Название: You might say it's self-destructive
Автор: SnowxWhitexQueen
Рейтинг: R за тему
Жанр: Hurt/Comfort, songfic
Саммари: Где-то в глубине души я уверен, что ты никуда не исчезнешь, пока я буду давать тебе повод возвращаться.
Предупреждение: все плохо(ц), намек на нон-кон, майндфакинг. 
Дисклеймер: Чистой воды вымысел. Тексты песен принадлежит Cinema Bizarre и Papa Roach, название – группе Dresden Dolls.
Примечание автора: Этот фик был написан, прежде всего, для себя. Это своеобразная попытка смириться с собственным бессилием в некоторых вещах, избавиться от лишних эмоций и мыслей. Посвящается всем тем, кто сталкивался с подобным, и кому хватило сил и мужества не отказаться. Всем, кому не приходилось встречать в своей жизни подобных людей, - Господи вас упаси.
Перевод названия – «Ты мог бы сказать, что это саморазрушение», перевод текста песни, которая легла в основу это фика, можно глянуть здесь http://www.amalgama-lab.com/songs/c/cinema_bizarre/dysfunctional_family.html 

I'm a punk I'm a sinner 
I'm lost new beginner 
(I'm halfways giving up) 
I'm a thread to myself 
I'm a get armargeddon 
I'm a freak I'm a liar 
I'm a flirt I deny that I know it, Then I mess it up
 

Я, чуть пошатываясь на пронзительном ветру и балансируя широко раскинутыми в стороны руками, неспеша иду по парапету высотки навстречу восходящему солнцу. Должно быть, часов пять утра. В правой руке небрежно зажата полупустая бутылка абсента, и первые лучи солнца, преломляясь сквозь стекло, заставляют жидкость вспыхивать изумрудными отсветами. Вот сейчас дойду до угла парапета и снова поверну обратно – я так уже минут десять развлекаюсь, балансируя на самом краю пропасти. Сзади раздается резкий хлопок двери, ведущей на крышу, поспешные шаги, и руки Брендона (конечно, Брендона, всегда его) резко дергают меня вправо, стаскивая с каменного ограждения на холодную серую крышу. Карие глаза, уставившиеся на меня, полны страха, упрека и чего-то еще, не поддающегося точному определению.

- Ты что творишь?! Как ты здесь оказался? Почему ты здесь?  

- Я? Просто гуляю. Восход вот наблюдаю. 

Его тело моментально напрягается, словно каменеет, хватка на моем запястье сжимается до боли. Он тянет меня в сторону выхода на чердак.

- Я отвезу тебя в гостиницу. Тебе нужно выспаться, сегодня вечером концерт, - как-то очень устало произносит он, не оборачиваясь и не замедляя шага.  

Мы минуем чердак и спускаемся по лестнице – лифт в этом здании, по одному только богу известным причинам, не работает. Брендон ничего не говорит и ни о чем не спрашивает: он знает, что это бесполезно, ведь это далеко не первый и, - мы оба это прекрасно понимаем, - не последний раз, когда он ловит меня на самом краю, всего в одном шаге от бездны. Когда в последнюю секунду успевает выдернуть за руку оттуда, откуда возврата уже не будет. Поэтому он просто садится рядом со мной на заднее сидение такси, ждавшего у подъезда, и называет водителю адрес отеля. 
 

And sometimes I feel like 
I'm only one 
No wonder why I've become 
So dum so dum di dum di dum.
 

На самом деле, у меня самого нет точных ответов на те вопросы, которые он так хочет задать. Вероятно, психологи назвали бы это скрытыми суицидальными наклонностями или еще чем-то подобным. Я же думаю, что причина кроется в моем не самом счастливом детстве. В том, что меня «недообнимали» в сопливом возрасте, не научили проявлять привязанность к другим. В том, что когда-то, еще в самые ранние годы моей жизни, когда я, в прямом смысле, ходил пешком под стол в своих крохотных сандаликах, в моей душе прочно поселился страх одиночества – что рано или поздно все дорогие, близкие мне люди оставят меня, как это когда-то сделала мама. И где-то в глубине подсознания живет уверенность, что пока я раз за разом попадаю в новые неприятности, Брендон никуда не исчезнет. Что он точно также, раз за разом, будет возвращаться для того, чтобы в последний момент все исправить.  
 

