферма Гуру.

ЗИМ стоит перед тяжёлыми ржавыми железными воротами с полустёртыми красными звёздами в бетонном заборе на окраине Беленджика.

Весёлая бригада, кроме Пуза и Ромеро, - в машине.



Севыч (докладывает Пастуху): Иван Иванович Гуров, он же Фермер, он же Гуру, полковник ГРУ в отставке, 15 лет служил в Индии, интересовался йогой, вегетарианец, разведён, в последние годы занимался бизнесом в Южноморске, взял год назад ссуду здоровую, взял в аренду территорию бывшего закрытого военного санатория, закупил коров, свиней, коз и других тварей и решил устроить здесь образцовый скотный двор, обещал мясо в город поставлять – не поставил ни грамма. Полгода назад перестал выходить со своей фермы и перестал выходить на связь.

Пастух: Совсем, похоже, у чела чердак отъехал. Странная история, не нравится мне всё это. Хорошо, что мы Пузо с Ромеро с тыла заслали. Только что-то они долго на связь не выходят, ладно, похоже, наш выход. На сцену, ребята.



Пастух, Севыч и Антоненыч подходят к воротам и стучат в них рукоятками пистолетов:

- Фермер, открывай! Должок!

- Открывай по-хорошему!



Никакого эффекта. Бандиты перелезают через бетонную стену и попадают в райский сад. Деревья гнутся под тяжестью фруктов, кругом цветы, буйство красок, трели птиц. По саду гуляют счастливые коровы, козы, овцы с цветочными венками на рогах. Вдалеке между деревьями стоит огромный накрытый стол, на нём – фрукты и молоко в плошках. За столом, на столе, под столом – кормятся коровы, козы, лошади, свиньи, кролики. Туда и направляются обалдевшие бандиты. Маленькая свинка с радостным визгом бросается под ноги Пастуху и начинает скакать рядом.

Пастух (под нос): Если кабанчик, Вадиком назову. (Свинка трётся о его ногу) – Нет, свинка! Дуськой назову.

Севыч: Чего?

Пастух: Ничаго! Смотри – вон где они.



Во главе стола сидит бритый наголо загорелый дочерна Гуру в расшитом сари, руки его скрещены на столе. С двух сторон от него сидят Пузо и Ромеро. При ближайшем рассмотрении становится видно, что они связаны, а рты их заткнуты яблоками. В руках у Гуру – два ТТ.



Пастух (неестественно размеренным голосом): Слушай, старик, у тебя столько клёвых тёлок и вообще, похоже, ты любитель всего живого и красивого, неужели ты хочешь залить свой прекрасный сад мозгами этих двух милейших джентльменов.

Гуру: Пастух, не ёрничай. Я вас сюда не звал. Ваши жизни для меня не дороже удобрений. В моём мире нет места для упырей. У меня предложение – я вас отпущу, а вы скажете банку , что Фермер всё пропил, вы его убили и дело с концом. Тем более, что Фермера и вправду больше нет. Есть Гуру! Идёт?

Пастух: Может идёт, а может и не идёт. Пока не знаю. Фермер, тьфу, Гуру, ты абсолютно свихнувшийся кретин, ты должен денег банку, а я должен как-то решить эту проблему. Нужен компромисс, твою мать.



Гуру поднимает пистолеты и приставляет их к головам связанных бандитов.

Гуру: У меня нет денег. Зачем они мне? Я живу в раю. Со своими друзьями. Я их не ем и не продаю – как и ты своих. Фрукты, овощи, молоко – у меня всё есть. Банк вложил свои деньги в рай, по-моему, неплохое вложение. А свихнулся я не больше, чем ты со своим джазом в Южноморске. Мы родственные души, Пастух, я отпущу вас из рая живыми – немногим это удавалось. Хороший компромисс, а?

Пастух: Н-да… (он явно растерян).



Вдруг из тени к столу, неожиданно грациозно, подбегает белая красивая корова с большими умными глазами и огромным венком на голове и встаёт между столом и Пастухом.



Гуру (в страшной экзальтации): Маша! Глупая корова! Тупая тёлка, уйди! Дура!



Пастух немедленно реагирует: одной рукой он хватает Машу за рог, и вот он уже на корове с пистолетом, приставленным к её голове.



Пастух: Тише, Гуру! Твоя баба тебя подвела. Не злись, я её не трону. Тёлку – на двух быков, по-моему, неплохой обмен. Оружие на стол, и будем договариваться дальше.



Гуру трясущимися руками, не отрывая глаз от Пастуха, кладёт оружие, развязывает бандитов и бросается к Маше. Пастух соскакивает с коровы и садится за стол. Теперь Гуру и Маша под прицелом всех бандитов. Гуру стоит с распростёртыми руками, пытаясь закрыть корову своим телом.



