[показать]
Ян Арлазоров не был ни Эдмундом Кином, ни Томазо Сальвини, ни актером Станиславского или Чехова. Но только Яну – актеру исключительного, редкого, миниатюрного амплуа – было по плечу спасти нынешний, вторичный, во многом повторяющийся театр. И когда он играл роль режиссера в спектакле «Шум за сценой» – это было именно так: он держал спектакль-скетч на себе. Ян не вытягивал спектакль (сама постановка была хороша), он просто его ярко расцвечивал и придавал спектаклю эстрадность, буффонный и авангардный юмор давно утраченного шоу задворок. Такого никто в то время не видел и не знал.

«Шум за сценой» - известный бродвейский скетч об артистических и человеческих страстях за кулисами, по ту сторону занавеса. Но разве вся наша жизнь не «по ту сторону занавеса»? И разве все мы не живем со всеми нашими чувствами – по ту сторону кулис? Именно это и показывал Ян Арлазоров – большие чувства маленьких людей на заднем дворе человечества. И, благодаря ему, эти чувства выходили на передний план.

Кирджали, бесспорно, прав, когда называет Арлазорова «артистом довольно редкого амплуа, «грустным клоуном» без маски и белил». Это точное сравнение и талантливое сравнение – и для самого Кирджали, и для самого Яна – его памяти. Нынешняя сцена не слишком интересная, большей частью фальшивая. И она, как никогда, нуждается именно в таких, как Ян. В мастерах тонкой и интеллигентной, а порой – наоборот – сермяжной и грубой миниатюры. Ян умел делать и то, и другое – и интеллигентное, и грубое: он был исключительным человеком всего этого мира в совокупности его, этого мира, разносоциальных страстей. Он создавал типы и типажи этих социумов. И мне довольно странно признавать при этом, что, создавая типы и типажи, сам Ян никогда не был маской. Это поистине удивительное явление в актерском мире. Клоун – без маски, типаж – без амплуа. Ян был редкостью даже в артистическом мире. Он был – Некто, пришедший из Ниоткуда и показавший нам нас самих.

А сегодня спасти театр может только малый жанр, жанр скетча, в котором Яну не было равных. И становится очень грустно. Потому что возникает мысль – а найдется ли второй такой Ян? Это ведь очень редкое амплуа – быть человеком-оркестром, человеком-темой. Обычно за плечом такого артиста стоит множество непрочитанных тем, которые угадывает и прочитывает сам зритель. За Яном так хорошо было прослеживать и угадывать. За его спиной нравилось думать. А теперь его нет. И нет больше театра-скетча, театра-темы. Вот такая беда.