I get more and more strange 
I'm going insane I'm building it up 
Just to break it down 
You get what you see 
The product of a dysfunctional family.

 

Осталось всего два квартала из пяти. Еще два бесконечно длинных квартала, и я буду у Брендона. Я прислоняюсь спиной к шершавому фасаду дома, чтобы перевести дух, но, поморщившись, тут же отстраняюсь, когда по всему телу прокатывается волна боли. От резкого движения глубокие царапины на животе, едва успевшие затянуться тонкой пленочкой, снова открываются, оставляя на некогда светло-бежевой рубашке свежие пятна крови. Я делаю глубокий вдох и, крепко сжав зубы, медленно продолжаю свой путь. Как назло, в это время суток дороги абсолютно пустые, даже ни одного такси не видно, да и кто бы взял в салон пассажира в таком виде? Вызвать «скорую» я тоже не могу – придется объяснять, почему я в таком состоянии, а характер некоторых повреждений и вовсе говорит сам за себя. До дома слишком далеко, туда я точно не смогу сейчас добраться пешком, поэтому пришлось остановиться на единственно возможном варианте – отправиться к Ури. Да уж, не так я планировал провести эту ночь. 

Он открывает дверь после третьего звонка: обнаженный по пояс, растянутые пижамные штаны низко сползли на бедра, открывая трогательно выступающие тазовые косточки, на носу немного криво сидят очки, с правой стороны волосы примяты, на правой же щеке – отпечаток уголка подушки – очевидно, я его разбудил. Едва сонный взгляд фокусируется на мне, как его глаза широко распахиваются.

- Господи, Райан, что с тобой стряслось?! 

- Э… могу я сначала войти? 

Брендон молча отходит от двери, освобождая путь, и щелкает выключателем в коридоре, зажигая верхний свет, чтобы получше рассмотреть меня. Должно быть, ужасное зрелище. 

- Иди в душ, а я пока найду аптечку. Можешь взять любое полотенце, которое понравится, я их как раз сегодня все поменял, - я благодарно киваю и плетусь в ванную. 

Когда я выхожу в гостиную, обмотавшись самым темным полотенцем, которое только нашел (потому что некоторые раны по-прежнему продолжают кровоточить), он уже стоит рядом с диваном с марлевыми салфетками и бутылкой перекиси водорода в руках, на журнальном столике лежит открытая аптечка, рядом с ней - упаковка бактерицидного пластыря. Он жестом указывает на диван, на который я послушно опускаюсь. Брендон осторожно прикасается влажной салфеткой к четкому следу от зубов на моей шее. 

- Может, теперь расскажешь, что произошло?

Я вздыхаю и перевожу взгляд с его сосредоченного лица на спинку дивана. 

- Сегодня вечером, в баре, я решил расслабиться… найти парня на ночь. В общем, он оказался не таким милым, как мне сначала показалось. И увлекающимся довольно серьезными кинками, но этот факт выяснился уже у него дома. 

Рука Брендона неожиданно дергается, в голосе звенят тревога, злость и досада:

- Черт, Райан, ты же не хуже меня знаешь, как это опасно – вот так вот отправляться неизвестно с кем неизвестно куда! 

- Тише, тише, ничего серьезного не случилось же.

- Ну да, конечно, за исключением того, что тебя фактически изнасиловали! И что на тебе живого места нет. 

- Ну, это не было совсем уж насилием, скорее просто неудачным сексом, я же сам с ним поехал… 

Брендон тихо рычит от злости и шумно выдыхает, пытаясь успокоиться. Я знаю, что он просто в бешенстве от моего безрассудства и безответственности, потому что мы много раз обсуждали подобные вещи, но я все равно продолжаю делать по-своему. Он заклеивает последний порез у меня на плече и сухо командует:

- Переворачивайся. 