Гуру: Не бойся, Маша, я с тобой.

Пастух: Прям, Дубровский! Да брось ты, Гуру. Мы блаженных не трогаем. И с тёлками их не воюем. Лично против тебя и твоих зверюшек мы ничего не имеем. Повезло тебе – я тоже животных люблю.

Бандиты в ужасе поворачиваются на Пастуха.

Пастух: Ну, конечно, не так сильно, как ты. Рыбка золотая у меня… была. Кстати, ты зачем моих парней так обидел – повязал?

Гуру (успокоившись): А я их не звал. Зачем они залезли в мой ашрам, зачем мандалу топтали, друзей пугали?

Пузо (надув губы): Ашрам, мандала. Ты, чего, Гуру, ругаешься? Может тебе по харе кришной?

Пастух: Тихо-тихо. Значит так. Рай на Земле – хорошо, но на чужие бабки – плохо. Я банку слово джазмена дал, что ты должок им отдашь, так что теперь придётся мне рамсы разводить, а ты, Гуру, стой тихо, будто нет тебя.



Пастух (набирает номер): Алё, отец родной?! Тут у нас проблемка нарисовалась. Какая же сука там у тебя кредит выдала на всю голову больному придурку. Да, да, ты уж разберись. Нет у Гуру ни мозгов, ни денег ваших, живёт он скотской жизнью с домашним быдлом, жрёт их пойло, на людей кидается и Машу кукумашит, Маугли хренов. Да, такая вот мандала, чего мне с него взять-то? Скот забрать? И куда мы его - в ЗИМы? Фургон нанять я только завтра смогу – сегодня ж воскресенье. Ну ладно, ладно, понял. С паршивой овцы… Раз обещал, значит сделаю. Ты меня знаешь. Слушай джаз.



Гуру опять раскидывает руки, пытаясь закрыть свою бурёнку.



Пастух: Расслабь булки, Гуру. Тёлка твоя у тебя останется. И кролики, белки, кроты. Быка заберём, пару тёлок, коз, там, да свиней – у тебя, я смотрю, этого добра немерено. Эта жертва в твоих же интересах – отстанут от тебя все на какое-то время, а там, глядишь, банк лопнет или тебя за твои кущи заметут, -Пастух показывает на могучий островок конопли.

Гуру (успокоившись): Может ты и прав, разбойник. Командуй дальше.

Пастух: Собирай свою паству, выдавай нам козлов отпущения, вот эту Дуську я точно заберу. Ну и давай, садись за стол, забьём трубку мира, старый придурок.

Севыч (шёпотом - Пастуху): Куда мы их щас заберём? Может завтра с фургоном подъедем?

Пастух (тоже шёпотом): Нет. Нельзя до завтра оставлять. Это ж тоталитарная сетка, потравит их Гуру нахрен и сам застрелится. Надо их сейчас, пока Гуру на нерве, забрать. Не верю я людям, которые со зверями разговаривают.









***

Знакомство с Жаннет.

Через час по улицам Беленджика по направлению к пляжу движется весёлая процессия. Между двух ползущих ЗИМов идёт трофейная часть паствы Гуру. Рогатые по-прежнему в венках, маленькая свинка семенит рядом с изрядно упыханным весёлым Пастухом, который наяривает на саксе любимые мелодии. Неврубающиеся в происходящее случайные зрители радостно рукоплещут.

В переднем ЗИМе Севыч говорит сидящему за рулём Антоненычу:



Севыч: Да, немного Пастуху для счастья надо: преданное стадо, пара тёлок, мундштук в зубы и дать джазу, ну и аплодисменты, конечно. И чтоб все плясали под его дудку.

Антоненыч: Ну ещё пара козлов, которым по рогам можно надавать.

Севыч: И верные кореша, чтоб всегда прикрыть.

Антоненыч: Это точно!



В заднем ЗИМе призадумался за рулём Пузо.

Ромеро: Пузо, тебе чего, наш тур по Беленджику не нравится?

Пузо: Да нет. Чего блин – норма. Бременские музыканты. Я всё про Гуру думаю. Где он так наблатыкался – Ашран, мандала – даже я такой фени не знаю.

Ромеро: Поживёшь с быдлом – ещё не так заговоришь. Зато трава у него знатная – индийская, вот, блин, мичуринец.



Процессия добирается до парапетов городского пляжа. «Стоп машины!» – командует Пастух.



Пастух: Братва, чё-то я запарился, пойду окунусь, зверюги – на вас.



