С гипсом сложно печатать поэтому - просто песня которая щас всё переда1т

С тяжким грузом и с хрустом в суставах день
наползает на Ватикан,
отражая небо в гнилой воде
где купается снег-баклан.
Я несу свой груз – свинец и уран –
он под кожу мне тычет нож.
Нависает грязный щелочной туман
и кислотный крошится дождь.

Я забыл, как сахар по языку
растекается сладким льдом,
я забыл как соленые ветры жгут
обливая солью лицо,
я забыл как зимний кислотный дождь,
щелочной туман бередя,
очищает мир... Ты стоишь и ждешь
под разбитой аркой меня.

Ждешь пока приду я блестя стеклом,
и умерю свой нервный тик;
и как будто бы всем обломам в облом
не запнется пьяный язык,
говоря: «Ну вот я к твоим ногам
брошу свой постылый костыль!»
Упадет костыль приминая хлам,
сигаретных пачек кресты.

И хромой ногой загребая грязь,
загребая мусор и снег,
я пойду гулять за тобой держась
словно в наркотическом сне,
и твой русый локон духами полон
поведет меня за собой.
Изменяя форму туман щелочной
за моей сомкнется спиной...

Кто увидит – пусть не протрет глаза,
как портянкой, грязным платком,
все равно ему будет, что сказать
безнадежно беззубым ртом.
Каждый день цепями звенят, скоты,
поломать кому-то костей...
Щелочной сомкнется над нами дым,
за спиной сомкнется моей.

Но все это – гон, да, все это ложь,
ты давно не помнишь меня,
и под аркой вообще никого не ждешь,
чешуею своей звеня.
Я иду, пиная труху и хлам,
дым тяну из трубы и плююсь;
нависает грязный щелочной туман
сокрывая ядреный груз.

И с тяжелым хрустом в суставах день
наползает на Ватикан,
отражая небо в гнилой воде
где купается снег-баклан.
Я несу свой груз – свинец и уран –
он под кожу мне тычет нож.
Нависает грязный щелочной туман...