Я аккуратно переворачиваюсь на живот, стараясь не издать при этом ни звука, - ни к чему подливать масла в огонь своими жалобами. Брендон резко сдергивает с меня полотенце.

- Эй! – протестующе вскрикиваю я. Конечно, он видел меня обнаженным, но не так. Не таким слабым и разбитым. Это слишком личное. 

- Не дергайся, я должен тебя осмотреть, или мы сейчас же едем в травматологию. И мне плевать, что об этом подумают врачи и медперсонал, когда мы туда явимся с такими повреждениями, - предупреждает он. Мне не остается ничего другого, как закрыть рот и, униженно спрятав лицо в сгибе локтя, терпеть легкие прикосновения осторожных пальцев к моему телу. За ними следуют такие же бережные касания смоченного бинта и холодной мази, после чего Брендон поднимается с дивана и выходит из комнаты. 

Он возвращается спустя пять минут, неся в руках пару запасных домашних штанов, чистое белье, подушку и одеяло.

- Одевайся. 

Когда я переоделся в чистые вещи и расстелил на диване постель, Брендон сунул мне в руки стакан с водой и упаковку таблеток.

- Это обезболивающее. Прими две таблетки и ложись спать, - он все еще сердится.

Прежде, чем он успевает развернуться и выйти из комнаты, я ставлю стакан на столик и быстро обнимаю его, не обращая внимая на болезненно ноющее тело.

- Спасибо. Правда. Не знаю, чтобы я без тебя делал, - тихо говорю я. Его плечи заметно расслабляются, с губ срывается вздох.

- Ложись спать, Райан, - также тихо повторяет он и выходит, притворив за собой дверь. 

Брендон практически не разговаривает со мной еще три дня. Джон и Спенсер прекрасно чувствуют напряжение, плотной завесой опускающееся на любое помещение, в котором нам стоит оказаться вдвоем – оно настолько осязаемо, что, кажется, превращает окружающий воздух в глицерин, делая движения устало-смазаными, заглушая в горле слова до того, как они успевают родиться, не давая нормально дышать. Но они знают, что есть вещи, о которых лучше не спрашивать, и наши отношения – в их числе. Поэтому когда Ури, наконец, вновь оттаивает, мы все вздыхаем с облегчением. 

I'm a bit suicidal 
I'm my own worst rival 
Trainwreck, white trash, freak, maniac, psycho 
I'm a troublemaking rebel 
Made a deal with the devil 
I'm way past ever coming back.
 

Первое, что я чувствую, когда кромешная тьма начинает отступать, - запах. Резкий, раздражающий рецепторы запах хлорки, спирта и таблеток. Я слишком хорошо знаю его – именно так пахнут больницы, которые я с детства ненавижу всей душой.

Вторым возвращается осязание. Все тело разом начинает ломить так, словно по мне проехали асфальтоукладчиком. Левая рука обездвижена – кажется, к чему-то плотно привязана, и что-то неприятно щиплет чуть ниже локтевого сгиба, отдавая пульсацией от кисти до самого плеча. Ноют три нижних правых ребра, и просто раскалывается на части голова. 

Первый звук, который я слышу, - противный, назойливый писк, раздающийся через равные интервалы времени. Затем сознание начинает впитывать остальное: тихий шум работающего оборудования, приглушенное эхо шагов где-то за стеной, гул проезжающих за окнами машин, чье-то дыхание…  

Сложнее всего оказывается открыть глаза – лампы дневного освещения в первую секунду практически слепят, заставляя болезненно сощуриться. Тут же набегают слезы. Когда туман окончательно рассеивается, первое, что я вижу – отвратительно белый потолок и бледно-зеленые стены. Мой взгляд опускается ниже, останавливаясь на темноволосой голове, покоящейся на скрещенных поверх такой же отвратительно белой простыни руках. Брендон. 

Я осторожно поворачиваю голову влево, чтобы найти и избавиться от источника раздражения, не дающего пошевелить рукой. Взгляд натыкается на аппарат искусственного жизнеобеспечения, который и издает этот назойливый звук, и капельницу, торчащую из моей левой руки, которая действительно привязана к кровати, чтобы я случайно не вырвал иглу. Значит, все-таки больница. 