Пастух спускается к морю, где на пляже расположилась Жаннет с местной подругой Нинон. Костя попадает под их взор, выходя из пены морской во всей красе. На левой груди над сердцем у него наколка «Легко на сердце от песни весёлой…» под сердцем – «Спасибо, сердце, что ты умеешь так любить…», на правой груди - Утёсов в профиль, ноги и руки в соответствующих цитатах: «Нам песня строить и жить помогает…», «Тот, кто с песней по жизни шагает…»



Жаннет: Нинон, это кто ж такой красавец расписной???

Подружка: Ой, это страшный бандит Костя-Пастух из Южноморска, он там весь город держит в джазе.

Жаннет: Обожаю бандитов! Это то, что мне сейчас нужно. Надо же, как романтично – такой молодой, а весь город в ужасе. Надо его срочно затащить … к нам на ужин.



Вертлявая Жаннет смело знакомится с Костей и приглашает его на вечерину. Известный сердцеед-Пастух не в силах отказать фигуристой красавице.



Жаннет: Привет. Как водичка?

Пастух: Сказка!

Жаннет: А у нас в Москве уже заморозки скоро. А я знаю, кто вы. Вы --знаменитый криминальный авторитет. Жанна!



Жаннет протягивает ему руку.



Пастух: Пастух, то есть, Костя, так Вы что ли из Москвы? У вас правда там джаз не любят?

Жаннет: Ой, моя мама просто помешана на джазе. Приходите к нам – вам будет о чём поговорить. Расскажете нам о ваших трудовых буднях, тёрки, стрелки, перестрелки всякие – я это очень люблю.

Пастух: Нет, это скучно, лучше мы вам споём, раз ваша мама джаз любит.

Жаннет: Ах, вы якудза – такие юмористы. Ладно, петь будем все. Вы тут один отдыхаете?

Пастух: Нет, с бригадой. Мы всегда вместе.

Жаннет: Вот и приходите.



Пастух: Смелая вы. Я-то приду, вот только куда этот скот девать? Быков этих?

Жаннет: Костя, да вы и правда жёсткий мужчина. Как это вы про своих… У нас в Москве их давно уже «быками» не называют. Знаете что, приходите прямо с ними.

Пастух: Что, прям с этими скотами - козлами и свиньями?! – Пастух машет рукой в сторону парапета. Жанна оглядывается и видит там импозантных Севыча и Антоненыча, которые сразу делают ей приветственные знаки.

Жаннет: Ха-ха-ха, Костя, вы просто уморили меня, просто Петросян какой-то. Я сейчас от смеха лопну! Ну конечно с ними – у нас очень демократичная семья, да и вообще, интересно взглянуть на местный колорит. Они, наверное, все такие накачанные…

Пастух: Ну да, вроде упитанные. Я бы даже сказал – породистые.

Жаннет: Вот-вот, вечером вас ждём: мы с мамой соберём местный бомонд, а моя подружка Нинон позовёт своих девчонок, так что вашим «быкам» скучно не будет. Я так соскучилась по приёмам.

Пастух: Что ж, Жанна, раз Вы так настаиваете, то до вечера. А куда ехать-то?

Жаннет: На дачу Президента! В 20.00! До вечера, Костик.

Жанна кокетливо убегает, оставляя Костю в недоумении.

Пастух: Что-то всё это мне сильно напоминает… Ну и трава у Гуру – убиться можно!



***

Вечер у Дулиных

Тёплый южный вечер. У белой ярко освещённой президентской дачи столпились сливки беленджикского общества. Провинциальные франты, разнаряженные красотки, старающиеся не отставать от своей иконы - Жаннет. Алиса Дулина скучает за огромным уставленным яствами столом, ей эта вечеринка явно не в радость. Гости, раболепствуя, наперебой рассказывают Жанне байки про Пастуха. Маленький франт (пародия на московского фрика) такой яркий, что режет глаз.

Франт: Жанна! Но почему столько чести деревенскому бандиту. Он абсолютно не модный, агламурный, играет говноджаз!

Длинный метросексуал: Да-да, Жанна, почему?

Жанна (надув губки): Надоели модники! Есть в Косте какая-то сила первобытная , настоящий он мужик. У нас в Москве таких либо перебили уже, либо выродились они, жирком заплыли денежным, а у вас ещё водятся редкие экземпляры.

Франт (приобняв длинного): Ну что ж, Жорж, опять пролетаем. Высокоутончённые люди никому не нужны!

Жанна: Ой, едут, едут!



К даче подъезжает и подходит знакомая нам процессия. Гости сначала молча и с испугом встречают стадо Пастуха, но видя, как обрадовалась Жанна, начинают обезьянничать и встречают «Весёлую бригаду» овацией. К дому подъезжает микроавтобус местного ТВ, местный репортёр с оператором уверенно продираются сквозь толпу к Пастуху.

Мы слышим репортаж :

«Итак, светская хроника: весь свет Беленджика собрался вечером на президентской даче у московских примадонн - гостей нашего города, Алисы и Жанны Дулиных в ожидании эксцентричного босса мафии и звезды джаз-андеграунда из Южноморска. Пастух с товарищами пожаловал при параде: на костюмах, с инструментами в футлярах, внушающих страх и уважение. Всё очень гламурненько.

А вот и первый сюрприз: вместе с ними на вечеринку пожаловал целый зверинец, что было воспринято обществом, как очередная экстравагантная выходка джаз-бандита. Сейчас я попробую взять интервью у главного фрика побережья

Константин, извините, ГлаМор-TV. Ответьте, пажалуйста, почему вы пришли к Жанне и Алисе Дулиным с целой скотобазой? Это дань вашему любимому фильму или всего лишь продолжение серии издевательств над поп-звёздами? Как вы познакомились с Дулиными? Ваши отношения со столичной светской львицей…»



Пастух, услышав святую фамилию, впадает в транс, а тут, зайдя в залу он видит безучастно сидящую примадонну. Заткнув ТВ-журналисту рот ладонью, он обалдело смотрит на Жанну и, кивком головы показывая на мираж, шепчет:

Пастух: Жаннет, это кто?

Жаннет: Мама.

Пастух: Это Алиса Дулина? Я не сплю.

Жаннет: Ну да.

Пастух, ничего не видя перед собой, кроме Алисы, расталкивая гостей, бросается к диве и падает на колени.

Жанна (недоуменно пожимает плечами): Опять дефектный.

Журналист (возмущённо): Что за хамство! Заткнуть рот прессе! Жанна, может быть, вы расскажете, почему вы предпочли роскошной свадьбе в Москве вечеринку с местным криминалом?

Жаннет: Да пошёл ты, козёл гламурный!

В это время оператор Гламор-ТВ падает, споткнувшись о козла. Все смеются.

Журналист: Ну это уже слишком! Скотобаза!

Ромеро и Пузо молча хватают его за руки и за ноги и выбрасывают в широко открытое окно. Следом за ним отправляется оператор. Гости аплодируют.

Жанна: Вот это круто! – берёт Ромеро и Пузо под руки и ведёт за стол.

Пастух по-прежнему молча стоит перед Алисой на коленях, прижав котелок к груди, на глазах у него выступили слёзы. Он украдкой щиплет себя за щёку. Алиса в ужасе смотрит на него, на вылетающих в окно телевизионщиков, на разбредающихся по залу животных в цветочных венках, которые пока боятся яркого света и не подходят к столу.

Алиса: Что за чертовщина? Молодой человек, вас, что – паралич разбил? Вы и есть тот самый знаменитый король местных разбойников – Пастух?

Пастух: Царица! Это ваш голос, Алиса. Вы мой кумир! Я вас боготворю! Простите, но я не знал, что такое возможно, я без цветов, я не знал, что вы… Но как вы сюда попали? (Пастух встаёт с коленей и садится рядом).

Алиса: Ну что вы мямлите. Жаннет сейчас известней меня в сто раз, она зовёт вас в гости, и вы не знаете, кто она и что я - её мать? Вы что, не смотрите телевизор, не читаете газет?

Пастух: Нет.

Алиса: Вы просто дикий какой-то. Ах, да вы ж бандит.

Пастух: Нет, я джазмен, в натуре. А вы мой кумир.

Алиса: Джазмен – какая прелесть. У вас, значит, джаз-банда – вот эти ухари? («ухари», улыбаясь, кивают). Замечательно. Но я уже лет десять не пою джаз.

Пастух: И это – моя боль, королева, - окончательно приходит в себя и встаёт с бокалом шампанского. – Ну, шушара беленджикская, за звезду мирового джаза Алису Дулину (встречается глазами с возмущённой Жаннет) … и за её красавицу-дочь. Залпом, стоя.

Все выпивают и набрасываются на обильную красивую закуску. Только Пастух не ест, пожирая глазами Алису, он наливает одну за другой себе и ей, не переставая балагурить. Неожиданно в зал заваливают помятые и злые журналист с оператором.

Журналист (патетически): Скоты. Жрущее быдло.

Пузо и Ромеро, виновато качая головами, встают из-за стола и повторяют свой трюк с окном, садятся обратно, отряхнув руки.