Едва я успеваю поднять правую руку, чтобы отстегнуть дурацкие пластиковые браслеты, как Брендон моментально вскидывает голову. 

- Райан! – Вскрикивает он, с тревогой заглядывая мне в глаза. И тут же почти шепотом добавляет, - как ты?

Он выглядит… ужасно. Лицо приобрело землистый, нездоровый оттенок, щеки ввалились, под глазами отчетливо проступают темные круги, словно он не спал несколько дней. Возможно, так оно и есть. 

- Все болит, и капельница жутко бесит. Но это нормально, я полагаю, раз я в больнице. Как я тут, кстати, оказался?

Брендон вздыхает и снова опускает голову, на этот раз упираясь подбородком в сложенные руки.

- Вы с Шейном ввязали в драку в баре, которая закончилась не самым лучшим образом. Он в относительном порядке, но тоже еще здесь, - быстро добавляет он, предупреждая мой вопрос, - Реган уже в дороге, через несколько часов будет здесь, чтобы присмотреть за ним. Спенс и Джон в кафетерии, Зак спит на диване в холле. 

Черт. Мы переполошили всех, кого только могли.  

- Когда это было? И как вы узнали об этом?

- Вчера. Около часу ночи мне позвонили из больницы, сказали, что тебя доставили в травматологию с многочисленными ушибами, сломанным ребром и легким сотрясением мозга. Кстати, не трогай голову, пришлось зашивать, но ничего особо серьезного, жить будешь. Мой номер они нашли в твоем бумажнике. 

Точно. Вчера после концерта мы с Шейном решили немного развеяться и наведаться в местный бар. Потом появились какие-то парни, явно искавшие повод устроить разборку, прицепились к нам. Мы, естественно, решили постоять за себя. В итоге завязалась драка. Последнее, что я помню – удар головой об угол барной стойки. 

- Есть еще кое-что, - неожиданно мрачным голосом прерывает ход моих мыслей Брендон, - один из этих ребят оказался мелким дилером. Скажи, что ты не имеешь к этому никакого отношения. Райан, скажи мне, что не сидишь на крэке, - он тяжелым, оценивающим взглядом смотрит мне в глаза; обычно живое лицо превратилось в каменную маску.

Мне очень хочется почувствовать себя оскорбленным такими серьезными подозрениями со стороны одного из моих лучших друзей, но я знаю, что не имею на это никакого права. Только не после того, через что я его протащил. 

- Я чист. Честное слово, я понятия не имел, кто они. Мы сидели, пили пиво и никого не трогали, когда они появились и стали открыто проявлять агрессию. Уж не знаю, чем мы им так не понравились. Потом было несколько ударов, крики, битые стекла, сломанный стул и финальный удар головой. Это все, что я знаю. 

- Хорошо, - его лицо моментально расслабляется, снова превращаясь в просто усталое, - хорошо, - тихо повторяет он и осторожно берет меня за руку. Через пять минут он уже спит: организм, не выдержав такой нагрузки, в конечном итоге просто отключился.  

I'm not anybody
Don't you cry for me
I'm just from a dysfunctional family.
 

- Не делай этого, - встревожено просит Брендон, - пожалуйста, Райан, просто не выходи сегодня из дома, и все. Останься.

Ну вот, у него опять приступ материнского инстинкта, которого, по идее, природой у него вообще не предусмотрено. 

- Брось, Брен, мне нужно развеяться. Тем более, завтра никуда не надо, у нас впереди целая неделя свободного времени.
 
- «Развеяться»?! Ты хоть немного головой своей думаешь?! Едва оправился от сотрясения, а ребро так вообще до сих пор не зажило, - я недовольно морщусь: мне казалось, что я довольно неплохо научился скрывать свою боль от окружающих. Даже Спенс, который знает меня дольше и, как я полагал, лучше всех, давно ничего не замечает, - и не надо изображать героя, я же вижу, что тебе больно! – Начинает злиться Брендон, - А теперь ты собираешься гонять ночью после чуть ли не единственного за сезон дождя. Да тебя потом по кускам собрать не смогут, если на такой скорости машину занесет! 