Пастух: Я даже мечтать не мог о таком, Алиса: сижу рядом с вами, Королевой джаза.

Алиса: Костя, а вы всегда приходите на вечеринки с домашним скотом?

Пастух: Это имущество нашего банка, да бог с ним. Алиса, а вы любите Утёсова?

Алиса: Я как-то больше Гершвина люблю.

Пастух: Тогда, за Гершвина! – наливает, выпивает.

Все за столом уже изрядно упились, Пузо и Ромеро развлекают раскрасневшуюся Жаннет похабными анекдотами, причём она смеётся, как лошадь. Севыч и Антоненыч собрали вокруг себя миленьких дам и что-то им оживлённо втирают. Животные пришли в себя и, не боясь яркого света, начинают подтягиваться к столу, а добрые гости начинают им наливать. Скоро уже гости обнимаются с козами, коровами и овцами. Дуська трётся под столом о ногу пастуха. Франт и Тощий что-то втолковывают гламурному козлу, который понимающе трясёт бородой.

Пастух: Алиса Марковна, вот если б Вы нам сегодня спели, а я б подпел –сбылась бы моя хрустальная мечта.

Алиса: Костя, давай на ты. Пойми, я отдыхаю. А потом, я джаз уже лет 10 не пела. Сегодняшний мой репертуарчик тебя вряд ли обрадует.

Пастух: Элис, но почему ты поёшь эту лабуду? Как они могли тебя заставить? Тебя пытали?

Алиса: Костя, джаз сегодня никому не нужен. Ты слышал такое слово – «формат»? Нет. Вот и молчи, деревня. Мои песни не крутили, мне всё популярно объяснили, что народу нужно – и что я могла сделать – уйти в партизаны?

Пастух: Как они могут такое творить? Джаз – это святое. Алиса, давай за Дюка?

Алиса: Ну давай, бандюга, давай за Дюка.

Пастух (выпив): Джаз никому не нужен? Да у меня в Южноморске все его любят и старики, и детишки, а девки вообще, это, кипятком на концертах наших, Элис, переезжай к нам в Южноморск, мы тебя коронуем.

Адиса: Я подумаю.



Между Алисой и Пастухом влезает морда пьяного быка, он протяжно мычит.

Пастух(толкая морду): Уйди, бычара. Алиса, давай за Эллу, такой голос, как у тебя, только у неё и был!

Алиса: Давай! За Фицжеральд!



В двери зала тихонько вползают журналист и оператор, доползают до края стола, садятся и молча набрасываются на остатки яств.



Алиса (уже абсолютно пьяная, приобняв Костю за шею): Если б ты знал, как мне надоела эта голимая попса, как я хочу петь джаз.

Пастух: Элис! Я всё решу. Как два пальца об асфальт. Что Москва – большая деревня. Я её вполтыка застрою. Вот завтра метнёмся с братвой – и всё – полный Джаз.

Алиса: Костя, Жанна сказала мне, что ты серьезный криминальный босс, крёстный отец, а ты прямо ребёнок какой-то, влюблённый в джаз.

Пастух: Нет, Алиса, ты напрасно так считаешь, я в Москве все вопросы решу. Мы с тобой ещё в Олимпийском джаз забацаем! Верняк! Давай ещё за Армстронга накатим, а потом за Утёсова, а потом за… (выпивает)

А Жаннет у тебя просто красавица. За Жаннет! Она не поёт?

Алиса: Нет, у неё свой путь.



За спиной обнимающихся Пастуха и Алисы вырастает Жанна.



Жаннет: Мама, я хочу на чуть-чуть ангажировать твоего кавалера. Мне, кстати, твои нукеры, Костя, такого про тебя нарассказывали, ты просто стра-а-а-а-ашный разбойник.

Алиса: Доча, он артист!

Пастух: Жанна – я джазмен!

Костя встаёт, и Жанна крепко целует его.

Пастух(слегка ошалев): Круто. Но я всё равно артист.

Жанна(цинично смеясь): Джаз, артист. Ма, ты на руки-то его посмотри – от наколок синие, они ж в крови по локоть, уй-ты, красавец!

Пастух: Элис, Жанна, счас я вам покажу! Битлы, где мой сакс?! Инструменты к бою.



Битлы, которые уже примостились по углам с девчонками, от рёва Пастуха вскакивают, Дуська начинает носиться по залу.

Пастух: Счас я вам покажу, какой я! Закачу концертик! Покажем столице!

Гости (оживляясь): О-о-о-о! Просим!

Жанна(вздымая руки к небу): Только не это!

Пастух: Сейчас-сейчас…



Антоненыч садится за рояль, Севыч расчехляет контрабас, Пузо берёт большой барабан, надевает его на плечо, Ромеро держит сакс Пастуха, Костя выходит из-за стола, и понеслась…

Начали чинно - с джаз-стандартов, а потом концерт перерос в полную фантасмагорию, репертуарчик пошёл Костин. Гости на столы полезли, бомонд упившийся потихоньку озверел, зверюшки напоенные – наоборот – очеловечиваться стали: подвывать, на пол падать – в общем, трэш и угар. Все отплясывают под «Весёлую бригаду», и только Жаннет одиноко упивается за столом.

Всё перед Костиными глазами стало вертеться, распадаться на фрагменты:

- вот он пытается схватить за задницу раздухарившуюся, прыгающую рядом с ним и подпевающую Алису, но почему-то щипает за ногу непонятно, как оказавшуюся радом, корову;

- вот уже и повеселевшая Жаннет присоединяется к бешеной пляске со своим кан-каном, с ней вместе – Франт, Тощий, Нинон и Козёл;

- вот он видит, как свиньи, сидящие рядом с гостями, подпевают ему, а одна коза танцует на столе с каким-то толстым господином;

- вот концерт закончен, и он уже в прихожей с Жаннет, пытается её поцеловать, а она ему говорит сакраментальную фразу.



Жаннет: Я думала, ты - босс мафии, а ты, Пастух - просто музыкант какой-то!

Пастух: Сегодня – Пастух - музыкант, а завтра – босс мафии!

Жаннет: Вот завтра и приходи, а мы утром, слава богу, улетаем.

Пастух (вопрос в пустоту): Куда?..



А в зале в это время продолжается веселье. Всё смешалось: бандиты и гости ездят на коровах, Пузо бьёт вместо барабана палкой по животу, все музыканты окружены вниманием местных девиц, кто-то палит из пистолета, испуганные гости начинают разбегаться – полное безумие.

Пастух в это время пытается догнать Жанну, теряет её из виду, забегает в её спальню, получает подносом по голове, спотыкается о свинью и проваливается в темноту.

После того, как за Пастухом захлопывается дверь спальни Жанны, к дверям подваливают Севыч и Антоненыч с девками. Из-за дверей слышны стоны, крики страсти и скрип кровати.

Севыч: Во Пастух даёт! Свингует-отжигает.

Девка: А разве Костя не женатый?

Антоненыч (поднимая указательный палец): Женатый – не мёртвый!

Девка (не очень понимая): Ага-а-а-а…

Севыч: А вообще-то и не женатый, они с Любой по любви живут, не расписываясь.

Девка: А-а-а-а… Ну тогда можно.

Раннее утро. Гости спят по разным углам президентской дачи. Алиса Дулина спит за столом. Пузо спит под столом, обнявшись со свиньёй, а другой рукой обняв Ромеро, который держит в одной руке бутылку, а другой обнимает голую девку, которую лижет в пятку коза. Севыч и Антоненыч спят в обнимку с полуодетыми девками у спальни Жанны, из которой грациозно и осторожно, спиной к зрителю, выходит женский силуэт, осторожно переступает через пацанов и быстро исчезает из вида.

Первым просыпается побитый, помятый ТВ-журналист, который прикорнул на конце стола. Он поднимает с рук тяжёлую голову и с радостным удивлением видит аппетитного попросёнка на блюде, чудесным образом уцелевшего на столе. Он оглядывается –все спят – шепчет: «Скотобаза», - берёт нож и вилку и приступает к разделке поросёнка. Раздаётся страшный визг, поросёнок убегает, продолжая сиренить, и все просыпаются, встают, отряхиваются.

Просыпается и Пастух в спальне Дулиной, раздетый и ничего не понимающий, над ним склонились его изрядно помятые, но довольные друзья.

«Босс, Люба тебя убьёт», - сообщает Севыч Пастуху, у которого на груди и шее сверкают боевые засосы.

В комнате, кроме Пастуха и бандосов никого нет, только на зеркальном трюмо помадой написано: «Спасибо, Котик».

Костя ошалело смотрит вокруг, видит всё в чёрно-белом цвете, бьёт себя по башке, и цвета возвращаются.



Пастух: А где все?

Антоненыч: Улетели твои Дулины в Москву поганую. Гости – разбежались.

Пастух (машинально трогая засос на шее): А с кем я… А? (бригада ему весело подмигивает) Чёртова башка, я правда ничего не помню, пацаны.

Пузо: Ну это, как обычно.



Антоненыч разводит руками и вздыхает с сожалением. Перед глазами Кости проносятся обрывки бурной ночи: страстные объятья, стоны, жадные поцелуи, части прекрасного тела… но кто с ним рядом, всё равно не понятно.