Я скрещиваю руки на груди: меня начинает раздражать вся эта ситуация. Он ведет себя как обеспокоенная мамаша из-за какого-то пустяка. Что такого ужасного в том, что мы с друзьями собрались устроить вечером собственный маленький стрит-рэйсинг? Я даже пить не собираюсь, бутылку пива – максимум. 

- Прекрати, это просто смешно. Ну и что, что люди разбиваются? Это лишь дело случая.

- Вот именно! – Он срывается на крик, - А что если этот случай выпадет сегодня именно тебе?! Подожди хотя бы до завтра, пока не высохнет дорога. 

- Нет, - упрямо отвечаю я. 

Брендон в бессильной ярости сжимает кулаки.

- Знаешь что? Иди ты к черту, Росс! С меня хватит этого дерьма! Когда ж ты уже сдохнешь, чтобы все это, наконец, прекратилось?! Потому что венок на твою могилу мне обойдется гораздо дешевле, чем курс реабилитационной терапии! – Со всей силы хлопнув дверью, он вылетает на улицу.

Я, совершенно ошеломленный, стою посреди холла, невидяще глядя на только что захлопнувшуюся дверь и пытаясь переварить услышанное. Брендон ушел. Насовсем. Пожелал мне сдохнуть и ушел. Я отвернулся от входа и медленно направился в комнату. Между неплотно задернутыми шторами сквозь мое окно в темную комнату падали отсветы неоновых рекламных вывесок – неотъемлемой части ночных улиц Вегаса, - кто-то шумно рассмеялся, проходя мимо по тротуару, на стене едва слышно тикали часы. Странно, мне всегда казалось, что когда рухнет мой маленький мир, вместе с ним должен исчезнуть и весь остальной, огромный, а тут, - ничего. Никто даже не заметил. В такие моменты я особенно остро чувствую свое одиночество и ничтожность: словно маленькая песчинка на дне моря - всего лишь одна из миллионов, не больше.  

Я достал из мини-бара бутылку двенадцатилетнего виски и, открутив крышку и бросив ее тут же, на пол, сделал большой глоток прямо из горла. В голове - непривычно тихо и пусто, ни одной мысли. После пятого глотка мой взгляд рассеяно заскользил по привычным очертаниям комнаты, остановившись на небольшом белом пузырьке на прикроватной тумбочке, - то, что мне сейчас надо. Отключиться без сновидений на сутки, хоть на время отодвинуть необходимость разбираться с тем дерьмом, в которое я по собственной воле залез. Необходимость искать нужные, правильные слова для извинения и учиться выживать одному, теперь, когда Брендона рядом больше нет. Я сунул в рот пару покрытых желатиновой оболочкой капсул, запив их все тем же виски, затем, подумав, проглотил еще три, - они мне никогда толком не помогали, - и расслабленно откинулся на кровать, лениво наблюдая за медленным вращением потолка надо мной. Пытаясь избавиться от назойливого карнавала неоновых отсветов на потолке, я закрыл глаза. 

В реальность меня выдернули чьи-то руки, упорно тащившие меня в сторону ванной, и голос, в котором отчетливо слышались нотки паники:

- Ну, давай же, Райан! Просыпайся, пожалуйста, просыпайся же…  

Хлынувший на голову поток холодной воды заставил меня резко вынырнуть из приятного, дурманящего тумана. Ури, бросив душ, тут же открыл мне рот и нажал двумя пальцами на корень языка, заставляя желудок вывернуться наизнанку.

- Брендон… - хрипло, вымучено простонал я. Он, продолжая бережно поддерживать мою голову своей рукой, сунул мне открытую бутылку с минералкой. 

- Сколько таблеток ты проглотил? – Его голос чуть дрогнул.

- Четыре или пять… точно не помню. Хотелось просто проспать пару дней, а уснуть никак не получалось, - попытался объяснить я.