Пастух: Не может быть, неужели с …?

Эхо: Элис? Элис? …



Костя встаёт, и тут из-под одеяла выпадает на пол всё ещё пьяная свинка Дуся с помадным поцелуем на боку - пацаны падают от смеха.



Пастух: Ну что ж, нам теперь одна дорога - на Москву! Наобещали народной певице - теперь поедем за базар отвечать – дадим джазу!



Банда серьёзнеет. Все выходят из особняка, уже на костюмах и в полном вооружении. Во дворе местные добровольцы заканчивают грузить пьяных животных в фургон для перевоза скота. Севыч снимает у быка с могучей шеи колокольчик, кладёт в карман.

Севыч: На память о классной тусе. Держись, братан!

«Весёлая бригада» садится в ЗИМ.

Пастух (мрачен и говорит на пафосе): Ну что, братва, в Южноморск - с родными прощаемся, и в Москву – джаз или смерть!



***

Прощание с Героями.

В Южноморске перед ЗИМами собралась толпа. Здесь – администрация и фанаты «Весёлой бригады». Город прощается с героями. Пастух оставляет дела и саксофон как символ власти на Ромеро, жмёт ему руку, ищет глазами в толпе Любу, не находит – «Эх, Люба-Люба», - берёт Дуську на руки, садится в машину, и, под блюз городского оркестра, машины ломят вперёд, местные девушки плачут и машут платками.

Как только клубы пыли за ЗИМами развеиваются, в городе включаются все телевизоры и радиоприёмники, откуда начинает бумкать и орать обычная попса. Насупленный Ромеро, сидя во дворе за столом, задумчиво чистит воронёный кольт, отодвинув блестящий сакс.

Задумчивый Пастух в ЗИМе на VIP-месте под «Сердце, тебе не хочется покоя» гладит поросёнка, на боку которого уже вытатуирован загадочный поцелуй.

В это время в доме Пастуха задумчивая же Люба методично (битой) бьёт посуду в ритме «Сердце, тебе не хочется покоя».



***

Заправка (Дорога на Москву)

Летят по трассе на Москву два ЗИМа, как недобитые всадники Апокалипсиса. Пастух и Севыч – за рулём, а Пузо и Антоненыч серьезными быть не смогли, по дороге нагужбанились, наигрывают любимые песни, лишь один Пастух печален - ведь в Москве та, с кем он провел лучшую ночь в своей жизни, а он так и не может вспомнить её лица: Жаннет или Алиса. В задумчивости он барабанит пальцами по татуировке свинки Дуси. День сменяет ночь.

Разбойничий караван останавливается на заправке, на километр от которой орёт попсовая музыка (например, «Чёрный бумер»). Вылезший из ЗИМа Костя сразу же засовывается обратно, зажмурившись, как от зубной боли. Пузо и Севыч идут решать вопрос с музыкой, пока машины заправляются. Толстый заправщик лениво взирает на провинциальных щёголей, разодетых, как мафия тридцатых.



- У тебя другой музон есть?

- А чё за проблемы?



Увидев направленные не него стволы, толстяк начинает лихорадочно переключать каналы своего приёмника, но на всех волнах, как назло, играет одна и та же песня. Потеряв терпение, Пузо разряжает обойму в проклятый приёмник, а Севыч спокойно расплачивается за бензин с описавшимся и перекошенным от страха толстяком и назидательно говорит ему:



Слушай джаз, сынок.



С чувством выполненного долга бандиты уходят. Не успевают ЗИМы отъехать, как на затихшую заправку подъезжают два бумера, откуда слышится та же песня.



- Вот гнилое местечко…



Не сговариваясь, джазмены расстреливают заправку, которая благополучно взлетает на воздух в клубах дыма и огня.

ЗИМы летят дальше, на дороге указатель: «Москва - 250 км».

Пастух (вздыхая): Недолго осталось до города ЗЛА.


Понты в Кремле

Весь московский истеблишмент, а значит и семья Дулиных, собрался на модной премьере в Кремлёвском дворце. Афиши и огромные баннеры вокруг – «Премьера поп-оперы «Понты в Кремле», в главной роли – А. Данилко, оркестром дирижирует звезда мирового авангарда Коста Фраскини (Аргентина)»

В фойе служебного входа ходят два растерянных администратора.

Толстый пьёт успокоительное и орёт по мобиле: Наконец-то включились! Где эта ваша грёбаная звезда?! Ага. Ну так не надо было его клубить всю ночь. Я через 5 минут двери в зрительный зал должен открыть, а оркестр его ещё в глаза не видел. Подъезжаете… Огромное спасибо, чёрт вас побери, я последний раз с вами…



Разговор обрывается.



Ну, ладно-ладно, - говорит ему второй – такой же всклокоченный, только худой, - в случае чего я подирижирую, всё равно его никто не видел.



Толстый: Я тебе подирижирую! Какая подстава! Какая подстава! Нахрена тебе сдался этот хрен заморский? Включили бы фанеру, звёзды бы наши вышли, всё было бы как всегда, ан нет, всё твои пидовские замашки!

Тонкий (с гордостью): Да, я – гей, а Коста – красавец и мировая звезда, и это на него мы собрали полный дворец, а не на твою Дырку Сердючку.

Толстый: Ладно, успокойся, я просто на измене, всё будет хорошо, Илья.

Не нервничай!

Тонкий: А я и не нервничаю. Коста сейчас приедет – и ты сам всё поймёшь. Он звезда, всегда в новом имидже, всегда в новом гриме, никто не видел его настоящего лица. Он гениальный фрик, ни одного одинакового концерта, никто не знает, как он будет сегодня дирижировать, но, Димочка, как только ты его увидишь, ты сразу поймёшь – это Коста.



В зале в это время уже рассаживается народ. В VIP-ложе Дулина рассказывает подруге об отдыхе.



Дулина: Так вот представь себе, у этого Пастуха в его Южноморске все любят джаз, поголовно!

Жанна (сидит сзади, желчно): Особенно свиньи и быки.

Подруга: Ой, ну что ты всё про этого Костю, влюбилась что ли, а? Что же он и вправду так хорош?

Дулина: Не знаю-не знаю – спроси у Жанны.

Жанна: Мама, ну сколько раз я тебе говорила – я с Нинон каталась на быке! До утра. Ничего не было. И потом, король Южноморского джаза – это не ко мне!

Подруга: Господи, да вы обе сошли с ума! Одичали! Укрылись в провинции! Говорила я вам – летите в Италию, на Лазурный берег, там такие мужчинки. А вам от деревенского шута крыши посносило! Бедные мои Дулины… Ну ничего – посмотрите на Фраскини – вот настоящий герой. Я про него столько слышала: красавец, гений.



В это время к служебному входу подъезжают наши ЗИМы, в них бандиты переговариваются по рации.

Севыч: По интернету можно всё найти, как видишь. Даже адрес королевы.

Пузо: А ничего особнячок у твоих родственниц! Правда не в центре, на какой-то Рублёвке… И чего они попёрлись на этот концерт, сидели бы дома.

Пастух: Я бы попросил поуважительнее о Дулиной!

Антоненыч: А, вот тот дворец босс, только у главного входа огромная толпа… Гляди – точно «Понты в Кремле». Как пройдём?

Пастух: Ничего, пойдём через служебку, мы ж всё-таки артисты.

Пузо: А если швейцар нас кинул, и Дулиной тут нет?

Пастух: Вернёмся и замочим его.



Толстый и Тонкий видят, что от входа отлетает, как пушинка, и падает на пол здоровенный охранник, а в фойе, полные достоинства, заходят 4 фрика, последний - самый важный – в котелке и с поросёнком на руках.



Тонкий (закатывая глаза и хватаясь за сердце): Ну чего ты стоишь, встречай!

Толстый: Коста, наконец-то! Скорее на сцену, даже в гримёрку не пойдём (Севычу) Вы переводчик?

Севыч (сходу включаясь в игру): Да, а что за проблемы?

Толстый: Скажите Косте, что ему срочно пора на сцену (охраннику) Дурак, Это же Коста Фраскини!

Все бандиты: ЧЕГО?



Севыч подмигивает Пузу. Напряжение спадает, бандиты убирают руки от карманов с пистолетами. Толстый и Тонкий в недоумении смотрят на них. Немая сцена.



Братва посмеивается: Ха-ха, Коста В-раз-кинет!



Пастух молча меряет всех взглядом. Из гримёрки неожиданно вываливает Сердючка при полном параде: Боже ж мой, это же тот самый сумасшедший бандит Костя! – разворачивается и бежит по коридору.



Севыч: Держи Пастуха! Он же убьёт эту гаду! Он же давно собирался!



Пастух, передавая поросёнка Антоненычу, молча достаёт пистолет и бежит за Сердючкой, за ним – Севыч и Пузо, за ними - Толстый с криками: Сцена слева!



Тонкий (Антоненычу, взахлёб): Я знал, что он крутой, но чтоб круче всех, всех! Как же тебе повезло!

Антоненыч (многозначительно): Да, блин, чувак, есть та