Брендон судорожно выдохнул. 

- Кажется, это все. Даже оболочка разойтись не успела. 

Он заставляет меня прополоскать рот, накидывает на голову полотенце и растирает им мокрые волосы, пытаясь хоть немного подсушить их. Затем поднимает меня на ноги и, поддерживая рукой за талию, медленно, чуть пошатываясь под моим весом, ведет в сторону спальни. Я беспомощно цепляюсь длинными пальцами за рукав его рубашки, во все еще затуманенном разуме крутится всего одна мысль: он вернулся. Вопреки своим холодным, злым словам, он все-таки вернулся.  

Ури кое-как стягивает с кровати темно-синее покрывало и откидывает одеяло, прежде чем опустить меня на холодные простыни, затем неуклюже снимает мою влажную после душа футболку. Я моментально проваливаюсь в неглубокое полусонное-полубредовое состояние и скорее чувствую, чем вижу, как прогибается матрас, когда он садится на самый край постели. 

Спустя несколько минут ритм его дыхания меняется, превращаясь вдруг из размеренного, равномерного и рваное и неровное, и когда я открываю глаза, я жалею об этом в первую же секунду: Брендон по-прежнему сидит рядом, спрятав лицо в ладонях, его плечи мелко подрагивают. Теперь я знаю, как называется то, что появляется в его глазах каждый раз, когда мы оказываемся в подобной ситуации, - безысходность. 
 

I tear my heart open, I sew myself shut 
My weakness is that I care too much 
And our scars remind us that the past is real 
I tear my heart open just to feel.
 

В воздухе отчетливо пахнет ранней осенью, под ногами, ломаясь, тихо шуршат первые желтые листья, когда две пары ног, обутые в поношенные кроссовки, беззаботно наступаю на них. Мы с Брендоном неспеша бредем по центральному парку какого-то небольшого городка, в котором сегодня вечером у нас концерт. Сонную тишину в этот ранний час нарушает только звук наших шагов, вокруг – ни души. 

Дойдя до середины моста, протянувшегося через спокойную синюю гладь небольшой речки, Брендон останавливается и, оперевшись локтями на каменные перила, задумчиво смотрит вниз. 

- Как ты думаешь, сколько здесь метров?

- Не знаю, метров десять-пятнадцать, - пожимаю плечами я, - и глубина – метра три-четыре. А что?

Он поворачивается ко мне со странной, какой-то отчаянной улыбкой и шальным блеском в глазах, которые кажутся почти черными из-за расширившихся зрачков – словно он чем-то испуган или находится под действием наркотика. 

- Спорим, я прыгну? 

Я перевожу недоверчивый взгляд с Брендона на темную воду, затем снова на него. Пятнадцать метров - приличная высота для свободного падения. Тем более для того, кто из-за своей фобии отказывается кататься даже на колесе обозрения. 

- Не прыгнешь. Никто в здравом уме не прыгнет, черт знает, что там под водой и какое расстояние до дна. Кроме того, ты же жутко высоты боишься, - покачал головой я.

- Смотри! – Он быстро сунул мне в руки бумажник и телефон и одним прыжком перемахнул через искусно сделанную балюстраду. 

Мой крик, раздавшийся через долю секунды, полностью перекрыл звук удара о воду. 

- Брендон! – Я вцепился в перила так, что от напряжения побелели костяшки, перегибаясь через край и пытаясь отыскать взглядом темноволосую голову над поверхностью воды. Ничего. На долю секунды мне показалось, что сердце оборвалось, тяжелым камнем падая куда-то в район желудка, к горлу подкатил тугой ком, превращая каждый вдох в настоящую пытку. 

Еще три секунды. Ничего. Я бросил на каменную брусчатку под ногами то, что было у меня в руках, затем торопливо добавил к ним содержимое своих карманов и перелез через ограждение, когда тихий всплеск привлек мое внимание. Внизу, фыркая и отплевываясь, вынырнул Ури. 

- Брендон, – позвал я вдруг охрипшим голосом. 

- Я в порядке, слазь давай оттуда, - как ни в чем не бывало, отозвался он, неспеша подгребая к берегу. 

Кое-как перебравшись через перила, я дрожащими руками подобрал с мостовой наши вещи и на негнущихся ногах отправился навстречу Брендону. Меня трясло так сильно, что было сложно нормально двигаться, и тошнило так, что, казалось, сейчас вывернет. Едва в моем поле зрения показался знакомый силуэт, как я перешел на бег, оказавшись возле него в считанные секунды, сминая в объятии до хруста костей, прижимаясь носом к пахнущему тиной и речной водой виску. 

- Никогда, никогда больше не смей так делать, придурок, - моя одежда начала пропитываться влагой, но мне было абсолютно плевать. В голове все еще бешено стучала мысль, что я вот так просто, глупо мог его потерять, - Никогда в жизни, слышишь? У меня чуть сердце не разорвалось. Я же не смогу без тебя. 

- Ты именно так со мной поступаешь каждый раз, - тихо ответил Брендон. Я отстранился, глядя в темные, непривычно серьезные глаза, - Ты даже не представляешь, что со мной творится, когда ты в очередной раз, кажется, делаешь все возможное, чтобы покалечить себя. Как меня постоянно разрывает на части страх, что в этот раз я просто могу не успеть. 

- Я… я… прости, - осознание собственного эгоизма и чувство вины, пробужденное к жизни такими простыми словами, многотонным грузом вдруг опустилось на мои плечи. 

- Почему ты делаешь это с собой, Райан? Почему ты делаешь это со мной? – Мягко спросил он, осторожно, словно я сейчас рассыплюсь тысячей мелких осколков, касаясь моей щеки кончиками пальцев. Я тяжело сглотнул. 

- Я… очень боюсь тебя потерять. Больше, чем кого-либо. 

- И?.. – Я накрыл его ладонь своей, прижимая ее к щеке и закрывая глаза. 

- И где-то в глубине души я уверен, что ты никуда не исчезнешь, пока я буду давать тебе повод возвращаться. Что это единственный способ удержать тебя рядом, потому что иначе зачем я тебе такой нужен? Со своими вечными проблемами, ужасным характером и резкими перепадами настроения. Черт, да я бы сам от себя сбежал, если бы мог, - горько усмехнулся я.

- Сам ты придурок, Росс, – вздохнул он. Его вторая рука скользнула вокруг моей талии, заставляя снова почувствовать тепло его тела даже сквозь два слоя мокрой ткани, - разве отрекаются, любя?

- Отрекаются. От меня уже отрекались, - пробормотал я ему в шею.

- Значит, это была не любовь, - твердо ответил он, - те, кто действительно любят, не отрекаются. Даже если их это в могилу сведет, - мрачно добавил Брендон. 

- Правда в том, что я не знаю, как это контролировать, - тихо признался я, - возможно, я сам уже не могу с этим справиться. 

- Мы с этим справимся. Вдвоем. - Он ободряюще погладил меня по спине, - А если сами не разберемся, найдем самого лучшего специалиста. Если хочешь, я даже запишусь с тобой, скажу, что меня, например, мучает бессонница или кошмары. Или что мне постоянно снится мой лучший друг в обнаженном виде, и я никак не пойму, к чему бы это? – Усмехнулся он. Я поднял на него любопытный взгляд.

- Правда, снится?

- Правда, - кивнул Брендон.

Вместо ответа я медленно наклонился вперед, осторожно прикасаясь к мягким губам своими, получая в обмен столь же нежный, почти целомудренный поцелуй. 

- Пойдем домой, - негромко сказал он, беря меня за руку, - Вымоемся, переоденемся во что-нибудь сухое и начнем новую жизнь. 

Я, глядя на наши переплетенные пальцы, просто кивнул. 

Я разорвал свое сердце, я сшил себя по кускам,
Моя слабость в том, что я слишком сильно забочусь,
И наши шрамы напоминают нам, что прошлое реально,
Я разорвал свое сердце, просто чтобы почувствовать.